О дочерях, о времени и о себе

Вспоминает Александра Цабель

Публикацию подготовила Елена ФЕДОРЕНКО

Александра Цабель

Александра Цабель, сестры Рябинкины, Евгений Стычкин. Все они - представители одной дружной семьи, одной театральной династии. Александра Сергеевна (в театре ее звали Аллой) Цабель была характерной танцовщицей Большого театра. Завершив сценические выступления, она служила заведующей балетной труппой родного театра. Поразительный факт: Александра Цабель за год до выпуска из училища талантливой старшей дочери Елены ушла из театра, чтобы не связывали успехи дочери с ее административным положением.

Многие годы Александра Сергеевна фиксировала все, что казалось ей интересным, даже сущие пустяки, связанные с жизнью семьи. Подробно записывала будничные заботы, переживания, радости, точно "упаковывала" по годам первые творческие успехи дочерей. Александра Сергеевна описывала эти эпизоды задолго до того счастливого времени, когда Елена и Ксения Рябинкины стали замечательными балеринами. Порою ее рукой водили сомнения и страдания - она сама отдала девочек в мир театра, слишком хорошо зная, сколь непросты его законы.

Основная работа над обработкой дневников и записей проходила в семидесятые годы. Александра Сергеевна перенесла тяжелый инфаркт, резко изменивший ее деятельный ритм жизни. Мемуары сложились в три части: записки матери о своих дочерях; "Воспоминания детства" посвящены годам Гражданской войны, какой она представлялась маленькой девочке, и "Лева" - почти романтическая история счастливой любви. Первая часть - "Сестры Рябинкины" уже издана.

Ксения Рябинкина

Как и любые мемуары, воспоминания Александры Цабель достаточно субъективны. Иначе и быть не может. Но несомненным является то, что написаны они любящим сердцем - страстно и нервно. И даже самые сухие строки дышат любовью и почтением, обидой и ревностью, преклонением и досадой. Этим они любопытны и драгоценны. Главной героиней выбранных для публикации фрагментов стала Елена Рябинкина. И это справедливо. Ведущей балерине Большого театра, а ныне педагогу Елене Рябинкиной было всего семнадцать лет, когда она станцевала главную партию в балете "Лебединое озеро" Большого театра. Подобный дебют - случай небывалый. Сегодня он стал легендой.

Несомненно, главным смыслом жизни Александры Цабель оказалась не собственная карьера в театре, а судьба дочерей, выросших в удивительной атмосфере добра и взаимопонимания. Замечательные страницы посвящены долгой и счастливой жизни Александры Сергеевны с Львом Александровичем Рябинкиным - выдающимся ученым-геофизиком, профессором, доктором технических наук. Все, кто общался с этой семьей, единодушно признают, что было в ровных отношениях и всепоглощающей любви, царивших в доме, что-то от старинного аристократизма. Удивительно, но дочки долгое время даже не предполагали, что их отец - выдающийся ученый с мировым именем, а дедушка - знаменитый врач. Такова была уникальная скромность этих веселых, мудрых и проницательных людей, не создававших культа служебного положения отца, матери, деда.

Те, кто будут внимательно читать книгу, заметят и повторы, и нестрогость литературного стиля. Но дочерям важно было сохранить дорогие интонации материнской речи. Так что стилистической правке рукопись не подвергалась умышленно. На первой странице титульного листа рукописи написано: "Посвящаю моим дочерям Елене и Ксане Рябинкиным и внуку Женечке". Александра Сергеевна не дожила до времени, когда Евгений Стычкин стал популярным актером театра и кино, но она распознала его талант одной из первых и верила в судьбу обожаемого внука. Жизнь показала, что интуиция бабушку не подвела.

Елена Рябинкина

Из предисловия

Я помню себя начиная с семилетнего возраста, когда в России произошла революция и наша жизнь резко изменилась. На смену пришла другая жизнь со всеми ее трудностями, лишениями и невзгодами... Став взрослой и похоронив своих родителей, я очень огорчалась, что так мало знаю о них. Ни их детства, ни их взрослых переживаний. Все исчезло вместе с ними, не оставив никакого следа.

Я начала записывать свои воспоминания, чтобы все, самое дорогое мне, не забывалось, а стало известным моим любимым дочерям и внуку.

Надеюсь, что читатели этих заметок отнесутся снисходительно к написанному мною и не станут пенять на то, что я, к сожалению, не обладаю писательским талантом.

Февральская революция

Это был страшный вечер, сразу изменивший всю нашу жизнь, - 27 февраля 1917 года. С утра к нам в окна доносились необычные звуки: шум бегающих людей, крики ликующей толпы, ржание коней, стрельба. Улыбающиеся лица нашей прислуги. И незнакомое слово - "революция".

Часов в семь вечера стрельба стала слышна совсем близко, так что в окнах дрожали стекла. Мы жили на Семеновской площади. Напротив нашего дома были казармы Семеновского Его Величества гвардейского полка. Семеновцы одни из первых присоединились к восставшим рабочим. Вторыми были солдаты первого железнодорожного гвардейского полка - тоже Его Величества, которым командовал мой отец. Их казармы размещались за нашим домом, занимая весь переулок.

Евгений Стычкин

Шум на улице все нарастал. Стреляли где-то совсем рядом. Отца не было дома. Мама, очень встревоженная, ходила по комнатам. Мне тогда было семь лет, а брату - десять. Вдруг мы услышали громкий стук в парадную дверь. Стучали прикладами.

"Барыня, надо открывать! - сказал наш денщик Никифор. - А то проломят дверь", - и побежал в переднюю. В открытую дверь ворвалась группа солдат. Все были вооружены винтовками. Первым вошел человек в кожаной куртке с револьвером, дуло которого он направил на маму.

"Чья это квартира?" - спросил он.

"Это квартира нашего командира полка", - ответил один из солдат.

"Не стрелять! - закричал кто-то из вбежавших в комнату. - Оставьте в покое его семью".

После этих слов все, как по команде, повернулись и ушли. Закрывая за ними дверь, Никифор сказал: "Вы бы уехали, барыня. Эти не застрелили, а через полчаса придут другие и запросто убьют. В доме уже несколько семейств офицеров расстреляли".

"Спасибо тебе, Никифор", - ответила мама. Она быстро одела меня и брата. Накинула себе на плечи платок, и мы втроем выбежали в палисадник, а затем - на темную Семеновскую площадь. Выстрелы раздавались повсюду. Строчил пулемет. Иногда вечернюю тьму освещали лучи яркого света прожектора.

Держась за руки, мы добрались до Царскосельского вокзала. По совсем темной и скользкой от дождя платформе дошли до поезда и влезли в совершенно пустой и неосвещенный вагон. Неожиданно раздался свисток, и поезд тронулся.

Пасха

Однажды, незадолго до революции, в году 1915 - 1916, всю нашу семью пригласили на Пасху в Царское Село. В первый же день мы отправились на торжественную службу в церковь. На правом клиросе расположился государь Николай II с государыней и своими детьми - четырьмя дочками и наследником. Вокруг них стояли придворные. Когда закончилась служба, начался обряд причастия. Все подходили к священнику, целовали ему руку, а он благословил каждого, давая выпить ложку сладкого красного вина, которое символизировало кровь Христа, как объяснила мне мама. Она же предупредила меня, чтобы я, выполняя этот ритуал, не вертелась и не смотрела по сторонам. Однако после того, как священник меня угостил и перекрестил, я повернулась направо и, увидев всю царскую семью, сделала им глубокий реверанс.

Николай II подошел ко мне, погладил по голове и спросил у стоявших рядом с ним свитских генералов: "Чья эта прелестная девочка?" Генералы что-то ему шепнули на ухо, а я вернулась на свое место. Мне тогда страшно попало за мою выходку.

На новом месте

В 1918 году наше семейство переехало в Москву. Тогдашняя Москва по сравнению с Петроградом показалась большой деревней. Кривые и узенькие улицы, на которых все дома были двухэтажными, редко попадались дома в три и четыре этажа. Большинство домов деревянной постройки были окружены небольшими палисадниками. Правда, за деревьями часто можно было увидеть красивые, украшенные кариатидами особняки с парадными окнами без форточек.

Никакого транспорта осенью восемнадцатого года в Москве не было. Проезжали лишь подводы, запряженные ломовыми лошадьми, и мелькали на легких черных пролетках извозчики. С улицы доносился цокот копыт и запах конского пота и помета. Люди ходили пешком, многие с рюкзаками на спине, в которых несли получаемую в пайках подмороженную сладкую картошку и лук.

Было в Москве много рынков. Некоторые располагались в центре города. Кроме палаток, стоящих рядами, в которых можно было купить готовое платье, изделия мануфактуры и галантереи, большую часть рынков занимала барахолка. Здесь продавалось все. Посуда - от самой дешевой до дорогих старинных сервизов; старая одежда; ковры; мука; бумажные, восковые, разноцветные цветы; леденцы - петушки на палочках; визжали "уйди-уйди" и всевозможная утварь. Продавцами на этой толкучке были или демобилизованные солдаты и инвалиды, без рук - без ног, или бывшие богатые люди, впавшие в нищету. Крестьяне торговали курами, кроликами, поросятами и другой живностью. Между ними бегали бойкие мальчишки с лотками папирос. В городе царила полная разруха, чувствовалась смерть старого строя, и еще ни в чем не проявлялась новая жизнь.

К свету

Когда начались занятия в школе, в одно из воскресений наш класс повели в Большой театр на утренний спектакль "Руслан и Людмила". Раньше я никогда в театре не была.

Впечатление, которое произвело на меня это представление, невозможно описать. Как удар молнии, разверзший темноту. Я вдруг увидела то, о чем даже не смела мечтать! Яркий свет, нарядные, хорошо одетые люди в зрительном зале! Услышала чудесную музыку и увидела сказочно-прекрасных героев. На сцене передо мной проносились изящные тоненькие девушки в прозрачных костюмах, которые "заманивали" Ратмира, их ножки в шелковых розовых туфельках, как мне казалось, едва касались пола. Все это так не вязалось с мрачной действительностью, в которой я жила каждый день, с нашей убогой комнатой и железной печкой-"буржуйкой", с вечными страданиями от холода, голода, дыма и темноты. Это был другой, прекрасный мир!

После посещения Большого театра несколько дней я ходила как во сне. Во что бы то ни стало, только туда - на сцену! Я хочу быть балериной! К свету! В это прекрасное, волшебное царство. С тех пор я больше ни о чем не могла думать. Я мечтала только о балете. Судьба мне улыбнулась. В нашей школе училась одна девочка, Люда Соловьева, она брала частные уроки у артистки балета Большого театра Евгении Дмитриевны Васильевой. Я попросила Люду отвести меня к Евгении Дмитриевне, чтобы она проверила меня и сказала, могу ли я заниматься балетом. Просмотрев меня, Евгения Дмитриевна нашла меня вполне способной и дала согласие обучать меня у себя дома и, что самое удивительное, даром. Мама была недовольна моим увлечением. Она считала, что путь артистки - трудный и зачастую унизительный. Однако я была в таком восторге, что переубедить меня мама даже не пыталась.

Итак, я стала учиться балету в частной студии Невельской. Она тоже согласилась учить меня бесплатно. Только мы с братом Вавой должны были возить ей через всю Москву на санях дрова. Такую плату за "бесплатное" обучение Невельская брала с меня ежемесячно. Осенью двадцать второго года, сдав экзамен, я была принята в балетную школу Большого театра. Впервые, после всех тяжестей моего детства, я была счастлива.

Часто по вечерам мы были заняты в спектаклях Большого театра. Танцевали птиц в опере "Снегурочка". Я изображала всегда Цаплю, так как была худая и высокая. Так и писалось в списке участвующих учениц: Цабель - Цапля. В этом танце птиц танцевали мы мало, больше ползали по земле и собирали леденцы, которые нам бросал суфлер из суфлерской будки. Иногда нас занимали в опере "Кармен". Мы любили в ней участвовать - там не надо было танцевать, а нужно было просто бегать, изображая маленьких оборвышей в толпе. Между выходами мы сидели в большой артистической уборной, дожидаясь, когда нас позовут на сцену.

Во время долгих ожиданий у нас было немало развлечений. Например, мы перестукивались со зрителями галерки, которые поднимались с улицы на свои места верхних ярусов. Зрители стучали нам в дверь, выходившую на лестницу, и спрашивали, скоро ли мы вырастем и станем известными балеринами. Проходя мимо нашей двери, они совали нам в замочную скважину конфеты, цветочки или просто записочки.

Среди моих подруг была Нора Радунская, которая училась со мной в одном классе по общеобразовательным предметам, а по балету на год опережала меня. Жила она с сестрами и матерью в Кривоарбатском переулке. На ее квартире мы и стали давать уроки модных тогда бальных танцев: фокстрота, вальса-бостона и танго. Учеников было много. Все знакомые, которые учились у нас, присылали своих друзей, мечтавших научиться танцам, которые тогда называли западными. Нора преподавала танец, а я была тапером. Обязательным предметом в балетной школе была игра на фортепиано. К тому времени я сумела выучить наизусть три танца и очень лихо "шпарила" их на рояле. Мы с Норой неплохо зарабатывали. Все, что получала, я, конечно, отдавала маме, и это было заметным подспорьем нашего семейного бюджета.

1948 год. Елка на Манежной

Как-то в предпраздничные дни, возвращаясь с дочкой Ленусей домой от бабушки и дедушки, мы сошли с трамвая и пошли через Красную площадь на станцию метро "Площадь Революции". Был канун Нового года, и на Манежной площади располагался большой базар со всевозможными елочными игрушками. Шел сильный снег. Уже смеркалось. Посреди базара стояла громадная елка, украшенная цветными игрушками. "Хочешь, купим для нашей елки стеклянные шары?" - предложила я. Ленуся с радостью согласилась. Мы подошли к одному из ларьков и стали выбирать игрушки.

Мы уже уходили, как елка вдруг осветилась огнями. Это было необыкновенно красивое зрелище: падающий снег ложился мягкими хлопьями на сверкающую, как в драгоценных камнях, елку. Леночка замерла от восторга. И не успела я оглянуться, как в одно мгновенье она вырвалась от меня и побежала к елке. Я бросилась за ней, чтобы не потерять ее в толпе. В своей меховой шубке и валенках, занесенная снегом, Леночка выглядела очень трогательной. Поддавшись восторгу, она начала танцевать. Когда наконец я ее поймала и насильно повела обратно, она посмотрела на меня с такой мольбой и сказала, как бы извиняясь за свою выходку: "Мамуля, я должна была для нее что-нибудь сделать!" - "Для кого?" - спросила я с удивлением. "Для елки", - ответила она. Затем, обернувшись к елке, она поклонилась ей до земли.

Ксане - пять лет

Прошло лето, и наступила зимняя жизнь в Телеграфном переулке. Начиная с пяти лет, Ксаночка стала бывать на спектаклях в Большом театре. Она видела балеты "Конек-Горбунок", "Спящая красавица", "Дон Кихот".

Как-то на спектакле "Дон Кихот" в антракте я взяла ее к себе за кулисы. Мы прошли с ней в артистические уборные, где перед ярко освещенными зеркалами гримировались и причесывались балерины. Потом я показала ей сцену, на которой в это время рабочие переставляли декорации к следующему акту. Одновременно осветители устанавливали свет, то погружая сцену в темноту, то ярко ее освещая. Оттуда мы прошли в фойе около сцены - комнату отдыха, где, как всегда в антрактах, царило шумное оживление. Одни артисты танцевали, репетируя перед большим зеркалом, другие, артисты миманса, одетые в старинные длинные платья и пышные парики, отдыхали в больших, обитых красным шелком креслах.

Большой театр за кулисами имеет свое особое очарование. Ярко освещенные коридоры, мягкие ковры, красивая старинная мебель и ни с чем не сравнимый, присущий только театру запах. Возбужденные актеры, портнихи, снующие по лестницам, утопающие с головой в ворохе костюмов, и среди всего этого - живые сказочные персонажи. Многие из них подходили к Ксаночке, разговаривали с ней, обнимали ее. И она никак не могла понять, где она находится. Все было так интересно, так необычно! Закулисный мир взволновал ее детское воображение и надолго остался в памяти.

Начиная с этого года, довольно часто я стала брать Ксану с собой в театр на те спектакли, в которых сама участвовала. Ксануля была необыкновенно общительной девочкой, и все ее любили и баловали.

От природы Ксана обладала отличной гибкостью. Артистки, чтобы позабавиться, начали учить ее гнуться, делать мостик, лягушку, шпагат. В скором времени Ксана стала легко выполнять все эти акробатические упражнения, чем приводила в восторг своих "учителей". Когда я уходила на сцену танцевать, она забиралась с ногами в большое мягкое кресло перед моим зеркалом и примеряла все имеющиеся в уборной украшения и парики. В шесть лет вопрос ее будущей профессии для нас был решен. Она говорила: "Только балериной! И только в Большом театре!"

Лена. Выпускной экзамен

Годовые и особенно выпускные экзамены в балетной школе всегда проходили торжественно. Леночкин выпускной экзамен был назначен раньше обычного, на апрель, потому, что в этом году балетная труппа Большого театра впервые уезжала на длительные гастроли в Америку. Руководителем поездки был назначен Л.М. Лавровский, он же был председателем государственной экзаменационной комиссии. Кроме Леонида Михайловича, в комиссию входили директор школы, несколько преподавателей старших классов и народные артисты: Г.С. Уланова, О.В.Лепешинская и другие. Присутствовали на экзамене и многие специально приглашенные руководители других музыкальных театров страны, а также начальство из Министерства культуры, представители прессы, фоторепортеры. Помимо официально приглашенных лиц, на экзамен, как правило, приходили артисты Большого театра, старшие ученики школы и все преподаватели. Словом, собиралось множество людей.

Я очень любила бывать в школе на экзаменах и ходила на них ежегодно. На этот раз, как всегда в 10 часов утра, экзамен начали мальчики - ученики А.М. Руденко. Я не очень волновалась. Была уверена, что Леночка всем понравится. Она же превзошла все мои ожидания. С первого момента, когда в 11 часов выпускницы, нарядно одетые в бледно-розовые шифоновые хитоны, гуськом входили в класс, я услышала шепот среди присутствующих: "Где Рябинкина?" Оглянувшись, я поняла, что весь зал смотрел только на Лену, искали ее, так как она в то время уже была знаменитостью и многие пришли лишь из-за нее.

Леночка была очень хороша в адажио и во всех движениях на "середине", но с особым блеском она показалась в прыжках и на пальцах в пируэтах. Ее туры и шене были настолько виртуозными, что против всех правил каждое ее выступление сопровождалось аплодисментами.

Но больше всего были поражены присутствующие, когда на экзамене по характерному танцу Леночка в паре с Александром Лавренюком блестяще исполнила испанские и венгерские танцы. Характерный класс выпускников вела солистка балета Большого театра Тамара Степановна Ткаченко. Она сумела привить своим ученикам любовь к характерным танцам, даже таким классичкам, как Леночка. Впоследствии Лене очень пригодились эти уроки в таких балетах, как "Дон Кихот", "Раймонда", и других.

После окончания экзамена мои друзья, присутствовавшие в зале, бросились меня поздравлять. Я была счастлива. Через несколько дней мы узнали, что во время обсуждения выпускного экзамена Лавровский отдал распоряжение немедленно начать подготовку Елены Рябинкиной к дебюту в заглавной партии Одетты и Одиллии в спектакле "Лебединое озеро". Он хотел, чтобы Леночка дебютировала через два месяца, в то время когда балетная труппа будет находиться на гастролях в Америке.

Временно замещающим Лавровского в Москве был назначен Сергей Гаврилович Корень. Он быстро принялся за дело. К Леночке прикрепили партнера Леонида Жданова, и она начала ежедневно репетировать в залах театра с Елизаветой Павловной Гердт. Фактически до выпуска спектакля оставалось всего полтора месяца. Никто в труппе не верил, что за такой короткий срок можно выучить самый трудный балет, и большинство артистов считали, что эта "неудачная" выдумка Леонида Михайловича окончится "ничем".

То, что Лену прикрепили к Елизавете Павловне Гердт, было необычайной удачей. Лучшего репетитора и педагога Большого театра я в своей жизни не встречала. Кроме профессионального опыта, Елизавета Павловна еще отличалась тактичностью, интеллигентностью и вкусом. С таким замечательным человеком предстояло работать Елене Рябинкиной. С самого начала Елизавета Павловна и Сергей Гаврилович были увлечены работой с Леночкой. Они были уверены, что Рябинкина одолеет эту трудную партию.

Перед дебютом

7 июня 1959 года. Часов в 11 утра зазвонил телефон. Я подняла трубку. "Это ты, Аллочка? - сказал Лева, - у меня есть неприятные известия в связи с предстоящим выступлением Ленуси в "Лебедином озере". Мне сейчас на работу звонила врач Малинина из дедушкиной больницы, знаешь, которая увлекается балетом? Она вчера стояла в очереди за билетом в кассах Большого театра, и вокруг нее оказались эти девчонки, так называемые "хлопуши" - поклонницы одной из знаменитых балерин. Они совершенно откровенно, громко, так что слышали все стоявшие в очереди, договаривались устроить Леночке седьмого числа на ее дебюте "представление". Всячески ее оскорбляли, называя нахалкой и выскочкой, грозились ее проучить так, что она надолго запомнит. Я думаю, что не следует рассказывать Леночке об этом, но, может быть, нужно как-нибудь осторожно предупредить ее, чтобы она не испугалась, если действительно на спектакле будут какие-нибудь выходки. Я надеюсь, ты сумеешь это сделать?"

Полтора месяца репетиций, буквально каждый вечер, возвращаясь из театра, Лена начинала дома всю работу сначала. Она снимала туфли и в одних чулках, прямо на паркетном полу в нашем холле проходила всю свою роль с первого выхода. Я садилась напротив, и мы разбирали каждое движение, каждую позу, поворот головы, руки, направление взгляда. Старались найти нужное настроение, оправдать каждый жест, чтобы он был искренним, а не заученно-формальным. Леночке хотелось, чтобы ее Одетта была полна нежности и любви. Таким этот образ слышался ей в музыке Чайковского. Ей не нравилось, когда Одетта казалась холодной и безликой. Партия Одиллии была задумана нами как злая колдунья, глубоко убежденная в силе своих чар.

Дома на наших репетициях Лена была очень выразительна, но в театре во время репетиций, где она в основном добивалась преодоления технических трудностей, иногда замыкалась. Мне казалось тогда, что все наши домашние усилия пропадают зря. Тем не менее постепенно она привыкла каждое движение делать с чувством, и тогда танец становился нежным и вдохновенным. На репетициях в театре я подмечала все ее недостатки и промахи. Вечером я заставляла ее вспоминать и исправлять все то, что ей не удалось сделать утром. Так мы работали!

Вспоминаю сцену в кабинете директора школы в последних числах мая. После того, как мне сообщили, что дебют назначен на седьмое июня, зная, что Лена в эти же дни должна выступать на выпускных концертах, я пошла к директору, смутно надеясь, что, может быть, мне удастся уговорить руководителя перенести концерты. Я понимала, что не участвовать Лена не может. Это нарушило бы интересы школы. Лена должна была танцевать па де де из третьего акта "Лебединого озера", вальс Штрауса и новый номер на музыку Дворжака, специально поставленный Голейзовским для выпускного концерта.

Собравшись в кабинете директора, руководители балетного училища выслушали мою взволнованную речь. Они начали меня убеждать, к моему большому удивлению, что дебют в "Лебедином озере" нужно отменить!

Вечером того же дня я позвонила Кореню. Сергей Гаврилович меня успокоил. Он сказал, что дебют отменять не станет, а Леночке официально запрещает участвовать в школьных концертах накануне дебюта. "Для нее сейчас главное - это выступление в "Лебедином озере", которое должно решить ее положение в театре и ее судьбу", - закончил он. Я была благодарна Сергею Гавриловичу и понимала, что он прав, запрещая Лене накануне спектакля выступать на концерте. Однако, несмотря на его запрещение, мы с Левой решили пойти на компромисс. Мы дали школе согласие станцевать пятого июня один номер - премьеру "Мелодии" Дворжака в постановке Голейзовского. Совсем отказаться мы боялись. Очень обиделся бы Касьян Ярославич. Ведь зрители не увидели бы его новый номер.

Настал вечер 5 июня. Концерт в Зале имени Чайковского начался. Когда третьим номером объявили Лену, зал встретил ее горячими аплодисментами. В розовом свете, в розовом хитоне, она казалась прозрачной, неземной. Прелестный номер... Последний аккорд виолончели - и бурные аплодисменты.

7 июня 1959 года

Я пошла к началу спектакля. Театр был полон, чувствовалось праздничное напряжение. Публика была особая, балетоманы решили посмотреть дебют ученицы Рябинкиной.

Начался первый акт. Меня трясло, но я делала спокойное лицо и со всеми разговаривала. Когда появился Принц - Л.Жданов - вдруг с галерки раздались громкие аплодисменты. После первой вариации в па де труа с галерки снова послышались аплодисменты и крики "браво". Сидящие в артистической ложе понимающе переглянулись. "Представление начинается, - сказал пожилой актер С.Чудинов, - это все против Рябинкиной, - продолжал он, - для того, чтобы все имели успех, кроме нее". Первый акт, в котором Одетта не появляется, кончался под бурный рев галерки.

В антракте я была как во сне. Было ощущение, что меня с головой опустили в холодную воду и нечем дышать. Но вот опять все стихло, дирижер взял палочку. В ложу пришла и села дорогая Елизавета Павловна Гердт, которая так бережно и вдумчиво приготовила с Леной всю партию. "Как она?" - шепчу я Елизавете Павловне на ухо. "Ничего, молодцом, только молчит", - отвечает мне таким же шепотом Елизавета Павловна, а у самой лицо все в красных пятнах.

Чудесная музыка Чайковского, поплыли по озеру лебеди... выход Злого гения... "Боже мой, все, что есть хорошего, справедливого на земле, помоги ей, моей девочке, справиться. Я знаю, что она - талант, глубоко в это верю, но только бы не испугалась, не замкнулась в себе! Слушай музыку, моя родная, думай о Принце, люби его", - шепчу я про себя. Все кончено... ее выход... Она делает два шага, прыжок - она на середине сцены... В зале - гробовая тишина.

"Никто Лену не встретил, публика недоброжелательная", - думаю я. Смотрю на нее не отрываясь, и вдруг неожиданно совсем успокаиваюсь. Передо мною Одетта, царственная и в то же время лиричная и певучая. Танцует спокойно, красиво. Плавно сливаются с музыкой движения. Одетта видит только Принца, только он для нее существует. С галерки начинают кашлять, но она ничего не слышит - Лена во власти своего образа. Последние аккорды... - трудные пируэты выходят, финал адажио, последняя поза. Пауза, зал замер.

И вдруг, как налетевший шквал, буря аплодисментов, они нарастают. Я оглядываюсь, хлопают все. Дальше танцуют вариации шесть лебедей и три лебедя. Слышу крики с галерки "браво". "Значит, скандал продолжается", - проносится в мыслях. Но теперь я уже уверена, что Лена победит.

Начинается третий акт, проходят все характерные танцы. Мне кажется, что они никогда не кончатся. Но вот трубит гонг, и появляется Злой гений с дочерью Одиллией. Полное перевоплощение. Откуда такая уверенность, вера в свои чары, апломб!?

Лена так хороша! Вдруг слышу за своей спиной громкий шепот одной артистки: "Смотрите, она совершенно не волнуется, врожденное чувство нахальства". "Держись, моя маленькая, моя отважная", - думаю я. Адажио с Принцем проходит блестяще. Только бы хватило сил на вариацию. Скрещиваю пальцы (такая примета). Ногти до крови впиваются в ладонь... Конец вариации, последняя поза - "все хорошо". Теперь фуэте. Первый раз в жизни на сцене, 32 раза на уставшей, опухшей, больной ноге не выдержит! Елизавета Павловна, покрытая испариной, сидит рядом. Начало... На восемнадцатом немного потеряла корпус. Во мне все обрывается, недоделает, упадет, нет, снова собралась, выпрямилась, тридцать второй, заключительная поза. Буря аплодисментов. Еще круг! Ну, давай, родная, соберись! Это уже идет под сплошные аплодисменты. Конец! Одиллия манит Принца, она издевается над ним. Занавес. В зале овации.

Последний, четвертый акт смотрела совершенно спокойно. Принимала поздравления после окончания спектакля, и чувствовала себя измученной, но бесконечно счастливой.

Судьба Леночки была решена. Она сразу вышла на положение ведущей балерины Большого театра. Лето и осень 1959 года газеты и журналы пестрели Леночкиными фотографиями. Великолепная рецензия была напечатана в ноябре в журнале "Юность" - "Балерина семнадцати лет".

Младшая дочь

На второй год своей службы в Большом театре Ксаночка снялась в кинофильме "Сказка о царе Салтане" у режиссера А.Птушко в роли Царевны Лебеди. Съемки происходили летом, во время ее отпуска в театре, в городе Севастополе. Туда мы с ней ездили вместе, так как она была так молода, что я боялась отпускать ее одну. Через год в Москву приехал знаменитый индийский киноактер и режиссер Радж Капур. Он увидел на "Мосфильме" Ксанины фотографии в роли Царевны Лебеди и решил посмотреть ее на концерте. Он приехал в Концертный зал имени Чайковского, где Ксана с партнером Андреем Кондратовым танцевала номер, поставленный

А.Мессерером на музыку Дворжака. Раджу Капуру Ксана очень понравилась, и он пригласил ее сниматься в главной роли в своем фильме "Мое имя клоун". Ксана должна была лететь на съемки в Индию в город Бомбей, где у Раджа Капура находилась собственная киностудия.

Снимаясь в главной роли, в актерском дуэте с Раджем Капуром, Ксана была в Индии на положении кинозвезды. О ней писали индийские газеты и журналы. В Бомбее Ксана стала такой модной киноактрисой, что ее портреты "печатались" даже на предметах домашней утвари: чашках, термосах и т.д. В своей роли (Ксана играла актрису цирка) она продемонстрировала, сверх нашего ожидания, большие способности драматической актрисы. Сниматься впервые в такой ответственной роли было для нее интересно и трудно. Тем более что говорить ей надо было на хинди, для чего она выучила роль наизусть.

Когда фильм вышел на экраны, Ксаночка получила много отзывов и писем. Восхищались ею и индусы, и русские, когда фильм стал демонстрироваться в России. Одним словом, вокруг ее имени как актрисы кино шум был большой. Однако несмотря на успех и интерес к новой для нее работе, она не наслаждалась этим. Ей хотелось как можно скорее вернуться к балету, в Большой театр, снова встать к станку и до пота трудиться.

Ее педагогами-репетиторами в Большом были Римма Карельская и Майя Самохвалова. С ними Ксана подготовила ряд сольных партий: фею Лето в "Золушке", па де труа и Венгерскую невесту в "Лебедином озере", Индийскую куклу в "Щелкунчике", Табачницу в "Кармен-сюите", одну из двух виллис в "Жизели", Графиню Вишенку в "Чиполлино", Болеро в "Дон Кихоте", Жермон в "Гусарской балладе". Вспоминаются слова Касьяна Голейзовского о Ксане, которые были опубликованы в журнале "Театр": "Ее женственность, ее лиризм замечаешь даже тогда, когда она появляется в рядах кордебалета или в маленьких сольных партиях. Я с удовольствием работал с Ксаной над ее первым большим номером "Утешение" Листа. С простотой, строгостью и неземной поэтичностью танцует этот номер Рябинкина-младшая, похожая на эллинскую Хариту".

В 1973 году Ксаночка вышла замуж. Через два года у нее родился сын. Теперь, кроме любимой работы, появилась еще семья, которая заполняет все свободное время. Самым главным стала для нее любовь к мужу и к сыну. Ксана оказалась нежной женой и заботливой матерью. Малыш родился прелестный, и все мы горячо полюбили нашего Женечку.

Из послесловия

Я неразлучна с Большим театром более полувека и встречалась со многими артистами. С сожалением должна отметить, что нередко тщеславие и желание быть первыми становятся самыми важными жизненными целями. К счастью, мои дочери избежали этого. Меня несказанно радует, что, несмотря на желание "натравить" сестер друг на друга, никому не удалось их поссорить. Я не встречала в своей жизни сердец более любящих. Они всегда помогали и помогают друг другу и в театре, и в жизни.

Еще мне хочется сказать, что, несмотря на мучительный труд, подчас тяжелую атмосферу закулисной жизни, я не жалею, что поставила моих дорогих девочек на путь искусства. Многое в их жизни сложилось не совсем так, как мне бы хотелось. Тем не менее жизнь в балете всегда приносила и приносит им большую радость.

СЕМЬИ РОССИИ

• О дочерях, о времени и о себе
  Вспоминает Александра Цабель