МАКВАЛА КАСРАШВИЛИ: "Любовь я принесла в жертву профессии"

Беседу вела Лидия НОВИКОВА
Фото Игоря ЗАХАРКИНА ("Газета")

М.Касрашвили

"Она никогда не кричит о себе", - сказала мне о Маквале КАСРАШВИЛИ одна из ее коллег. Почти год я звонила Маквале Филимоновне в надежде на интервью, но каждый раз у нее возникали причины для переноса встречи. А мы уже знали друг друга. Знакомство произошло в доме Аллы Демидовой, куда Касрашвили приехала с их общим любимцем пекинесом Микки. Когда одна из актрис уезжает из Москвы, пес переселяется к другой. "У Маквалы - золотое сердце", - говорит Алла Сергеевна... Она и на самом деле не только превосходная певица, но и красивый человек.Год назад в жизни примадонны произошло неожиданное событие: она стала управляющей оперной труппой Большого. Мы беседуем в ее рабочем кабинете.

    

- Маквала Филимоновна, трудно было дать согласие занять эту должность?

- Когда наш директор Анатолий Геннадьевич Иксанов и музыкальный руководитель Александр Александрович Ведерников мне это предложили, я даже испугалась и воскликнула: "Но я хочу еще петь!" Они посмеялись и сказали: "Да пойте, сколько хотите". И пояснили, что как раз желали бы видеть на месте управляющего действующего певца...

    

- Видимо, они полагались на вашу деликатность, столь необходимую для жизни театрального коллектива. Сложно?

- Это очень ответственная работа. К каждому певцу нужен свой подход. Довольна, что не одна отвечаю за труппу, а вместе с Ведерниковым. Все решаем вместе. Но последнее слово за ним.

    

- Мне кажется, по природе своей вы адвокат, а не прокурор?

- Лия Могилевская, мой концертмейстер, действительно говорила, что мне надо было стать не певицей, а адвокатом, что я всех защищаю. Не могу огорчать человека. Сама знаю, как певцу больно слышать что-то отрицательное. Но мы все не видим и не слышим себя. Каждому нужен друг или педагог, который контролировал бы его.

    

- Борис Александрович Покровский говорил: чтобы быть хорошим певцом, мало иметь голос, нужна чистоплотность души, нужна совестливость...

- Спасибо, что вспомнили моего великого учителя. Преклоняюсь перед ним. Он воспитал меня как актрису. С ним я сделала Татьяну, Наташу Ростову, Полину в "Игроке". Это он дал мне спеть Тоску, хотя все были против, опасаясь, что я могу потерять свой голос на этой труднейшей партии. И я стала ее петь. Была застенчива и скованна, а он сумел раскрыть мое нутро.

    

- В Тбилисской консерватории вас услышал и пригласил на прослушивание в Большой театр Анатолий Орфенов. Он был тогда в той должности, которую сейчас вы сами занимаете. А вам удалось кого-то открыть и привести в Большой?

- Есть, конечно, певцы, которых я приметила и хотела, чтобы они пели у нас. Солистка Воронежского театра Ирина Макарова, например, уже работала на нашей сцене, и, думаю, не в последний раз.

    

- Перешел ли театр на контрактную систему?

- Делаем это постепенно. Все упирается в финансы. Но перед каждой постановкой устраиваем прослушивания певцов и заключаем с лучшими, откуда бы они ни приехали, контракты. В нашей последней премьере "Похождения повесы" Игоря Стравинского большинство исполнителей - приглашенные. Главную героиню Энн потрясающе поет солистка "Геликон-оперы" Елена Вознесенская. Спектакль прекрасно поставил и оформил Дмитрий Черняков. Дирижирует петербуржец Александр Титов. Эта постановка, уверена, - большая удача театра.

    

- Сколько солистов в оперной труппе?

- Шестьдесят шесть. Контрактная система стимулирует естественный отбор лучших. Мы думаем о том, чтобы творческие люди, соответствующие уровню Большого, в которых театр нуждается, получали хотя бы половину того, что артисты их уровня имеют на Западе.

    

- Какова средняя зарплата певца?

- Около трех тысяч рублей. Надеемся, она повысится в связи с решением Президента дать театру дотацию. За каждый спектакль мы получаем еще и гонорар. Максимальная ставка - 16 с половиной тысяч рублей, а минимальная - в десять раз меньше. Для Запада это мизер.

    

- Почему такой разный уровень спектаклей - с одного хочется сбежать, а на другом испытываешь наслаждение, правда, нечасто?

- Это зависит от совокупной культуры исполнителей - певческой, актерской, музыкальной... У нас замечательные певцы. Но, бывает, на сцену выходит совсем пустой артист - без вдохновения, без понимания образа, не умеющий даже костюм носить. И спектакль сразу рушится, хотя и сделан прекрасным режиссером. Он не зажигает, не происходит обмена энергетикой.

    

- Что произошло? Когда-то в Большом был и большой стиль...

- Я много езжу по миру и вижу, что уровень любого оперного театра то падает, то вновь поднимается. В Большом снижение уровня произошло, видимо, потому, что стало мало личностей. Одно время молодых брали, лишь бы они умели петь, и сразу выпускали на сцену. Но в опере одно пение мало что значит. Нужно создавать еще и образ. Но не могу с вами полностью согласиться. Большой стиль - это и наши последние работы: "Турандот", "Похождения повесы" и классические постановки, если в них заняты по-настоящему талантливые люди. Недавно мы с Ведерниковым пригласили знаменитого баса Паату Бурчуладзе спеть Бориса Годунова, и спектакль имел огромный успех. 14 июня у нас состоится творческий вечер этого выдающегося певца.

    

- Могли бы назвать имена молодых дарований?

- Пожалуйста. Екатерина Василенко, Ирина Самойлова, Лолита Семенина, Ольга Чернышева, Андрей Дунаев, Михаил Казаков, Николай Казанский, Вадим Лынковский...

    

- Владимир Атлантов рассказывал мне перед отъездом за границу, что на собрании кто-то бросил ему из зала, что он-де не ту ноту взял. Его это очень оскорбило. Но не ошибается только тот, кто не работает, не так ли?

- Атлантова просто обидели, что непозволительно. Даже гении ошибаются. Все мы живые люди. Каждый может неудачно сыграть или взять не ту ноту. Может поперхнуться, разволноваться, быть простуженным... Голос - инструмент тонкий. А спектакль всегда - эмоциональная нагрузка. В одном солист поет сорок минут, в другом - и полтора часа, а это как недельная работа у станка. Певцов надо холить и лелеять.

    

- А если они теряют форму?

- Надо разобраться, в чем дело. Но не ранить. Когда я пела в спектакле, Лия Могилевская всегда была рядом со мной за кулисами. Если что-то случалось не так, она сразу мне ничего не говорила, а только подбадривала: "Молодец, все хорошо". На следующий день, когда эмоции остынут, я спрашиваю ее, а что не так? И мы начинали разбирать, почему что-то не получилось, хотя для слушателя все прошло и незаметно. Так и я подхожу к коллегам.

    

- Маквала Филимоновна, ваша блестящая карьера может быть примером для молодых. Когда вы начали петь?

- В двенадцать лет знала уже многие оперные партии наизусть, и даже мужские. Жили мы в Кутаиси. Я слушала радио, по которому тогда чаще всего звучала классическая музыка, и пела вместе с исполнителями мелодии, которые мне нравились. Много позже поняла, что подражала Карузо, Ланца, Джильи, Анджапаридзе... Тогда же услышала "Золушку" Россини в исполнении Зары Долухановой и была потрясена красотой ее голоса... В тринадцать лет начала учиться в Кутаисском училище. Но за четыре года чуть не потеряла голос: пела в любом состоянии, даже простуженная, к тому же меня постоянно возили выступать на разных собраниях...

    

- Как оказались в Тбилисской консерватории?

- Моя подруга поступила туда в класс Веры Давыдовой. Я тоже поехала - меня приняли на подготовительное отделение. Но я мечтала о классе Давыдовой. Вера Александровна, узнав об этом, сказала: "Зачем она мне нужна - безголосая".

    

- Вы ее уговорили?

- Сидела у дверей ее квартиры и рыдала. Она сжалилась и взяла в свой класс. Через год голос вернулся. Я не только не пропустила ни одного своего урока, но и сидела на других, все впитывала в себя. Тогда появилась пластинка с записями Ренаты Тебальди. Выучила арию Баттерфляй, подражая выдающейся итальянке. Пришла и спела Давыдовой. Произошло чудо: голос, спрятанный глубоко, вдруг зазвучал легко, мягко и естественно...

    

- Как-то вы сказали, что не любите голубых ролей. Наверное, потому, что все искусство построено на страдании, а если оно есть, то есть что петь и что-то выражать?

- Конечно.

    

- Много сами страдали?

- Много. И с самого детства. У матери с отцом были сложные отношения. Отец любил женщин. Мне было семь лет, когда мама выгнала его. Помню, бежала за ним босиком по глубокому снегу... Он нас бросил и перестал помогать. Мама осталась с двумя детьми, работала до ночи, а на мне было все хозяйство. Она запрещала выходить из дома, разговаривать с мальчиками. Когда в тринадцать лет кто-то объяснился мне в любви, я его даже избила.

    

- Не сказалось ли суровое воспитание на вашей личной жизни?

- Сказалось. Ходила по Тбилиси с опущенной головой. Однако пришло время - и вспыхнула первая любовь. Но он не хотел, чтобы я пела. А с 5-го курса меня взяли в Большой.

    

- Как это случилось?

- Когда пришел вызов из Москвы, меня все собирали в дорогу. Мама дала цигейковую шубу, Давыдова - красивый теплый шарф. А с Важей Чачавой мы бегали по проспекту Руставели и искали мне сапоги, купили югославские... Со мной поехала сама Вера Александровна. На прослушивании я спела арии из "Богемы" и "Тоски". Через несколько минут мне сказали, что я зачислена в стажерскую группу Большого театра. Какое это было счастье!

    

- Ваша Тоска ради любви способна на все. А вы?

- Ради любви я не могла бросить профессию. Правда, в Москве скоро вышла замуж - влюбилась за неделю. У него было техническое образование, но он знал литературу, поэзию. Дарил прекрасные цветы. Все это длилось три месяца - и любовь угасла... В жизни я дважды любила очень сильно. Так Бог послал.

    

- Вы, как говорят в театре, никогда не просили никаких партий, не настаивали, чтобы на вас ставили спектакли. Это так?

- Если что-то мне надо, я могу попросить, например, сделать иной фасон костюма. Но ничего не требовала. Это верно.

    

- Но вы обратились однажды к министру культуры Демичеву?

- В 1975 году прошли гастроли Большого в Метрополитен, где я спела Татьяну. Рецензии были прекрасные. Через четыре года Мет приглашает меня петь Татьяну вместе с Юрием Мазуроком уже в их постановке. Контракт был подписан, как вдруг сообщают из Госконцерта, что театр не отпускает меня... Муж моей подруги знал помощника Демичева, и через него я и попала к министру. Тот меня выслушал и сказал: "Вы полетите". Я спела в Нью-Йорке и получила приглашение на следующий сезон... Интрига была в том, что одна наша ведущая певица хотела сама петь в Мет...

    

- В те годы зарубежные контракты имели всего пять солистов Большого - Елена Образцова, Владимир Атлантов, Юрий Мазурок, Евгений Нестеренко и вы. Где пели после Америки?

- В Ковент-Гарден, куда меня пригласили в 1980 году на партию Донны Анны в моцартовском "Дон Жуане". Пела ее в течение трех сезонов. А потом исполняла там Вителлию в опере Моцарта "Милосердие Тита". Критики писали, что это "моцартовская леди Макбет", называли меня моцартовской певицей.

    

- В Большом исполняли Моцарта?

- Пела Графиню Альмавиву в "Свадьбе Фигаро", когда была стажером. Костюмная роль, белый парик, кринолин. Меня никто не мог узнать. И первая статья обо мне появилась в газете Большого театра, где Галина Вишневская лестно высказалась о моем профессионализме.

    

- Отечественные же критики считают вас вердиевской певицей. Вы ведь поете не только Аиду, но и Амнерис?

- Впервые пела Аиду в Мюнхене в 1984 году, причем без оркестровой репетиции. Импресарио позвонил мне за четыре месяца до спектакля и спросил: "Аиду споете?" - я ответила "да". И выучила партию. В Мюнхене прошла ее с дирижером Нелло Санти. После спектакля он спросил: "Откуда вы взялись?"- "Из Москвы", - ответила я и добавила: "Маэстро, я впервые пою Аиду". "Что вы меня разыгрываете?" - возмутился он. Через год я открывала сезон "Аиды" в "Арена ди Верона". Так захотел Санти... Три года назад спела и Амнерис. Сначала в Нью-Джерси, а потом и в Москве.

    

- За годы карьеры вы поменяли репертуар и стали драматическим сопрано. Это сознательно?

- Конечно. Чем разнообразнее характеры, тем интереснее работать. Люблю партии из немецких опер - безвольную Хрисофемиду из штраусовской "Электры", ее я исполняла в Торонто, страстную Иродиаду из "Саломеи" того же Штрауса, а также властолюбивую Ортруду из вагнеровского "Лоэнгрина". Две последние пела с Гергиевым... Мне довелось работать с самыми выдающимися музыкантами мира. С Ростроповичем исполняла бриттеновский "Военный реквием", с Пендерецким 14-ю Симфонию Шостаковича...

    

- Вас ждут, знаю, в Японии вести мастер-классы. Поедете?

- Надеюсь. В августе буду работать в жюри III Международного конкурса Елены Образцовой в Петербурге, куда приедут такие знаменитости, как Джоан Сазерленд, Рената Скотто, Федора Барбьери, Ричард Бонинг... Там я тоже буду искать молодые голоса для Большого театра.

МУЗЫКА

• МАКВАЛА КАСРАШВИЛИ: "Любовь я принесла в жертву профессии"
• Вербовка новобранцев
  Рождественский и Постникова - Прокофьеву
• "Золото нартов" упало на морское дно
  Гастроли "Арвайдена"
• Улыбки для скрипки
  Крайнев пригласил Исакадзе
• Мило и непринужденно
  Азербайджанский балет на сцене Большого театра
• Слепой музыкант
  Новое имя с отличными рекомендациями