Балдинская весна

Реституция как следствие глобального потепления отношений между Россией и Германией

ПЕРЕМЕЩЕНИЕ КУЛЬТУРНЫХ ЦЕННОСТЕЙ

Анна МАРТОВИЦКАЯ

Избранные шедевры из коллекции Балдина

Судьба Бременской коллекции - одна из самых знаменитых, запутанных и долгих реституционных историй. О том, как офицер Советской Армии Виктор Балдин обнаружил и вывез летом 1945 года из Германии огромный чемодан с 362 рисунками великих художников (Тициан, Рембрандт, Дюрер, Рубенс, Делакруа, Коро, Мане, Ван Гог, Тулуз-Лотрек и многие другие), он сам рассказывал неоднократно и очень подробно. Ниже мы публикуем отрывки из его официального отчета "Как это было".

Избранные шедевры из коллекции Балдина

Между строчек читается драма человека: в 25 лет он волею случая столкнулся с величайшими шедеврами и посчитал себя обязанным спасти их. Несколько лет чемодан с рисунками из бременского Кунстхалле хранился под кроватью в его кабинете в Загорске, где Балдин работал реставратором, а в 1948 году передал всю коллекцию Музею архитектуры. В 1963 году он стал директором музея и проработал на этом посту 25 лет. Балдин вспоминал, что, когда его, только что назначенного директора, провели по запасникам музея и показали, в частности, рисунки из Кунстхалле, смотрители сказали: "Вот, какой-то чудак нам передал". Дрожащим голосом бывший офицер сообщил, что он и есть тот самый чудак... Четверть века он управлял музеем и все это время мечтал "легализовать" собрание, подарить рисункам новую жизнь - полноценную реставрацию, выставки и изучение специалистами. Однако тайна "трофейного искусства" надежно охранялась, и Балдину пришел на ум единственно возможный вариант - вернуть рисунки в Бремен. С начала семидесятых реставратор писал Брежневу, потом Лигачеву, потом Горбачеву, но все его обращения оставались без ответа. В мае 1990 года Балдину предложили рассказать свою историю по телевидению, а чуть позже газета "Правда" напечатала статью о судьбе коллекции, которую с тех пор стали называть еще и "балдинской". Статья заканчивалась словами: "В настоящее время рассматривается вопрос о возвращении коллекции", - которые широко растиражировали ведущие газеты Европы. Город Бремен сделал Балдина своим почетным гражданином, но вот до прощальной выставки рисунков в России и церемонии официальной передачи их Германии Виктор Иванович не дожил. Правда, в 1993 году он стал свидетелем того, как некий бывший офицер Советской Армии тайно передал в Посольство ФРГ в Москве неизвестно откуда всплывшие сто рисунков из Бременского собрания. Ни немецкая, ни российская стороны до сих пор не знают имени этого офицера, но, например, Николай Губенко уверен, что это был сам Балдин, отчаявшийся добиться официальной реституции. Тогда случился громкий скандал, и рисунки более семи лет хранились на территории посольства, не имея правовых оснований ни для возвращения в московский музей, ни для переправки в Германию.

Избранные шедевры из коллекции Балдина

В 1991 году балдинская коллекция была передана из Музея Щусева на баланс Минкультуры СССР, во главе которого тогда стоял Николай Губенко. Через два месяца его приказом рисунки из бременского Кунстхалле были направлены на хранение в Государственный Эрмитаж. Там же их впервые показали на выставке. Издательство "Культура", которое тогда возглавлял Михаил Швыдкой, выпустило роскошный каталог, заканчивающийся уверением, что вопрос о возврате коллекции Германии уже решен положительно. Но на самом деле деловое обсуждение этого вопроса было инициировано описанным скандалом с Посольством ФРГ.

В течение 1993 года судьба балдинской коллекции неоднократно рассматривалась на заседаниях Государственной комиссии по реституции. К этим обсуждениям активно привлекались представители Бремена, и наконец было составлено официальное "Заявление о намерениях", подписанное председателем Художественного общества г. Бремена и сенатором по делам культуры и интеграции иностранцев Свободного Ганзейского города Бремена. В этом документе читаем: "Художественное общество Бремена изъявляет готовность передать Российской Федерации в знак благодарности за хранение и возвращение Бременской коллекции в качестве однократного дара произведения искусства из своего собрания, о числе которых должна быть достигнута договоренность, для пополнения российских собраний..."

Избранные шедевры из коллекции Балдина

Казалось, стороны договорились полюбовно и им оставалось только условиться о сроках и масштабах предстоящего "культурного обмена". Но решения одной комиссии было мало - требовался полноценный закон, ведь всем было понятно, что возвращение Бременской коллекции не закроет, а, наоборот, откроет тему реституции, сделает ее поводом для нескончаемых претензий иностранных государств на то, что мы давно привыкли считать своим достоянием. Госдума объявила мораторий на принятие любых решений, касающихся перемещенных ценностей. Потом депутаты долго разрабатывали и принимали закон об этих ценностях, потом на принятый Думой вариант не раз накладывал вето президент Ельцин. Теперь это вполне действующий законодательный акт, однако выяснилось, что судьбу Бременской коллекции в пользу Германии он вряд ли может решить. Во-первых, закон предусматривает обязательную компенсацию за возвращенные ценности, во-вторых, в нем сказано, что экспонаты, находившиеся более десяти лет в открытом и добросовестном хранении, считаются собственностью Российской Федерации и возвращению не подлежат. Тогда, в 1998-м, такое положение дел устроило всех (кроме Германии, конечно, которая, как известно, не признает наш закон о перемещенных культурных ценностях), но реституция - проблема слишком политизированная, чтобы быть решенной раз и навсегда.

Отношения России и Германии теплели от саммита к саммиту, пока наконец не вылились в полноценное политико-экономическое партнерство и двухгодичный обмен достижениями в области культуры. Сейчас проходит масштабная акция - Год России в Германии, а в 2004-м с не меньшим размахом будет проведен Год Германии в России. Каждая страна стремится показать себя с лучшей стороны: на гастроли направляются самые известные коллективы и художники, а гостей встречают по высшему разряду. Думается, в этом параде взаимной любезности и искренней любви просто не могли не вспомнить о Бременской коллекции.

И вспомнили. А вспомнив, решили действовать быстро и тихо. 25 февраля Министерство культуры РФ издало приказ об исключении спасенных Балдиным рисунков из Музейного фонда РФ и учетной документации Государственного Эрмитажа. Михаил Пиотровский, мягко говоря, растерялся, но был вынужден подчиниться приказу. Бременская коллекция - это и его детище тоже, ведь одиннадцать лет назад Михаил Борисович дебютировал в роли директора Эрмитажа именно решением о ее показе и все эти годы гордился тем, что его музей не только первым в нашей стране сформулировал принцип гласности в перемещенном искусстве, но и неоднократно подтвердил его верность практикой... А теперь коллекцию спешно извлекли из запасников, "выписали", упаковали и отправили в Москву. На своей пресс-конференции Михаил Швыдкой не один раз повторил, что рисунки хранятся в надежном месте, которое во избежание ненужного ажиотажа не будет названо. Правда, теперь уже известно, что "надежным местом" оказалось РОСИЗО.

А как же закон о реституции, спросите вы. Оказывается, он здесь совершенно ни при чем. Четыре года назад Конституционный суд РФ постановил: незаконно вывезенные во время войны ценности регулируются не законом о перемещенных ценностях, а Гражданским кодексом и Законом "О вывозе и ввозе культурных ценностей". Тщательно взвесив все обстоятельства вывоза коллекции с территории Германии, юристы Министерства культуры пришли к выводу, что Балдин сделал это незаконно. Действительно, кто просил его подбирать рисунки с грязного пола, если его командир от них отмахнулся? Кто просил его волочь на себе тяжеленный чемодан и отдавать за Дюрера новенькие хромовые сапоги? Кто, наконец, просил его дарить коллекцию Музею архитектуры, когда частные коллекционеры сулили ему за Рубенса золотые горы?

Следовательно, Балдин не был собственником коллекции; обнаружив рисунки, он обязан был передать их государству (в лице командования), а поскольку он этого не сделал, юридически собственником шедевров все эти годы оставался бременский музей (кстати, не государственный, а принадлежащий уже упоминавшемуся Художественному обществу). Итак, теперь советского офицера, известного реставратора и почетного гражданина города Бремена, Виктора Балдина официально признают мародером.

Применение Закона "О вывозе и ввозе" по отношению к коллекции такого уровня ценности и с такой громкой историей, как бременская, осуществляется впервые. Михаил Швыдкой утверждает, что все происходит юридически безупречно, подчеркивая при этом, что сам Балдин мог бы в судебном порядке утвердить себя в праве собственника вывезенных рисунков, но не сделал этого, а, наоборот, не раз заявлял о желании вернуть их законному владельцу. "Я не знаю, по каким причинам Николай Николаевич Губенко решил играть роль "честного частного детектива". Он сам себе режиссер и актер, пусть поступает как знает. Но не нужно вводить в заблуждение широкую общественность и Президента, - так начал свою пресс-конференцию министр культуры. - Нас всегда гипнотизируют цифры. Но то, что коллекция оценивается в 1,5 миллиарда долларов, мягко говоря, не соответствует действительности. Думаю, с известной осторожностью можно назвать цифру 50 миллионов долларов, а то и 30 миллионов. Надеюсь, все вы понимаете, что спасти этими деньгами наших бюджетников нельзя".

Можно было бы возразить министру, что о бюджетниках у нас вообще вспоминают мало, особенно накануне таких масштабных акций, как гастроли государственного значения или юбилей одной из столиц. Не скрою, смущает и то, что возвращение балдинской коллекции близко по времени к майскому открытию восстановленной Янтарной комнаты. Конечно, г-н Швыдкой эту параллельность отрицает, однако замечает вскользь, что "все вопросы о перемещенных ценностях решаются в широком контексте российско-германских отношений".

Очевидно, эти самые отношения сейчас волнуют Министерство культуры больше всего. На наш вопрос о том, что случится, если намеченную на 29 марта выставку возвращенных шедевров в Бремене придется отменить, министр честно ответил: "Мы будем вынуждены давать объяснения, почему мы нарушили свое слово. И это будет очень неприятно, особенно если учесть, что в Германии сейчас проходит Год российской культуры. Конечно, облако тени ляжет на наши отношения, и, думаю, только война в Ираке сможет все сгладить". Видимо, такая уж судьба у собрания Кунстхалле: войны - холодные, горячие, бюрократические - не позволяют ей радовать зрителей ни одной страны.

"Как это было"

Документальный рассказ Виктора Балдина

... Когда гитлеровские войска напали на Советский Союз, я завершал учебу в Московском архитектурном институте. В то лето я находился на работах по реставрации уникальных памятников древнерусской архитектуры Троице-Сергиевой лавры в городе Загорске под Москвой. После маскировки золотых глав церквей и соборов, я был призван в Красную Армию и направлен на последний курс Военно-инженерной академии. И уже офицером инженерных войск начал фронтовой путь со страшного сражения на Курской дуге.

* * *

В 1945 году наша саперная часть действовала севернее Берлина в направлении Эберсвальде - Иохинсталь, Кравелин - Кириц - Гранзее - Альт-Руппин - Перлберг - Карлштадт и 5 мая вышла к реке Эльбе. Дальнейшее продвижение войск было приостановлено, и мы получили приказ расположиться лагерем в районе города Кириц (в 80 километрах севернее Берлина).

Мне было поручено выбрать место для дислокаций всей нашей инженерно-саперной бригады. Хорошо помню, как ясным майским утром я выехал с двумя сопровождающими в город Кириц. На северной окраине города наше внимание привлек большой лесной массив, мы поехали в сторону этого леса. Вскоре показалось огромное озеро. На его берегу стоял красивый дом с двумя флигелями; торжественная лестница террасами спускалась прямо к воде.

Пригласили хозяина. Вышел высокий седой господин с двумя женщинами средних лет -- это был граф Кенигсмарк. Я объяснил, что дом занимает воинский штаб. Графу будет предоставлена грузовая машина - он может взять все, что ему нужно, и его отвезут куда он пожелает. Глядя выше моей головы, граф что-то произнес, и одна из женщин быстро перевела: "Графу от русских ничего не надо". Все трое направились к выходу; женщины вели графа под руки.

В доме разместился штаб инженерно-саперной бригады, а линейные части расположились рядом в лесу - солдаты вырыли себе землянки, а для офицеров срубили домики. Так и прожили мы здесь почти два месяца в ожидании возвращения домой. Приказ пришел, как всегда, неожиданно, и мы спешно стали собираться к выступлению, назначенному на 6 июля. К вечеру последнего перед выступлением дня солдаты принесли мне весть, что в подвале дома, где располагался штаб, они видели ворох "каких-то рисунков". Дело в том, что всю войну я старался находить время рисовать. По просьбам однополчан делал их портреты, которые они в письмах отправляли домой, - фотоаппаратов у нас тогда не было. Поэтому они правильно рассудили, что известие о рисунках меня заинтересует.

* * *

Через пролом дверной закладки в полумраке небольшого сводчатого помещения я увидел груду одинаковых паспарту, видимо, сброшенных с наскоро сколоченных стеллажей, стоящих по периметру стен; по ним ходили, их разглядывали. Я поднял наугад несколько рисунков: золотым теснением на тяжелых картонах значились имена - Овербек, Рихтер, Слефогт, - которые тогда мне не были известны. Но далее увидел знакомые - Гвидо Рени, Тициан, Веронезе, затем Рембрандт, Рубенс, Ван Гог. А вот Альбрехт Дюрер - один, пять, десять, двадцать рисунков с его характерной монограммой из двух букв!

Захватило дух... Какие уникальные листы! Немедленно надо спасать! Выдворил всех и поставил своего человека у двери: "Никого не пускай!" А сам побежал к командиру бригады. В суматохе отъезда полковник едва выслушал мой взволнованный рассказ и отмахнулся: "Идите к начальнику штаба".

Начальника штаба я пытался убедить выделить хотя бы самую маленькую машину, чтобы спасти от гибели уникальные рисунки из темного подвала. Тот подумал, пыхнул кривой трубкой и почему-то поинтересовался, сколько мне лет. Узнав, что 25, многозначительно протянул: "А-а-а"... и подвел к окну. С верхнего этажа дома был хорошо виден весь двор, заставленный грузовыми машинами. "Видишь? 20 машин. Надо еще столько же, а их все еще нет. А тут ты со своими рисунками".

* * *

Рисунков было много. Сперва я выбирал известные имена, затем интересные сюжеты, а потом стал брать все подряд! Среди рисунков оказалась единственная картина на небольшой доске: спешившийся всадник с конем в характерном темном колорите масляной живописи. Наклейка на обороте - Гойя!

Было уже за полночь; догорала последняя свеча, а я не мог оторваться - срезал и срезал. А рано утром надо было выступать в дорогу. Пришлось оставить то, что казалось не столь ценным, но как можно было отсортировать? К тому же не оставляло предчувствие: то, что оставлю, - погибнет. На душе было тяжело...

* * *

Путь от Берлина до Бреста длиною в 1000 километров. Мы шли более месяца. И когда я бывал в ротах, случалось видеть у солдат наколотые на брезент рисунки из того подвала; чаще всего это были обнаженные женские фигуры. Тогда я говорил солдату: "Ты знаешь, что этот рисунок представляет музейную ценность? Его надо обязательно сохранить. А у тебя он пропадет. Что хочешь получить за него? Сколько?" В обмен шло все - и ремни, и часы, и планшетки, а порой и просто деньги - все, что я мог дать. Последним "приобретением" после долгих переговоров стала небольшая голова Христа кисти Дюрера, выполненная темперой на кипарисовой доске, - в обмен на только что сшитые хромовые сапоги. Так завершилось пополнение коллекции. Чемодан все время был со мной.

* * *

В собрании рисунков были представлены лучшие мастера почти всех стран Европы начиная с ХV века, воспроизведения многих сюжетов часто встречались в книгах по искусству. Здесь были рисунки итальянских мастеров - Фра Бартоломео, Тициана, Караваджо, Гвидо Рени, Сальватора Роза, Тьеполо, Веронезе, Бернини (84 листа); известные художники Франции - Грез, Коро, Делакруа, Роден, Мане, Давид (23 листа). Англию, Австрию, Испанию, Чехию, Богемию, Норвегию, Швейцарию представляли такие мастера, как Мурильо, Гойя, Даниэль Гран, Маульберч, Даль и другие (15 листов); среди голландцев были - Рубенс, Снайдерс, Хальс, Ван-Дейк, Рембрандт, Рейсдаль, Ван Гог (97 листов). Больше всего было, конечно, немцев - Дюрер, Гюнтер, Крюгер, Овербек, Рихтер, Буш, Слефогт, Кобелль и другие (145 листов).

Коллекция насчитывала 362 листа рисунков и акварелей и две небольшие картины кисти А.Дюрера и Ф.Гойи. При этом на 52 листах были рисунки и на обороте, порой такие же закопченные, как и с лицевой стороны. Таким образом, собрание состояло из 416 сюжетных рисунков. Почти на всех листах стояла круглая печать музея Кунстхалле г.Бремена.

ПЕРЕМЕЩЕНИЕ КУЛЬТУРНЫХ ЦЕННОСТЕЙ

• Балдинская весна
  Реституция как следствие глобального потепления отношений между Россией и Германией

МОНУМЕНТАЛЬНАЯ ПРОПАГАНДА

• Победоносец номер четыре
  Депутаты Мосгордумы рекомендовали святого считать символом государственности

КИНОРЫНОК

• АНДРЕЙ КИМ: "Льготы развратили наш кинематограф"