Пляска святого VIPa

"Ва-банк". Ленком

ТЕАТР

Наталия КАМИНСКАЯ
Фото Ирины КАЛЕДИНОЙ

А.Захарова - Тугина и А.Збруев - Прибытков в сцене из спектакля

Пьеса А.Н.Островского "Последняя жертва" освободилась у Марка Захарова от своего повествовательного названия. Вместо плавного, сентиментально-трагического сочетания подлежащего со сказуемым - короткий выстрел обстоятельства образа действия. Живем как? - Ва-банк. Ради этой прямой императивной мысли приносится в жертву канонический текст пьесы: переставляются местами, купируются, переписываются сцены и диалоги. Своя жертва и у главной героини пьесы Юлии Тугиной, которую, согласно оригиналу, трудно представить себе нехрупкой и небеззащитной. Однако в исполнении Александры Захаровой героиня именно такова. Да и не успевает она впасть в мерихлюндию. Темп, темп, темп! Бешеная смена эпизодов. Скороговорка диалогов. Суета персонажей - все толкаются в неимоверной тесноте сценического пространства, протискиваются в двери, присаживаются на край сиденья. Еще бы, когда немаленькая сцена Ленкома забита каретами, притом в несколько рядов. Автомобильная... пардон, каретная пробка так и не рассасывается до конца спектакля. Олег Шейнцис, давно прописываемый в программках как режиссер-сценограф, создает убийственную метафору сегодняшней жизни. Карет стало слишком много. Не важно, простых или инкрустированных, мало- или крупногабаритных. Важно, что все - при средствах передвижения. Зачем? Чтобы быстрее достичь цели. А потому как Москва не резиновая, эффект получается противоположный. Тотальное стояние в пробках. Отсутствие движения и воздуха - двух важнейших компонентов гармоничного существования. Единственная лирическая сцена между Дульчиным - Дмитрием Певцовым и любящей его Юлией происходит на крыше. Там, поверх кабинок, ступенек, ручек и окошек, есть еще квадрат неба и кислорода. Сцена, впрочем, сыграна по-быстрому. Некогда. Надо ехать... за деньгами. За заработанными, полученными в наследство, уворованными, добытыми путем вымогательства, посредством начисления процентов и т.д. и т.п. Поразительно, но факт: в самой трагической сцене пьесы, когда Тугина узнает, что Дульчин ее обокрал и обманул, чистому сантименту тоже отводится жесточайший регламент. Вот только что обмерла, пошатнулась, охнула, и уже - про деньги. Слишком быстро вспомнила, сердечная, что вместе с браком рухнуло и ее состояние.

"Последняя жертва" станет нынче в Москве репертуарным рекордсменом: МХТ им. Чехова, Ленком, а вскоре - Малый театр. Здесь, в отличие от многих других пристрастий театров к одной и той же пьесе, мотив объясним. Пьеса - не только о власти денег, но и о личности человека, имеющего их в избытке. Купец Прибытков - едва ли не первый у Островского денежный мешок, снабженный положительными человеческими качествами. Он способен не только покупать, но и любить. Его надежность обеспечена не только финансовым, но и человеческим капиталом. На этой радостной мысли строил свой мхатовский спектакль режиссер Юрий Еремин и свою роль - артист Олег Табаков. Александру Збруеву в этом образе тоже позволено быть сильным, надежным и любящим. Но вожделенной новой национальной идеи Захаров ему не отпускает. Збруев играет сдержанно, в нем горит какой-то сухой огонь. Однажды, в минуту первой надежды, этот огонь даже прорывается наружу, но - дурацким хлопком и дымом. То ли "радиатор" дорогой кареты задымился от стояния в очередной пробке, то ли сам герой заполыхал от желания, но все одно - вышло громко и коротко. Сильная игра Збруева строится на деловитой нежности, прикрытой цинизмом. Решил порадовать женщину искусством и заполучил оперную диву Патти прямо к ней в апартаменты. Вошел дядька в парике и платье (Александр Садо), спел два невнятных такта. "Дальше?" - спрашивает Тугина. "А дальше - примерно то же самое", - отвечает Флор Федулыч. Как в той байке про Паваротти: "Рабинович напел. Ничего особенного".

Сам Захаров в этом спектакле жестко освобождает себя от всяческих сантиментов. Пусть сочтут циником, пусть недосчитаются в пьесе слов и сцен. Так, милой дурище Ирине Лавровне - Олесе Железняк не дано сказать Дульчину замечательно актуальные слова Островского о том, что, не имея средств, нельзя жениться. Подобные откровения, согласно М.Захарову, тоже увяли в тотальной гонке неизвестно за чем. Москва проплывает за отрядом карет в виде далекой старинной ленты панорамы. Создается наивная иллюзия движения, которая никого не может обмануть. Ясно, что нам дано лицезреть не красоты Кремля или Дома Пашкова, а только лишь унылый кузов впереди стоящей кареты. Москва, скопище банков, ресторанов, казино и иномарок, плывет вдалеке, иногда подсвечиваясь дьявольским алым светом. А вблизи персонажи выскакивают из клетушек как черти из табакерок. То сильно беременная горничная, то востроносая сваха Глафира - Анна Якунина, то опасно спокойный Салай Салтаныч - Сергей Чонишвили, человек южный, окруженный свитой галдящих абреков.

Захаров и Шейнцис снова вводят в спектакль самоцитаты. Есть красное колесо кареты, крутанув которое, Дульчин кричит свое "ва-банк!" Колесо побольше было в "Мистификации", на нем тот же Певцов, только в роли Чичикова, был то ли распят, то ли колесован. Этот круг - чертов и ведет свою родословную еще от ленкомовских "Жестоких игр". В игре Певцова не стоит искать привычных для Дульчина порочных изломов. Перед нами супермен, разыгрывающий ва-банк сюжет своей жизни. Вообще-то по-настоящему сыграть Дульчина мог бы в ленкомовской труппе только Александр Абдулов, будь он сегодня в иной возрастной категории. Но это соображение - из серии досадных частностей, которых при желании можно в нынешней премьере насчитать и побольше. Однако у автора этих строк такого желания нет.

Марк Захаров по-прежнему остается режиссером редкостно зоркого социального взгляда и не менее редкого гражданского темперамента. Вновь, вслед за "Плачем палача", он, ради глубоко личного высказывания, кромсает драматургический оригинал. "Последнюю жертву" Островского в этой связи - жаль более, чем пьесы Ануя и Дюрренматта. Но, с другой стороны, Островский выдерживает вивисекцию с меньшими эстетическими потерями, ибо его природный иммунитет сильнее. "Последняя жертва" Марка Захарова - еще один "железный стих, облитый горечью и злостью", брошенный в зал. Нет, фирменный зрелищный стиль Ленкома по-прежнему цел. Однако переживаний знатной ленкомовской публики, измученной стоянием в автомобильных пробках, он разделять не желает.

ТЕАТР

• Пляска святого VIPa
  "Ва-банк". Ленком

ВЫСТАВКА

• Кавказский пасьянс
  В Историческом музее

КИНО

• Как жить вместе. В деталях
  "Удаленный доступ" Светланы Проскуриной

МУЗЫКА

• Связующая мистика
  Завершился цикл концертов Геннадия Рождественского

ЮБИЛЕЙ

• Укротитель трех "К"