ОЛЕГ МИТЯЕВ: "Свой первый хит я написал на лекции по плаванию"

Беседу вела Наталья БОБРОВА
Фото Ирины КАЛЕДИНОЙ

О.Митяев

Если вы сидите в хорошей компании у костра или просто за праздничным столом и под рукой у вас гитара, рано или поздно, после третьей или пятой, вы неминуемо споете о том, "как здорово, что все мы здесь сегодня собрались". А также о том, что "лето - это маленькая жизнь". И о том, что "с добрым утром, любимая!". И вообще "давай с тобой поговорим!". Все эти и многие другие песни (их число уже перевалило за сотню) написал и озвучил для народа заслуженный артист России ОЛЕГ МИТЯЕВ.

    

- Вы сегодня считаетесь одним из самых успешных бардов. Или все-таки певцов? Или артистов? Сами кем себя считаете?

- Мне нравится никем себя не считать. И у меня есть такая возможность.

    

- Чем все-таки бард отличается от певца?

- Наверное, более широкое и современное понятие - это автор-исполнитель. Под эту категорию может попасть тот, кто пишет или музыку, или стихи, или и музыку, и стихи, и тот, кто сам поет. Это и рокеры, и шансон, и просто эстрадники, и, конечно же, барды. Мне всегда интересно наблюдать, куда меня относят. Куда отнесут - туда и ладно.

    

- Правда, что вы учились на актерском в ГИТИСе?

- Да. Причем вместе с Михаилом Евдокимовым, нынешним губернатором Алтая, с которым не раз выпивали.

    

- Почему же не пошли по актерскому пути?

- Актер - это абсолютно зависимая профессия. И все мои друзья-актеры, даже самые удачливые, мне завидуют по-черному. Потому что они постоянно ждут - вот придет режиссер и предложит. Будет ли это совпадать с их сущностью и желанием - еще вопрос. А у меня в руках авторучка, и я могу писать то, что хочу.

    

- На каких стихах вы росли?

- Дело в том, что в отличие от многих замечательных поэтов мне в детстве не очень повезло. У меня в принципе не было культурной среды. Не было в доме такого большого книжного шкафа. Ну похаживал я в библиотеку Челябинского трубопрокатного завода. Но не встретил в юности человека, который мне посоветовал бы, что читать. Поэтому читал все, что попадалось под руку. Не знаю, хорошо это или плохо. Ведь, с другой стороны, многие вещи я открываю для себя только сейчас - Гоголя, Чехова, многих других классиков. И рад, что впервые это читаю в зрелом возрасте, когда уже есть какой-то жизненный опыт, помогающий более правильно воспринять литературу.

    

- Ваши родители имели отношение к искусству?

- Нет, никакого. Я рос в Челябинске. Отец трудился на заводе, мама работала то прачкой, то поварихой. Единственный большой плюс - она всегда меня держала в строгости, отправляла в пионерские лагеря, турпоходы. И я всегда считал себя челябинским. И только недавно узнал, что отца завербовали на Челябинский трубопрокатный завод из Курской губернии в шестнадцать лет. А на Курской земле остались могилы предков. Знаете, до определенного возраста нас это не особенно волнует. А после сорока я понял, что хочу больше знать о своих корнях. Удивительно, раньше я об этом не задумывался, не спрашивал.

    

- Насколько ваши песни автобиографичны?

- "Ну, конечно". Это я сейчас пишу песню, так она начинается. Ну конечно, они сотканы из моих чувств и впечатлений. Но иногда сюжет абсолютно не имеет отношения к впечатлениям. Сюжет можно придумать, а впечатление каким-то облаком встраивается в него. Гораздо важнее, что эта эмоция настоящая, что ты прочувствовал настроение.

    

- Почему начали писать?

- Я не предполагал, что вообще буду писать песни. Об этом увлекательном занятии я узнал, только когда отслужил в армии после монтажного техникума. В 78-м году, на втором курсе Института физкультуры, я случайно, прогуливаясь по берегу Ильмень-озера, наткнулся на фестиваль самодеятельной песни. И был потрясен этой чудесной атмосферой, этими такими мне знакомыми и такими классными песнями и, конечно, людьми - определенного интеллектуального уровня. И плюс к этому природа. И я захотел на следующий год туда обязательно приехать. Но надо было приехать с чем-то. И на лекции по плаванию я написал песню "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались".

    

- Не думали тогда, что из первой же песни получится настоящий хит, который люди будут петь двадцать пять лет?

- Когда я ее писал, думал о том, что хорошо бы вот приехать на озеро и чтобы все эту песню пели. Наверное, это и называется "материализация мысли". Я же не знал такого слова "хит". Сейчас как-то хочется копнуть поглубже. В то же время я понимаю, что сочиняю песню, а не стихи. И соблюсти эту меру - глубину сиюминутного восприятия, как бы легкости музыки и весомости слова - довольно непросто. И я думаю, что не один я так мучаюсь. Просто у каждого разные представления о глубине и уровне.

    

- А у вас тогда не было внутреннего чувства протеста? Многие авторы-исполнители, по сути, были диссидентами в своей стране.

- Я благополучно рос в железобетонной социалистической среде Ленинского района города Челябинска. И я абсолютно дитя своего времени. Октябренок, пионер, комсомолец, коммунист. Мне даже в голову не приходило сомневаться. Я точно знал, что у нас скоро будет коммунизм. И все это так классно! Я даже писал сочинения на эту тему.

    

- На ваш взгляд, сохранились еще романтики в движении КСП?

- Конечно, сохранились. И надо обладать большой мудростью, чтобы быть романтиком, потому что жизненные правила как-то нас смяли. Вообще, я думаю, люди верующие - как раз романтики. Потому что они живут не сегодняшним днем. Они как раз думают о духовном, о высоком, и это очень сильно переплетается с "Алыми парусами" и со "Второй жизнью".

Но есть еще "лирики". И они, мне кажется, к сожалению, атеисты. Они очень любят эту жизнь, весь этот навоз и кровь, и запах озона, природу, и поэтому они ближе к палаткам и кострам - там все это гораздо острее. Но я думаю, что это чувство живет в каждом человеке. Просто на сегодняшний день прагматизм побеждает, потому что, видимо, Маркс прав - прежде всего человек должен есть, пить и одеваться. А потом уже сидеть у костра и петь песни.

    

- Кстати, о прагматизме. Это нормально, когда билеты на ваш концерт стоят от 1200 рублей, как было во МХАТе?

- А сколько на Маккартни у нас стоили?

    

- Еще дороже, но...

- Значительно дороже. Я себя не равняю с ним, но хочу сказать, что организаторы чувствуют, за какие деньги можно продать зал. И они стараются. Цены на билеты - в какой-то степени показатель популярности и востребованности артиста. А вообще, это не мое дело. Ценой на билеты занимаются организаторы концертов. Мне же интересно наблюдать, в какую ценовую нишу нас поместят.

Но что касается настоящих поклонников, не особо богатых - у них всегда есть возможность сходить в какой-нибудь кинотеатр или клуб не в центре города, где билеты не такие дорогие.

    

- В бардовском кафе "Гнездо глухаря" вход стоит триста рублей. Это что, для бардов-буржуа?

- Дело в том, что это кафе было хорошим началом. После него уже появилось довольно много бард-кафе по всей стране. И сейчас, к сожалению, алчность владельцев этого кафе губит все дело.

    

- Как вы реагируете на свои портреты, которыми вся Москва обклеена?

- Уже не так радостно, как раньше. Знаете, ко всему привыкаешь.

    

- Неужто нет желания понравиться?

- Главное - это понравиться себе. Нельзя сказать, что я пишу для себя. Но я - главный судья. Вообще, у любого человека, который что-то пишет, главным судьей является его вкус. Поэтому прежде всего, когда я что-то делаю и мне это очень нравится, у меня есть надежда, что это понравится и другим. Но я вполне допускаю, что кому-то это будет абсолютно безразлично, для кого-то - очень неглубоко, а для кого-то - недосягаемо.

    

- У вас так много концертов? Не устали еще?

- Если честно, устал. Но здесь как бы две стороны. Одна - надо радоваться, что столько работы есть. Когда-нибудь ее не будет.

Даже думаю как-нибудь "законсервировать" пару сотен концертов, чтобы, когда интерес к моей персоне схлынет, достать их и сказать: "А вот помните? Это я. И готов у вас выступить". С другой стороны, как сказал Андрей Макаревич, мы несем радость людям. Он, правда, видимо, с иронией сказал. Но в этом есть и сермяжная правда - потому что люди хотят нас слушать. Почему бы не доставить им удовольствие?

Но конечно же, борьба между сочинением и выступлениями идет постоянно. И сейчас, например, я довольно большой кусок времени выделил на то, чтобы сесть и писать, и читать. В этом смысле для меня пример - Михаил Жванецкий, который уезжает на все лето в Одессу и отказывается от всех заманчивых предложений.

    

- Вы много гастролируете, как-то выступали даже в Африке - неужели там кому-то интересны наши песни?

- Ну, конечно, я соглашаюсь на это ради экзотики. А как бы еще я попал в Южную Африку. Сейчас собираюсь съездить в Австралию. И такой же неохваченной для нас является пока Япония. Кстати, не все знают, что мои песни переведены на японский язык. Из них сделали танки и хокку. Это несколько строк, которые мне затем снова перевели на русский. И спрашивается, чего я писал так много? Например, такое хокку:

Все мы здесь.

Закатным отблеском

Пляшет костер меж сосен.

Здорово как! Или вот еще:

Надпись красивая смотрит

В окна любимой.

Периферия!

"Близко" к оригиналу получилось и такое хокку:

Снова гость у соседки.

Как назвать ее,

Чтобы не обидеть одинокую женщину?

    

- Почему у вас так много песен-посвящений?

- Видимо, это для меня серьезный источник впечатлений от замечательных людей.

    

- Вы имеете в виду в первую очередь Визбора и Окуджаву?

- Ну почему? Там есть и никому не известные фамилии людей, которым посвящены песни. Я в какой-то степени наблюдатель жизни. Так получается, что иногда какие-то горести-радости "срисовываются" с других людей, с тех, кто рядом. И не рядом. Рассказал шахтер из Норильска свою историю, и я так этим проникся, что написал песню. Но это должно быть что-то близкое мне. Тогда получится.

Вообще, я раньше мечтал писать новеллы. Роман Сергеевич Филиппов, наш преподаватель в ГИТИСе, нам неоднократно читал свои новеллы. И почему-то меня так согревала эта небольшая литературная зарисовка. Вот взять и даже не придумать, а может быть, пересказать. И что-то свое добавить. Вот такой литературный росчерк. Мне кажется, что иногда у меня с песней получаются как раз такие новеллы, которые могут кого-то взволновать.

    

- Вы были знакомы с Окуджавой. Что цените в нем больше всего?

- Если не касаться литературного таланта, который присутствовал в полной мере, прежде всего - гражданскую позицию. Булат Шалвович никогда не называл себя интеллигентом, но эта черта - говорить правду, даже если ему невыгодно - как раз присуща интеллигентному человеку.

    

- А кто в русском шансоне сегодня может стать с Окуджавой в один уровень?

- Я об уровне не говорил бы. Уровень у каждого слушателя свой. Это во многом зависит от интеллекта слушающего. Для кого-то и Бродский, и Окуджава просто недоступны для понимания. Поэтому для них эти фамилии ничего не значат. А в шансоне так все перепутано с блатняком, что-то наносное с настоящим, что там очень сложно разобраться. Вот Александр Яковлевич Розенбаум - и поэт, и музыкант, и композитор, и певец. Все это присутствует в таких небольших долях, которые, объединившись, дают уникальное явление - Александр Розенбаум. И большинство населения его принимает за своего. А скажем, Александр Мирзаян менее доступен людям, мы его меньше слышим, он меньше пишет, но он гораздо глубже в том, что он делает. И это его выбор. А у публики свой выбор, кого слушать.

    

- Кто же ваш слушатель?

- Он разный. Иногда очень даже неожиданный. Потому что среди моих поклонников вдруг обнаруживаются такие люди, что я даже и не предполагал: из правительства, заядлых алкоголиков, артистов, академиков.

    

- Вы пишете на заказ?

- Вот сейчас сижу и думаю: вот бы кто-нибудь песню мне заказал! Никто не заказывает! А спросите, почему мне так этого хочется?

    

- Потому что автомобиль светит?

- Нет! Автомобиль у меня уже есть. А дело в том, что заказ служит лишним поводом посадить себя за стол. Определенные временные рамки и тема как-то тебя дисциплинируют.

    

- Как вы пишете? Утром? Ночью? На озере? В поезде?

- Не знаю. Вдохновение приходит в самый неподходящий момент, когда писать тебе и некогда, и невозможно. Чаще ночью. С другой стороны, не встать и не записать что-то - это, конечно, преступление, потому что утром ты этого не вспомнишь.

    

- Вам не мешает то, что у вас нет музыкального образования?

- Дело не в музыкальном образовании, а в способностях. Можно и без образования на слух придумывать какие-то вещи более тонко, с полутонами. А так получается то, что получается.

    

- Тем не менее у вас очень много красивых, запоминающихся мелодий. И в то же время много грустных, меланхоличных песен. Это соответствует вашему характеру?

- Мне кажется, что они не грустные, а спокойные. Предполагающие какие-то размышления. У меня есть своя теория. Для того чтобы поднять людям настроение, нужно слушать грустные песни. Грустные песни вселяют в тебя радость.

    

- Вы никогда не испытывали "белой зависти" к успешным, "раскрученным" певцам или артистам эстрады?

- Да постоянно. Я, например, белейшей завистью завидую Михаилу Михайловичу Жванецкому. А что касается именно песен - у меня есть такой давно задуманный проект "Свои песни". Там собраны песни других авторов, которые я бы написал сам. Но они уже написаны - и мне остается их только спеть. А девизом этого альбома можно взять строчки Геннадия Васильева "Чтобы наши песни пели как свои".

    

- А почему вас не так часто можно увидеть в телевизоре?

- А потому что не стоит задача как можно чаще мелькать на телеэкране. Если бы она стояла, я бы знал, как ее выполнить. Как организовать это, проплатить, чтобы твое лицо мелькало очень часто. Но это мне абсолютно неинтересно. Мне понравилось, как сказал однажды Олег Газманов: "ХХI век - век пиара. Пиар в нашем веке заменяет человеку разум".

    

- Но вы тоже внесли свой вклад в развитие этого жанра. У вас просто вал промоушна - реклама, книги, диски, концерты.

- Это задача прежде всего тех людей, которые выпускают эту продукцию. Они заинтересованы в том, чтобы она хорошо продалась. А они получат свои деньги. Ну я этому не препятствую, потому что я с этого тоже получаю свой процент.

    

- Разумеется. А что губительно для творчества?

- Об этом давно сказано - суета.

    

- Поэтому вы удалились из города в Ватутинки?

- Не знаю. Хотя, конечно, природу очень люблю и мне уже не может прийти в голову возвращаться жить в город. Кстати, когда я приехал в Ватутинки, сразу стал писать о своей деревне. И одному соседу как-то напел, тот послушал, а затем говорит: тут у нас Матусовский тоже как-то вышел на берег речки и написал: "Речка движется и не движется, вся из лунного серебра..." Да, у нас там каждый квадратный сантиметр уже знаменит. И я поэтому следующую песню написал уже о другой деревне - Царском Селе.

    

- А что за проект, связанный с Пушкиным, который вы сейчас готовите?

- Альбом на его стихи. Это дело нескорое, потому что хотелось бы записать его очень хорошо. Часть песен уже написали Леонид Марголин, Андрей Крамаренко и другие не такие известные авторы. Я буду просить участвовать и Пахмутову, и Тухманова, и Тамару Гвердцители, и белорусских "Песняров", и Юлию Началову... Главная цель этого проекта - творческий результат, а не коммерческий. Старый альбом "По волнам моей памяти" служит для меня образцом и примером. Никому не известные тогда певцы спели замечательные песни на стихи Бодлера, Цветаевой, Ахматовой. И если сейчас послушать этот альбом - он звучит абсолютно современно. И пока для меня является "номером один".

    

- Что в нашей жизни вас удивляет больше всего?

- Все. Все, как Господь Бог все это замечательно придумал. И было бы как раз очень странно не удивляться самой жизни.

ПОД ЗАНАВЕС

• ОЛЕГ МИТЯЕВ: "Свой первый хит я написал на лекции по плаванию"
• Загляните в Книгу судеб
  Гороскоп с 9 по 15 декабря
• Человек родился