Охота. Пощады не будет

Большие премьеры Омской драмы

ТЕАТР

Александра ЛАВРОВА
Омск - Москва

Большая сцена Омской драмы после грандиозного ремонта открылась "Утиной охотой" Александра Вампилова в постановке Вячеслава Кокорина.

Кажется, должны быть непреодолимы "стилистические разногласия" между "скромными" пьесами Вампилова и пышным антуражем "имперского" здания Омского театра, сияющего золотом и хрусталем люстр, гранитом и мрамором ступеней, украшенного лепниной и красным бархатом... Но атмосфера Омской драмы по-человечески уникальна, и пышность столетнего здания становится не помехой, а подмогой.

Когда-то незалитованную пьесу Вампилова впервые в советской империи на свой страх и риск поставил в Рижском русском театре Аркадий Кац. Премьеру сыграли не на родной сцене, а именно здесь, в Омске. Дружба Каца с Омской драмой, кстати, продолжилась: режиссер неоднократно и успешно работал на ее сцене. Вячеслав Кокорин, ныне главный режиссер Екатеринбургского ТЮЗа, был в разное время главрежем и в Иркутске, и в Омске, куда приехали из Иркутска его ученики, в том числе нынешний исполнитель Зилова - Михаил Окунев. Теперь Кокорин вернулся в Омскую драму в качестве приглашенного режиссера. (Предыдущую его омскую постановку "Король умирает" Ионеско москвичи увидели на нынешней "Золотой Маске".)

Иркутского драматурга, погибшего молодым и вошедшего в легенды, одни считают прямым наследником Чехова, другие - бесповоротно устаревшим с его "провинциальными" сюжетами эпохи застоя.

Судя по спектаклю, Вампилов для Кокорина - не просто земляк и современник, но старший друг и товарищ по судьбе. В "Утиной охоте" действие из конца 60-х чуть смещено в 70-е, читается ностальгия по юности - жарким спорам и "пирушкам" на иркутских кухнях, вечному шуму сибирских сосен, чистоте морозного воздуха.

Пьеса начинается похмельным утром, когда Зилову в подарок приносят похоронный венок. Герой отматывает назад - не только вечер накануне, который не помнит, но и всю историю своих взаимоотношений с друзьями, сослуживцами, женой, любовницей. Пытаясь понять, кто и почему так зло подшутил над ним, он выставляет жесткий счет самому себе.

Обычно действие "Утиной охоты" распадается на ретроспективные сценки. Кокорин и Окунев сразу дают понять, что герой принял решение о самоубийстве, фактически умер, вот только забыл об этом. Зрители - свидетели воспоминаний, которые лишь для них имеют хронологическую последовательность. У героя же персонажи теснятся в сознании одновременно. Это подтверждают и многие мизансцены, и форма существования артистов - все персонажи, кроме Зилова, недовоплощены, часто говорят, глядя в зал, а не на собеседника, это образы, полупризраки, а не люди.

Музыка Игоря Есиповича - равнодушные к человеку диссонансы, плотно, без пауз, заполняющие действие, не дающие продохнуть.

Сценография Юрия Гальперина (он же автор костюмов, точно передающих атмосферу того времени) контрастирует с пышностью театрального зала, еще до начала действия создает ощущение нереальности. Площадка вытянута ввысь и вширь - "потолок" квартиры, как в известной песне Кукина, - кроны сосен. В воспаленно освещенном чреве холодильника - лишь бутылка водки. Жидкость плещется на донышке. Ровно на одну стопку. Еще одна визуальная цитата из другой культовой песни - Юрия Визбора про графа, которого ждут великие дела... Со стопкой водки из пустого холодильника Зилов движется по огромной сцене. У авансцены "вырыта" траншея. Герои часто ведут свои диалоги, спустившись в нее, особенно Зилов, и становится ясно, что это символическая "могила". На ее край Зилов кладет венок, ставит невыпитую стопку - многие он опрокинет в своих воспоминаниях, а эта останется напоминанием о поминках.

Михаил Окунев - артист тонкий, глубокий и обладающий мужским обаянием. Однако в омской постановке шутовство Зилова нивелировано. И одет несимпатично - широкие бесформенные штаны со штрипками, "бабская" кофта, пижонская "тирольская" шляпа советского образца. Ходит в одних носках... Понятно - на охоту человек собрался загодя, спал пьяный в одежде, только сапоги скинул. К тому же босой человек как будто ниже ростом. Особенно рядом с официантом Димой - Владимиром Майзингером, высоким, значительно немногословным, напоминающим робота.

Отсутствие обуви - еще один знак: застрелиться из охотничьего ружья можно только босиком. В спектакле есть ощущение беспросветности, превращающей человека, наделенного умом и талантом, в мертвеца.

Томительно длящееся действие резко переключается в реальное время лишь в последних сценах.

Стремительны сцены в кафе, куда Зилов созвал всех своих друзей и собутыльников перед началом охоты, ключевой диалог-дуэль с Димой об охоте, в котором официант предстает "хозяином леса", освобождающим от нравственных противоречий, искушающим не видеть жизни в живых существах, чтобы испытать наслаждение убийства.

Михаил Окунев в финальных сценах беспощадно демонстрирует малодушие, истерику, даже подлость и предательство Зилова, но и подлинную муку отчаяния, ужас осознания, что он - живой труп. Все связалось стремительно, почти мгновенно.

Как выстрел. Остается только сделать выстрел реальный.

* * *

Жанр "Фрекен Жюли" Стриндберга в постановке главного режиссера Омской драмы Евгения Марчелли определен как "Нечто с одним антрактом". Это, действительно, нечто - феерическое, странное. Зрителю не дают скучать ни минуты. С ним затевают игру, угощая кусочком настоящего, тут же зажаренного мяса, ему напоминают об условности происходящего: между действиями на площадку выходят любимые режиссером персонажи - клоуны с нарисованными лицами, которые поют, подражая голосу инструментов, и отбивают ритм отрезками пластиковых труб.

Текст шведского классика безжалостно сокращен, нет длинных монологов, выброшены почти все социальные и феминистские мотивы. Обнажен вечный треугольник невоплощаемой любви: мужчина и две женщины - желанная, но недоступная; необходимая, но не желанная.

Среда, созданная художником Игорем Капитановым: отделанный дешевым металлом пищеблок с длинной горизонталью стола по центру - в первом действии, огромная красно-черная кровать, вертикально поднятая к зрителю анфас, - во втором. Впрочем, в финале стол вернется на свое центральное место.

Зрителей встречают запах кухни, яркие пятна салата и помидоров на блюде.

Кристина - Инга Матис - нетороплива, спокойна, тонка, полупрозрачна. В ее облике - природное благородство, уверенность в себе, скрытая сила, которая, лишь иногда прорываясь наружу, оборачивается грубостью. Это у фрекен Жюли - Екатерины Потаповой внутренний жар, который нужно утолить в танце и любви. Волоокая Кристина самодостаточна, победительна, как трава, пробивающая камень.

Жан Владислава Пузырникова - прежде всего мужчина, обладающий сексуальной притягательностью и стремящийся подчинять. Он - и лакей, и сноб, действительно многому научившийся у господ, но не органичный в копировании их манер, и человек, знающий, что мир не ограничивается кухней Кристины и покоями графа. Все герои постоянно стремятся к чужому, их тянет друг к другу как магнитом и одновременно отталкивает. Жюли не может сойти с орбиты вечного кружения, как и Жан не может вырваться от Кристины.

Диалог Жана и Жюли после их близости происходит в кровати. Актеры "лежат" вертикально, сцена отыгрывается пластически скупо и изысканно. У зрителей создается иллюзия, что они наблюдают происходящее сверху. Взаимные оскорбления мужчины и женщины - своего рода игра. Главное - не желание уязвить, а потребность сказать правду и обрести выход. Ведь и лакей имеет право на выстраданную сказку. И в ее заведомой неосуществимости - подлинная драма.

И когда Жан неистово давит ногой коробку с птичкой (клетка заменена нарочито грубой картонной коробкой с прорезями), и когда он, не выдержав, бьет Кристину, у зала возникает смешанное чувство: ужаса перед хамом, который скоро разберется со своими хозяевами, и острой жалости к нему.

* * *

Две последние премьеры Омской драмы прочитываются как единое целое - как драма двух социальных антогонистов, интеллигента и лакея, с одинаково трагической судьбой.

ТЕАТР

• Охота. Пощады не будет
  Большие премьеры Омской драмы

БАЛЕТ

• Египетские вечера
  На Фестивале имени Рудольфа Нуреева

ДАЛЕКО ОТ МОСКВЫ

• Русское поместье Синьора Помидора

ОБРАЗОВАНИЕ

• ГРИГОРИЙ ПЕЙСАХОВИЧ: "Личные достижения ученика снимают его комплексы"