Судьба врача в революцию

"Доктор Живаго" на НТВ

СЕРИАЛ

Анастасия МАШКОВА

Кадр из фильма

Задача, которую обстоятельства поставили перед создателями новейшей экранизации "Доктора Живаго", относится, пожалуй, к тем, что воспринимаются не как препятствие или испытание, но как невероятная удача, даже благословение свыше. По сути, автору сценария Юрию Арабову, режиссеру Александру Прошкину, равно как и всем остальным создателям этой телевизионной версии, пришлось в открытую сражаться не с текстом романа, но с его разнообразными кинематографическими интерпретациями. Среди них и некогда нашумевший фильм Дэвида Лина (1965), и одноименный британский сериал (2003), и даже уже случившаяся в перестройку попытка экранизировать роман в свободной, поэтической форме (некая метабиография самого Бориса Леонидовича) от Андрея Некрасова, режиссера-эмигранта, работавшего, кстати, по заказу ВВС. То есть этот "Живаго" - первая стопроцентно отечественная экранизация, созданная после гигантского промоушна первоисточника, осуществленного за рубежами Отечества. По сути, в неравный бой с предыдущими экранизациями вступил лишь композитор Эдуард Артемьев, ибо если и есть абсолютное, пребывающее в вечности достижение голливудского "Живаго", то это, безусловно, музыка Мориса Жарра. И даже он, оказавшись в заранее проигрышной ситуации, сумел достойно выйти из неизбежного сравнения со шлягерной концепцией Жарра...

Киношлягера решили не делать. И это, в сущности, главная победа фильма Прошкина и Арабова. Арабов и Прошкин обращаются к тексту поверх чужих экранизаций. Сейчас, в эпоху чудовищной визуальной проницаемости, "злого гения изображений", это требует особого напряжения, изначальной цельности.

А еще необходимы безупречный человеческий такт и гражданская позиция - это достоинства, что до сих пор почитаемы в контексте отечественной культуры. И более того, очень важно, что ими отмечено произведение, обращенное к самой широкой, то есть телевизионной аудитории. Создателям новой версии такт не изменил, и против позиции Пастернака-гражданина они не погрешили. Хотя, опять-таки, это потребовало скромности, неброскости средств, отказа от поверхностных, "ярких" решений. Они будто бы чуть-чуть понизили авторскую интонацию, приглушили сверкание, красоту и блеск литературного текста, чтобы выиграть в главном, не сфальшивить.

В некоем невыразимом "остатке" пастернаковского шедевра - такое странное горько-сладкое ощущение: что бы там ни было, а жить стоит. Там, где трагически распадается жизнь, не складывается биография, неожиданно удается Судьба. Доверие судьбе, особенно чуткое проживание жизни, способность к живому чувству вопреки всему - это основной мотив творчества самого Пастернака, некая "врожденная идея" его личности. Собственно, нечто подобное, как мне кажется, стихийно получилось в контексте экранизации: следование ткани романа, без особых "спецэффектов", нажима на лирическую (шлягерно-кинороманную) часть повествования и породило несомненное обаяние проекта. Хотя, как всем уже давно кажется, российское кино в частности, да и мировое вообще вот это счастливое свойство проживать на экране человеческую, именно человеческую жизнь, а не некий "конструкт" потихонечку утрачивает. Сегодня многим кажется, что необходимы какие-то ударные "инъекции" натурализма, сверхсильных эмоций, дабы заставить зрителя поверить в добротность, "настоящесть" происходящего на экране.

Кстати, как тут не вспомнить, что, приехав в Москву, "великий и ужасный" Квентин Тарантино счел своим долгом посетить могилу писателя Пастернака? Хотя это тот самый случай, когда можно предположить, что первое знакомство с Пастернаком состоялось благодаря голливудской киноиндустрии.

Как известно, все экранизации имеют две противоположные аудитории: те, кто читал первоисточник, и те, кто его не читал. Ну, может быть, в общем и целом знаком с сюжетом, но в руки томика не брал. Для первой аудитории экранизация неизбежно становится предметом напряженного сопоставления собственных впечатлений и тех образов, что породили впечатления совсем другого человека.

Положим, Чулпан Хаматова - это "та самая Лара" или нет? Притом что для режиссера был важен момент экзотического, европейского происхождения Лары, урожденной Гишар, тот факт, что ее играет именно российская актриса, равно как и сам выбор режиссера, абсолютно верен, хотя Хаматова по статусу наверняка была первой, о ком вспомнили, когда зашла речь о Ларе. И определенное внешнее сходство взрослой Лары с Ольгой Ивинской тоже вполне правомерно, оно не нарочито и даже как будто бы непредумышленно. Лара - "вещь в себе", персонаж, связующий несколько линий романа с той же легкостью, с какой сама Лара объединила в своей биографии несколько мужчин. Ее итоговый выбор как будто бы коренится в обстоятельствах времени (союз с Живаго после брака с Антиповым - это заведомый риск, отложенная катастрофа), и тем не менее именно постепенное, из серии в серию, проживание актрисой всех этих обстоятельств внешней биографии героини многое изменило в образе. Это уже живая натура, особый женский тип, а не конструкция "роковой женщины", эдакий непременный элемент love story, движущий сюжет к развязке. А ее запутанные отношения с Комаровским (Олег Янковский) как раз-таки становятся куда понятнее, естественнее, чем в книге. И самое удивительное, что не просто понимаешь, почему эта женщина не смогла составить семейное счастье в высшей степени достойного Юрия Андреевича, почему она - парадоксальная "плохая хорошая мать" (как был "плохой хороший человек"), но и понимаешь также, почему Живаго, собственно, так трепетал при приближении Лары, почему он не смог, не решился отвоевать ее у судьбы.

Справился ли Меньшиков с ролью Живаго, или нет? Намекает ли нам очередной Антипов-Стрельников в исполнении Сергея Горобченко на Федора Раскольникова и Владимира Маяковского? (У литературоведов есть веские предположения на сей счет.) Если зритель обременен подобными знаниями, то ему, конечно, не позавидуешь: как раз вот это бесценное живое впечатление от романа уходит, однако внутренний сюжет, символичность любовных противопоставлений Антипова и Живаго на фоне Лары очевиднее. Зато зритель, не обремененный дипломом гуманитарного вуза, вероятно, доверится живому впечатлению. Вот Живаго - Меньшиков - это понятный, близкий многим, именно что живой. Меньшиков в этой роли сумел сыграть ровно то, что не получилось, вернее, лишь отчасти получилось у него в "Сибирском цирюльнике". Ранимость, взнервленность, трепетность... И хотелось бы, конечно, восторженно воскликнуть: ах, таких мужчин теперь не бывает... Однако и здесь большой объем экранного, телевизионного пространства дает актеру возможность вырастить образ, превратить юношу-поэта в сосредоточенного собирателя смысла жизни, показать внутренне взращивание его судьбы...

К сожалению, в фильме по сравнению с романом куда более силен эдакий "антисоветский пласт". Вот тут уже можно только посочувствовать тому зрителю, что книгу в руках не держал, боюсь, что подобный "неофит" по наивности может подумать, что и роман-то был по своим временам очень антисоветский и вся история с Нобелевской премией на идеологической фронде замешена. А в романе - свобода и сосредоточенность духа, не одна лишь политика. Но, конечно, так точно передать, что победила не революция, а само вещество жизни, сама суть российской действительности оказалась на стороне маргинальной вольницы, кроме Пастернака, не смог бы никто. Зато очень точно препарирован легендарный идеализм российской интеллигенции, ее неизбывная инфантильность. Юрий Арабов не раз давал повод поразиться его искушенности в психологической проблематике, не раз добивался успеха и режиссер Прошкин, когда в его картинах замысел двигала "мысль семейная", но в общей полифонии тем и сюжетов "Доктора..." они деликатно, отчетливо и мудро провели линию разрушающейся, распадающейся российской семьи, будь то история семьи Громеко или метания Лары Гишар. Это действительно типический случай "проблемной семьи": здесь, когда речь заходит о выживании, брак ровесников и связь со старшим поколением распадаются, хотя, казалось бы, именно семья и должна была бы всем помочь не только выжить физически, но именно сохраниться духовно. А все от мала до велика впадают в детство... И, вероятно, это главная победа Меньшикова: его герой в себе эту инфантильность медленно изживает, что прожито, передано актером на экране, как теперь принято говорить, "в полный рост".

Биографы Пастернака отмечают, что выбор профессии для главного героя его главного романа был реализацией его разнообразных заветных желаний. Попасть на войну, но никого не убивать. Понять революцию, но со стороны. Быть в состоянии помочь ближним. В сущности, доктор Живаго - это и есть главный выбор героя романа.

Придет время, и об этой версии будут рассуждать серьезные "веды". Историки, киноведы, литературоведы. Но пока стоит только поблагодарить обстоятельства, что состоялся и этот очень достойный проект в ряду многих экранизаций русской и советской классики. Это фильм не о легендах и архетипах, но о людях. И тот, кто, увы, по-прежнему "Пастернака не читал", но увидел его экранизацию, поймет, что "Доктор Живаго" - это также и очень простая история. Она могла бы начинаться так: "Жил-был доктор..." Только вот жил он в России и застал революцию.

СЕРИАЛ

• Судьба врача в революцию
  "Доктор Живаго" на НТВ

МУЗЫКА

• Тайны сэра Роджера
  Знаменитый английский дирижер выступил в БЗК

КИНО

• Сексапил по-пролетарски
  "Любовь и сигареты" Джона Туртурро

ВЫСТАВКА

• Из глубины саксонских руд
  Драгоценности Дрездена в Москве

ТЕАТР

• Дом, который построил Фокин

ЮБИЛЕЙ

• Открыватель звезд