Главная | Форум | Партнеры![]() ![]() |
|
КиноКартина![]() |
ГазетаКультура![]() |
МелоМания![]() |
МизанСцена![]() |
СуперОбложка![]() |
Акции![]() |
АртеФакт![]() |
Газета "Культура" |
|
№ 33 (7543) 24 - 30 августа 2006г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики |
![]() |
ТеатрАЛЕКСАНДР ГРИГОРЯН: "Зритель должен знать, с кем имеет дело"Беседу вела Ирина АЛПАТОВА
20 августа режиссеру и художественному руководителю Ереванского Русского драматического театра имени К.С.Станиславского Александру ГРИГОРЯНУ исполнилось 70 лет. Столь весомая дата, конечно же, располагает к подведению итогов, однако отнюдь не ставит творческой точки. Театром имени Станиславского Александр Самсонович руководит уже 41 год, то есть больше половины того срока, который насчитывает сама история этого коллектива, созданного в 1937 году. Впрочем, и до вступления в эту должность Александр Григорян, выпускник ЛГИТМИКа, немало поработал в российских периферийных театрах. В Смоленском - в качестве главного режиссера, и это был своеобразный рекорд - Григорян стал самым молодым главрежем в бывшем Советском Союзе. Но голос крови в результате привел его в Армению, где он живет и работает по сей день, не теряя связи с российским театром. Много ставит, в том числе в Москве и Петербурге. Его последний московский спектакль - "Лунное чудовище" Р.Калиноски в МХТ имени Чехова - стал весьма заметным событием в столичной театральной жизни.
- Александр Самсонович, 41 год руководства одним театром - это, конечно же, срок, заслуживающий уважения. Но сегодня во многих "продвинутых" коллективах подобный способ существования считается устаревшим и неэффективным. В моду входит так называемая "интендантская" система, когда худрук становится продюсером и занят приглашениями разных режиссеров. Существуют ли подобные тенденции в армянском театре? - Откровенно скажу, мне не нравится эта система. Такие разночтения внутри театра появляются - кто в лес, кто по дрова. Причем это вовсе не значит, что кто-то хорош, а кто-то плох. Просто спектакли, собранные под одной крышей, начинают противоречить друг другу с точки зрения театральной эстетики. И это наводит на мысль о всеядности руководителя театра. Да, собственно, так оно и есть. Притом дело здесь не в цензуре. Для меня, например, цензура - это явление внутреннее. Если художник во что-то свято верит, то вся его психотехника не позволит ему перейти тот рубеж, который он считает высшим театральным искусством. Это интендантство, к счастью, в лучших коллективах Армении, и в первую очередь в Академическом театре имени Сундукяна и Драматическом имени Капланяна, непозволительно. В театре, которым я руковожу, тоже. Да, мы постоянно приглашаем по два-три режиссера в год, наших, армянских, или российских. Но все это, я не буду скрывать, контролируется моим чутким глазом. Вот у нас был недавно случай. Молодой режиссер ставил французскую пьесу, и на прогоне я обнаружил в спектакле много пошлости. У меня случился конфликт с этим режиссером, хотя он и был моим учеником. Я был потрясен некоторыми моментами, а ему казалось, что это новая эстетика, свобода в программном смысле этого слова. Мы повздорили, и ему пришлось из театра уйти. Но я оказался прав. Зритель не принял такого спектакля.
- То есть вы не закрыли спектакль, а все-таки позволили ему выйти к публике? - Да, спектакль прошел несколько раз, конечно, в моей корректуре. Из него были убраны ненужные и отвратительные детали.
- Но ведь вся эта нецензурная лексика, обнаженные тела на сцене у нас в России, по крайней мере, давно стали общим местом. Уже и внимания на это никто не обращает, режиссеры же отговариваются тем, что так нужно для "атмосферы". - Вы знаете, я как-то по-другому на эти вещи смотрю. Да и ситуация у меня иная. Я, признаться, обожаю Шукшина, но никогда его не ставил в Армении. Даже в период, когда возникла вся эта перестройка и все стало можно сказать и показать на сцене. Но мне почему-то казалось, что с позиции представителя Русского театра в Армении я не имею права шукшинских героев, полупьяных, морально раздетых, выводить на сцену. Я так для себя это определил. Это не значит, что я не ставил острых спектаклей. Слава богу, у меня и "Утиная охота" шла, и все пьесы Гельмана, и Розов постоянно был. Но мне кажется, что в условиях национальной республики, а теперь и страны нужно быть очень осторожным по отношению к тому народу, который ты представляешь своим искусством. Или вот еще пример. В период перестройки у нас появилась пьеса "Если спящий проснется". Спектакль шел лихо. Но на двадцатой минуте, когда зазвучали, как я говорю, "матерные слова полового значения", вдруг из зала в Ереване стали выбегать люди. А я во время спектакля люблю прохаживаться по фойе. И они мне говорили: "Александр Самсонович, ты что, с ума сошел? Это что такое - со сцены мат звучит? Мы в Русском театре впервые такое слышим!" И я понял, что мой зритель не принимает это. Ни душой, ни сердцем, ни мозгами своими. Он не хочет слышать это со сцены. С тех пор - все, табу. Уже 14 лет я не позволяю себе ничего подобного и думаю, что прав.
- Худрук ответственен не только перед актерами, но и перед публикой? - Это в первую очередь. Публика должна знать, с кем она имеет дело, с каким театром. А актеры должны, если хотите, подчиняться этой эстетической программе. Она не обязательно сформулирована словами, но проявляется во всем: как ты себя ведешь на репетиции или сидя в буфете. Я - поклонник театра-семьи. И постоянно, как могу, проповедую это. Иногда получается, иногда нет. Но, во всяком случае, я могу гордиться тем, что мы умеем дружить внутри нашего театра. И на банкеты по случаю премьер или других каких-то событий всегда приглашаем всех работников театра. В этой программе, конечно, есть издержки. Может даже рассматриваться вопрос "диктатуры". Но мне нравится определение "демократический централизм", если говорить языком прошлого. Это несет в себе большой заряд, если хотите, сдержанности, ответственности. И я, как худрук, должен понимать, с кем я разговариваю и на каком языке. Пусть на сто человек меньше придет в театр, но мы не будем разбрасывать по сцене голых женщин.
- Александр Самсонович, поскольку у нас сейчас нередки национальные конфликты, позволю себе спросить у вас: почему вы, армянин, всю жизнь занимаетесь русским театром? - Я воспитывался в Баку. Мама моя преподавала русский язык в армянской школе. Можете себе представить, что это такое, если с детства мне постоянно читали стихи Пушкина, Лермонтова, Тютчева. Потом, я - карабахского происхождения, а наш язык значительно отличается от армянского литературного. Так что любовь к русской литературе, а позже и к русскому театру возникла в детстве и юности. А потом я поступил в ЛГИТМИК, на курс Леонида Вивьена. Прошел Ленинград, его улицы и проспекты, прошел всю эту фантастическую институтскую программу, находился рядом с великими русскими интеллигентами - Георгием Товстоноговым, Борисом Зоном, Леонидом Вивьеном. Что значит любовь к русскому театру? Она ведь еще укрепляется и практикой взаимоотношений с русской культурой. И большое значение имело то, что у меня сразу же начались успехи. В Смоленск я приехал и буквально через две постановки был назначен главным режиссером.
- Но как же вы в конце концов очутились в Ереване? - На гастролях Смоленского театра в Калуге оказались замминистра культуры Армении и директор Русского театра. Они-то меня туда и пригласили. Я давно был готов к Армении. Мой отец, где бы он ни находился, очень любил Армению, хотя никогда там не был. Он был крупный мануфактурщик, делец, в Баку его фамилия была известной, его называли "трикотажный Григорян". Он постоянно мне говорил: Саша, ты постарайся что-нибудь сделать для Армении. И вот, когда мне предложили работу в Ереване, я решил осуществить мечты отца. Поехать туда, ощутить, что же это такое - Армения. Поначалу я даже испытал шок - все было не так, как в России. Помню, в день своего приезда я увидел в кинотеатре "Москва" афишу арабского фильма, который назывался "Чужой в городе". И подумал: "Господи, неужто это про меня?"
- Вы никогда до этого в Ереване не были? - Я там не жил. Приезжал на два-три дня в составе азербайджанской команды в футбол играть. Но потом я прирос к этому городу, прикипел к нему. Мне вдруг показалось, что я занимаюсь настоящим делом. Я как-то у Гегеля прочитал о "длинной идее". Вот и себя я сейчас так ощущаю - человеком с "длинной идеей". Да, я часто уезжал, ставил спектакли в Петербурге и Москве, но всегда возвращался. Если вы меня спросите, на каком этаже нашего театра висит такая-то картина и растет такой-то цветочек, я вам все это на память расскажу. Я каждый день обхожу театр, как нечто мне очень дорогое. Я люблю этот театр. Недавно мне удалось с помощью бывшего посла России в Армении открыть русский курс в театральном институте. Это даже в коммунистические времена было непозволительно, существовали только армянские курсы. Хотя 25 лет назад я открыл при нашем театре студию. Собственно, 70 процентов ее выпускников сейчас являются актерами Русского театра. Даже не представляю себе, что может случиться, если мне придется работать в другом коллективе. Я и мысли такой не допускаю.
- Насколько сегодня востребован в Ереване Русский театр и только ли русскоязычной публикой? - Даже в советские времена численность армянского населения в Ереване составляла 93 процента. А сейчас, наверное, и все 99 процентов. Армения всегда была мононациональной республикой. Вот сегодня на всяческих конференциях режиссеры из стран СНГ встают и просят помощи: мол, мы работаем для русского населения. А я никогда не работал для русского населения. И не только потому, что его здесь было мало. Но еще и потому, что армянская интеллигенция и молодежь всегда тянулась именно к русской культуре, театру. Ведь это язык, который одаривал нашу нацию колоссальным, богатством. Масштабом мышления, знакомств, каких-то интриг интересных человеческих. И все это впитывал в себя театр. Дважды меня приглашали возглавить Национальный театр. Я отнекивался. Во-первых, не знаю в совершенстве литературного армянского языка. Во-вторых, русскому театру я посвятил жизнь. Пусть меня уже не будет, но я мечтаю, что на праздновании столетия Русского театра в Армении вспомнят и мое имя.
- Национальное размежевание как-то повлияло на жизнь Русского театра? - Да, у нас был очень жесткий период неприятных взаимоотношений, когда советские войска вошли в Карабах и очень много дров там наломали. Был момент, когда мне приходилось ночевать в театре, чтобы не пустить туда горе-националистов. Было время, когда даже школьникам запрещалось ходить в Русский театр. Помню, лет восемь назад мы играли детский спектакль для армянских школ, и дети почти не реагировали на происходящее. Ко мне подошла учительница и сказала: "Александр Самсонович, не волнуйтесь, они молчат, потому что мало что понимают". Для меня это был удар. Чтобы армянские дети, которые всегда замечательно знали язык, вдруг перестали понимать русскую речь?! Но вот уже можно сказать, что обстановка изменилась в положительную по отношению к России сторону. И все равно тяжело, потому что экономическая ситуация у нас хуже российской. Отсюда, наверное, и помощь из России. У нас теплые отношения, я не могу об этом не сказать.
- В чем заключается эта помощь? - Например, префектура ЦАО Москвы тепло и нежно относится к Театру имени Станиславского. Несколько лет назад представители префектуры и Марк Захаров приехали к нам и увидели мой спектакль "Поминальная молитва". Наверное, он произвел определенное впечатление, вот и завязалась дружба. Каждый год они практически финансируют нам постановку спектакля по русской классической драматургии. Мы подобным образом поставили "На всякого мудреца довольно простоты", "Горе от ума". В этом году нам заказан спектакль по чеховской пьесе на наш выбор.
- Сотрудничаете ли вы с Центром поддержки русского театра за рубежом? - Конечно же. Центр прислал к нам на постановку пьесы Мопассана молодого режиссера, выпускника Магистратуры Школы-студии МХАТа, художника. Мы на этот спектакль ни копейки не потратили. Нас вывезли на гастроли в Петербург со спектаклем "Горе от ума". Планируются семинары и мастер-классы для наших молодых актеров в Москве.
- Ваш репертуар нацелен преимущественно на русскую классику? - Репертуар наш очень разнообразный. В афише Театра имени Станиславского сегодня три спектакля по русской классике, готовится четвертый. Есть армянская драматургия - "Княгиня павшей крепости", "Киликийский царь". Но я пока никак не могу открыть для себя современную русскую драматургию. Не получается, не лежит душа. Поэтому у нас идут "Старомодная комедия" Арбузова, "Поминальная молитва" Горина, "С любимыми не расставайтесь" Володина. Это не только ностальгия по прежним временам, хотя ее элемент, конечно, присутствует, но и желание сохранить подобный язык. Он сейчас почти исчез. Я читаю новейшую "чернуху" и все время думаю: ну зачем я это должен ставить? Кого я обрадую, кому попаду в сердце? А главное, во имя чего? Назовите это "советским" пережитком, но для меня это "во имя чего" очень важно. Что у меня зритель получит, причем армянский зритель от русского театра?
- Для вас актуален баланс между серьезным и развлекательным театром? - Я с этим считаюсь. Недавно по второму заходу поставил с молодыми актерами "Хануму". И замечательно идет спектакль, весело. Но строить репертуар только на развлекательности? У нас есть шоу-программы, которые делают молодые ребята. Это их удел, их жизненная позиция - развлекать: две-три фразы про президента, чуть-чуть про Национальное собрание, про государственных чиновников. Но это не мой путь. Потом, у нас идет русская классика все-таки комедийно-сатирического плана. Что-то я не припомню, что в репертуаре Театра имени Станиславского было много мрачных и тяжеловесных драм. Тем более что и я по своему характеру - человек легковозбудимый, с положительной энергетикой. Я не люблю философию на сцене, ненавижу философствующих актеров. А сейчас это модно. Театр должен быть действенным. Он должен постоянно возбуждать зрителей. Как на стадионе. Я сам - бывший футболист. Куда будет пас - неизвестно, потому и интересно. Мой учитель Вивьен колоссальную фразу сказал: "Актер должен чувствовать логично и мыслить эмоционально". Это потрясающая формула, она во мне сидит с тех пор. Не всегда получается, конечно. Но это лучшее, что может быть в театре. Также в рубрике:
|