ВЛАДИМИР КАЧАН: "Время рассказывать сказки со счастливым концом"

Беседу вел Павел ПОДКЛАДОВ
Фото Ирины КАЛЕДИНОЙ

В.Качан

Владимир КАЧАН - человек весьма разносторонний. С молодых лет познавший вкус успеха на сцене (после "Трех мушкетеров" в МТЮЗе, где он играл Д'Артаньяна, поклонницы ходили за ним толпами), он, однако, не стал эксплуатировать закрепившееся за ним амплуа героя-любовника. И когда его позвал к себе в Театр на Малой Бронной Анатолий Эфрос, артист тут же бросил все (в том числе и оркестр Леонида Утесова, в котором успешно работал несколько лет) и пошел за Мастером. Потом была в его жизни сложная полоса, "безролье", но Качан не впадал в отчаяние. Он стал сочинять песни, которые принесли популярность нового качества. Его признали "своим" отечественные барды, он стал появляться в их "святая святых" - клубе "Гнездо глухаря", начал проводить творческие вечера в Политехническом музее. Стихи для своих песен Качан никогда не писал, а вот "презренной прозой" грешил. На его счету две уже опубликованные книжки, сейчас на подходе третья. На киноэкране Владимир Качан - премьер Театра Школа современной пьесы - появлялся нечасто.

Рыбнадзор, ГРУ и "длинная рука" спецслужб

    

- Владимир, несмотря на то что "важнейшее из искусств" в вашей жизни не всегда было на первом месте, давайте начнем с него. Почему вы так редко появлялись на экране?

- Кино - это для меня фатальная штука. Я никогда не предлагал себя и не стучался в двери киногрупп. Не потому, что я такой гордый, а потому, что мне лень этим заниматься. Лучше сяду и что-нибудь напишу. Если предлагают, начинаю думать. Бывает, что предлагают такую пакость, что ни за какие деньги не соглашаешься: нервная система дороже. Нельзя себя презирать, нужно жить в ладу с самим собой. Особенно в моем возрасте.

    

- Но сейчас, судя по всему, предложения поступили неплохие?

- Да. Снялся в фильме Михаила Козакова под условным названием "Обольщение злом". В нем шесть серий, он уже закончен, предназначен для канала РТР. Это тридцать седьмой год, белая эмиграция, колчаковские и деникинские генералы, живущие в Париже, Цветаева, Бунин, Эфрон... Мне довелось сыграть резидента советской разведки в Париже по имени Игнатий Рейс. Это человек с трагической судьбой. Он понимает, что такое Сталин и что грозит ему и его семье. И когда его отзывают в Москву, становится невозвращенцем. Потом "длинная рука" наших спецслужб достает его в Швейцарии, и его убивают. Кроме того, меня пригласил кинорежиссер Владимир Фокин, снявший когда-то такой знаменитый фильм, как "ТАСС уполномочен заявить...". Он умеет работать с артистами, очень хорошо чувствует форму и, что особенно важно, всегда заранее, еще "на пороге", знает, для чего и о чем он хочет снять фильм. Это - драгоценное качество режиссера. Среди представителей этой профессии очень много таких, которые любят кричать: "Мотор!" И больше ничего не умеют. Фокин знает всю конструкцию, она у него в голове. Пригласил он меня сняться в картине по повести Людмилы Улицкой "Веселые похороны". Кроме того, я чрезвычайно рад, что познакомился с Алексеем Пимановым - человеком, который всегда производил и до сих пор производит на меня впечатление честного и порядочного. Он, ко всему прочему, оказался человеком образованным, тщательным и со вкусом, который не любит кричать: "Мотор!" Ведущий программы "Человек и закон", он, кроме того, является продюсером нескольких других телепрограмм. Зрители знают его по фильму "Александровский сад". Он собирается сделать из этого сериала полнометражный фильм, а потом снять продолжение сериала. Одну из центральных ролей он предназначил мне. Причем не было ни проб, ни кастинга. Ему это не нужно, он сразу понимает, его это человек или нет. Но самое главное для меня - он стремится возродить в людях то, что сейчас девальвировано: порядочность и чистоту. И картина у него получается целомудренная. Там чистые люди, там нет чернухи и порнухи. Если и есть моменты эротики, то она показана на уровне взглядов и движений рук. Не знаю, получится ли это, но даже его намерение достойно благодарности. А следующая запланированная работа - детектив. Его собирается снимать Всеволод Шиловский. Называется фильм "Три дня в Хоккайдо", он - о браконьерах на Дальнем Востоке. Мне предложена роль инспектора рыбнадзора, честного человека. Ну и, наконец, гипотетический план - участие в съемках продолжения фильма "Диверсант", где мне предстоит сыграть маленькую роль. Это - полковник ГРУ, негодяй, который посылает на верную смерть разведгруппу.

Изменчивые огни рампы

    

- Как вы себя чувствуете в театральном пространстве вообще и в частности в Театре Школа современной пьесы?

- В театре "вообще" я всегда себя чувствовал довольно хорошо. Во всяком случае, когда были какие-то неудачи, винить мне было некого, потому что я сам выбрал эту профессию. Что касается Театра Школа современной пьесы, то в отличие от других театров, в которых пришлось поработать, мне в нем хорошо и... уютно (прошу прощения за такое слово применительно к высокому искусству). В этом театре меня никто не заставляет делать то, чего я не хочу. Не может быть такого, чтобы я пришел к доске приказов и увидел, что назначен на какую-то роль. Со мной, как и с другими ведущими актерами, такие вещи согласовываются, это правильно и демократично. Поэтому мне в этом театре комфортно. Хотя думаю, что в прежние годы, когда там работала команда "независимых эгоистов", каждый из которых мог в любой момент покинуть театр без особого ущерба - материального и морального - для себя, было еще свободнее. Сейчас в театре много новых людей, хотя основная труппа небольшая. Замечу, что и небольшого коллектива хватает на то, чтобы в нем образовывались какие-то интриги и другие глупости, которые мне в театре всегда были противны. Кто-то хочет быть поближе к "трону", то есть к Иосифу Райхельгаузу... Но эти люди, как правило, ошибаются, потому что наш худрук не обращает внимания на такие вещи. Чем ближе к нему "пролезают", тем больше он начинает тревожиться.

    

- Комфортно, уютно - это понятно. Но все же, как вы думаете, используется ли в этом театре в должной степени ваш актерский потенциал?

- Думаю, что нет. Но у меня по этому поводу нет никаких волнений и тем более истерики. Не понимаю, как можно бездельничать и ныть, что тебе не дают роли в театре. Я спокойно играю всех трех своих Тригориных, а также в спектакле "Провокация", время от времени - в "Городе" Гришковца и в новом спектакле "Своими словами". Таких "звездных" ролей, как в "Трех мушкетерах" или в эфросовском спектакле "Лето и дым", в этом театре у меня нет. Но (я скажу, наверное, странные, но честные слова) они мне и не нужны.

У меня есть альтернативные профессии. Отсутствие плотной занятости в репертуаре дает свободу маневра: сесть и написать книжку, выпустить новый диск или сняться в кино "без отрыва от основного производства". Если бы я был много занят в театре, то вряд ли закончил бы книжку "Юность бабы Яги" или выпустил бы последний диск "Времена города". Но, естественно, артист в театре должен иметь роль, на которую ему хотелось бы пригласить близких. Я приглашаю на всех трех "Чаек", особенно на оперетту, где играю опереточного идиота. Но той "главной" роли, о которой шла речь выше, у меня все же нет. А я о ней и не думаю, потому что живу сегодняшним днем и не заглядываю далеко в будущее. Есть поговорка: когда человек строит планы, Господь усмехается.

    

- Не предлагал ли вам Иосиф Райхельгауз такую роль, на которую непременно надо было бы звать всех близких?

- Нет. И прежде всего, наверное, потому что у меня с ним на сегодняшний день не совпадают мнения по поводу задач театра. Судя по его спектаклям "Записки русского путешественника" и "Своими словами", ему нравится документальная драма, предельно органичное существование артистов на сцене. Я же считаю, что в наше "непростое" время в театре, как и в других областях искусства, необходимо возрождение романтизма. Думаю, что сегодняшнее искусство должно быть "над жизнью", а ни в коем случае не на уровне этой жизни и уж тем более не "под ней". Когда мы видим "чернушные" театр, кино или живопись, становится жутко. А "над" - означает определение некоего вектора к красоте, добру, чести, справедливости, благородству. То есть к тем понятиям, которые выглядят в глазах многих рудиментом прошлого. Почему версии "Трех мушкетеров" живут и в театре, и в кино столько лет? Да потому что там речь идет именно об этих понятиях. Плюс - о любви.

    

- А вы сами не могли бы инициировать в своем театре или антрепризе какой-нибудь проект именно в этом ключе?

- Мог бы. Мог бы даже сам написать пьесу. И думаю, что Иосиф мне не отказал бы. Но мне некогда. К тому же я фаталист: верю в то, что какая-то пьеса и хорошая роль все равно появятся. А сейчас, значит, мне предопределено свыше делать другие дела: сниматься в кино, выпускать диск, писать книжку. Инициировать какую-то новую театральную работу и целиком отдаться этому процессу я сейчас не могу. Да к тому же есть грубая утилитарная причина: мне надо деньги зарабатывать и семью содержать. А жить только на театральную зарплату - это выше моих сил.

    

- А если вдруг появится "ваша" роль?

- Тотчас же брошу все остальное. Как это было в то время, когда получил предложение от Эфроса. Тогда пришлось уйти и из оркестра Утесова, и из ТЮЗа. Это было предложение, от которого нормальный творческий человек обязан был не отказаться. Иначе он просто выглядел бы идиотом. Надеюсь на подобное же предложение в театре: Райхельгауз ли мне его сделает, или кто-то на стороне... Но если мне это будет интересно, я пойду. Как "сходил", отказавшись от всего другого, сравнительно недавно в Театр Станиславского, где играл Ленни в спектакле "Слухи". И роль я любил, и с Семеном Спиваком работать было чрезвычайно увлекательно. Но спектакль по разным причинам закрыли.

    

- Вы несколько раз в жизни ради каких-то серьезных ролей бросали все другое. Легко ли это давалось?

- Нелегко. Даже мучительно. Потому что ты привыкаешь к месту. Если в театре работаешь больше десяти лет, то к нему привыкаешь, как к дому. Как написал Леша Дидуров - мой друг и соавтор по песням, - "это чувство отвязанной лодки". Что-то похожее поначалу чувствовал и я. А потом ты понимаешь, что можешь "шевелить ластами"...

Каждый писатель - артист

    

- Давайте поговорим о вашем писательстве. Что сейчас "в работе"?

- Закончил роман "Юность бабы Яги", подписал договор с издательством "Яуза" на выпуск книжки. Сейчас она проходит редакторскую обработку. У меня уже "замылен" глаз: я четыре раза правил рукопись. Теперь нужен глаз редакторский. Роман писался долго, урывками, в свободное от основной, актерской, работы время. Пока он писался, я обрастал новыми впечатлениями, наблюдал жизнь. И мне хотелось их втиснуть в роман. А это неверно. Поэтому будут сокращения.

    

- Ваш Тригорин сокрушается: только закончил одну повесть, надо приниматься за следующую, в голове ворочается "тяжелое чугунное ядро": новый сюжет... Бывает ли у вас что-то подобное?

- Бывает. Но я, как и все мы, по природе - лодырь. Поэтому пока не закончил предыдущую, за новую книжку мне приниматься не очень хочется. Считаешь себя вправе немножко отдохнуть от литературы, от кропотливого сидения за столом и карябанья ручкой по бумаге. Поэтому кроме идей, которые роятся в голове, пока не происходит ничего. А идея такова: собираюсь сочинить сборник рассказов под общим названием "Время рассказывать сказки". Это - то, о чем мы говорили выше применительно к театру. Причем лучше - со счастливым концом. Так что летом во время сидения на даче их и "рассказываю". В частности, решил написать рассказ о женщине, который будет назваться "Опять ягодка". А натолкнула меня на эту мысль соседка, которую я никогда не видел в глаза. Она по утрам - в 6 или 7 часов - каждый день кричит: "Гули-гули-гули!", созывая голубей. Причем кричит она таким голосом, каким обычно кричат: "Караул!" или "Пожар!" Я вдруг представил себе образ женщины, у которой никого нет. Но в конце у нее все должно сложиться хорошо.

    

- Вспомню опять Тригорина, который говорит, что корректуру читать приятно, а как только выйдет из печати, понимаешь, что это не следовало писать вовсе. А вы бываете недовольны тем, что написали?

- Конечно! Я же нормальный человек и часто бываю недоволен собой. Не нравлюсь сам себе на экране. Недовольство написанным и заставило меня четыре раза переделывать рукопись. А что касается тригоринского "корректуру читать приятно, а когда вышла - то думаешь, что это ошибка", то я этого не понимаю. Я никогда не буду думать, что мои три книжки - ошибка. Потому что я знал, для чего это пишу.

    

- Писательство как-то дополняет вашу актерскую работу или наоборот - актерство питает писателя Качана?

- Думаю, что каждый писатель - артист. Он исполняет роли, которые сам же и придумывает. А его актерское перевоплощение происходит не на сцене, а на бумаге, в словах, которые он вкладывает в уста своих героев. Но - более того - писатель сам себе и режиссер, и костюмер, и осветитель, и гример. Все "в одном флаконе".

Жрецы, служители музыки...

    

- В своих музыкальных сочинениях вы тоже все проигрываете в голове, как актер?

- Я не могу сочинять музыку не как актер. Всегда пытаюсь пропустить через себя стихи, на которые пишу музыку. Музыка находится в полной зависимости от той эмоции, которую рождает стихотворение.

    

- Всегда ли имеет место взаимопонимание с поэтом или иногда "коса находит на камень"?

- Все гораздо проще. Иногда стихи тебя очаровывают, сочиняется песня, которую пробуешь на публике. Но потом понимаешь, что не вышло, несмотря на очевидные достоинства и стихов, и музыки. В этом случае я не пытаюсь пробовать переделать музыку, и, конечно, не требую, чтобы поэт переделывал свое произведение. Просто эта песня откладывается. Потом, через пару лет, она может быть реанимирована, если вдруг опять очарует меня. И я ее буду исполнять честно и эмоционально, насыщая этот текст и мелодию своими внутренними переживаниями. Актерство присутствует именно в этом плане, а не в том, что я, сочиняя музыку, прикидываю, какой выдумаю спектакль или какой эффектный жест сделаю. Хотя думаю, что мне иногда этого не хватает. Ведь как здорово обставляли свои песни Фрэнк Синатра и Шарль Азнавур! Это только усиливает впечатление от песни и у самого исполнителя повышает настроение.

    

- Что мешает и вам так же "обставлять" свои концерты?

- Если бы я занимался только этим, то, наверное, постарался бы иметь свой ансамбль и руки были бы развязаны, не было бы гитары. Но тогда надо было бы идти дальше: делать клип, платить деньги за эфир... Как подумаешь об этом, руки опускаются. И думаешь: лучше рассказик напишу.

    

- Недавно вышел ваш новый диск "Времена города". Там наряду со стихами поэтов, с которыми вы сотрудничали всегда (Филатов, Дидуров, Ряшенцев), появились новые имена.

- Да, это поэт, живущий в Израиле, зовут его Игорь Хариф. Первую песню на его стихи я сочинил давно, даже не зная, что они принадлежат ему. Это произошло с легкой руки Райхельгауза, который мистифицировал всех, говоря, что это - его юношеские стихи. Но потом я получил из Израиля в подарок книжку, на титульном листе которой было написано: "Моему невольному соавтору Владимиру Качану от Игоря Харифа". Потом на гастролях в Израиле он дал мне кучу своих стихов. И я стал сочинять. Он - очень хороший поэт, тонкий лирик.

    

- Но в основном на этом диске - песни Алексея Дидурова?

- Да, в альбоме есть и новые песни, и старые, которые мы по-новому аранжировали. Там звучит даже саксофон Владимира Петровича Преснякова.

ПОД ЗАНАВЕС

• ВЛАДИМИР КАЧАН: "Время рассказывать сказки со счастливым концом"
• Загляните в Книгу судеб
  Гороскоп с 24 по 31 августа
• Человек родился