Весь этот рок, весь этот джаз
"Busker's opera" Робера Лепажа на Чеховском фестивале
ТЕАТР
Наталия КАМИНСКАЯ
 |
| Сцена из спектакля |
Канадский режиссер, главная изюминка нынешнего фестиваля, продолжает открывать нам новые грани своего ренессансного дарования. Моноспектакль, где Лепаж сам исполняет все роли ("Обратная сторона луны"). "Проект Андерсен" с артистами его труппы "Ex Maсhina", а теперь вот "Опера нищих". Действительно, опера в смысле - музыкальный спектакль. Свободное владение самыми разными жанрами и технологиями, убежденность Лепажа в том, что современный театр не может быть суверенной территорией и открыт любым "смежным" выразительным средствам, достойны восхищения. У нас такой взгляд на возможности сцены вроде бы тоже бытует, но свободы в нем нет: всегда найдутся ревнители буквы, да и сами режиссеры скованы какой-то виртуальной цензурой. В результате любой эксперимент либо объявляется "винегретом", либо и в самом деле им является. А Лепаж тем временем, выдавая вполне артхаусные постановки в своем театре, с удовольствием режиссирует эстрадные шоу и рок-концерты. Опыт последних может принести на драматическую сцену (что, собственно, и произошло в "Опере нищих"). О священной чистоте жанра рок-оперы или мюзикла не особо заботится. Об оскорблении чьих-то высокоэлитарных душевных организаций - тоже. В его спектакле находится место и оглушительным децибелам электроинструментов, и милым регтаймам, и эстрадным балладам 70-х годов, и джазовым композициям, и академическому вокалу... Самое общее и притом весьма сильное впечатление от этого зрелища - оно не вписывается в рамки того жанра, который на российских подмостках оброс штампами по самую макушку. У нас ведь или дерут голоса под эстраду, или пищат задушевными "драматическими" голосками, или отвязываются в кордебалете "плохих девочек", или изображают нечто классическое в стиле "Оливер". Но у Лепажа видна какая-то удивительная всеядность стилей и жанров, которая в результате оборачивается и объемами, и смыслами. Его спектакль - очевидный микст театральных и музыкальных средств, и этот микст отлично работает на тему. А тема - преступный мир шоу-бизнеса.
Взяв за основу "Оперу нищего" Джона Гея и Кристофа Пепуша, написанную в ХVIII веке, добавив туда несколько музыкальных тем из Брехта и Вайля ("Трехгрошовая опера"), он рассказывает историю о том, как рок-певец МэкКи (Марко Поулин) попал в нехороший переплет. Тут все музыканты или дельцы от музыки - и возлюбленная Полли (Джулия Файнер), и ее папаша Пичем (Кевин МакКой). Конфликт, звучавший у Брехта как альтернатива "Что такое фомка против акции?", перемещается в плоскость "Что такое амбиции и таланты начинающего музыканта против акульих аппетитов шоу-производителей?". Из Англии наш Мэкки летит в Америку, где бандитизм представлен во всех возможных ипостасях - от мракобесного техасского шерифа и куклуксклановцев до продюсеров с "волосатыми лапами". Полли "кидает" своего возлюбленного ради певческой карьеры, папаша Пичем охотится за барышами, которые может принести творчество зятя. По ходу дела на сцене возникают и кварталы нацменьшинств, и пикировки евреев с мусульманами (отлично, к слову, исполненные двумя актрисами), и, конечно, бордели, и репетиции рок-группы. Персонаж может подсесть к роялю и исполнить сентиментальную арию, может сыграть на саксофоне, фонограммы сочетаются с живым звуком, экран с нужным изображением путешествует по сцене справа налево и сверху вниз, артисты сбиваются в живописные группки, свет работает и в режиме алчного шоу, и в тональности интимной драматической беседы. Главный же элемент декорации - эстрадный помост, и все это на поверку - одно большое шоу. Тень Боба Фосса, несомненно, витает над сочинением Лепажа, но режиссер развивает ставшую уже классической тему "все - джаз или все - мура" в постмодернистском ключе. Тут и ремейк Гея с Брехтом, и ремикс музыки Пепуша и Вайля, и известная доля социальной злости, и просто само по себе удовольствие от музыкально-пластической игры. Есть и очевидный сантимент. Финальная сцена казни Мэкки на электрическом стуле пронзительна, несмотря на то, что шоу продолжается. Повара, готовящие осужденному последний ужин, устраивают целый оркестр на тарелках и ложках. Стайка женщин всех географий и сословий тут же - то ли скорбят по хорошему парню, то ли пришли, как это водилось в США, посмотреть на казнь. Но наступает миг, когда наш герой остается один и нет ни песен, ни ритма, ни суеты, а дальнейшее - молчание.
Возможно, музыкального специалиста коробила в спектакле Лепажа нетщательная огранка голосов - не типичны были ни джазовое пение, ни эстрадное, ни академическое. Но на мой "драматический" вкус именно это обстоятельство показалось важным, даже в чем-то смыслообразующим. Не о чистоте жанров тут речь, а именно об их смешении. Ибо обманчивость перспектив, неразборчивость средств в достижении цели, незавершенность помыслов, растерянность индивидуума в акульем мире - отчетливый лейтмотив этой "оперы". Он выражен без ложного пафоса, зато жестко и вместе с тем азартно, артистично. Как, собственно, и следует играть во "всю эту муру".
