"Хорошая штука получилась. Мне нравится"

"Реальность и мечта" Михаила Ульянова

Публикацию подготовила Елена ТОЛКАЧЕВА
Фото из архива редакции

М.Ульянов

В издательстве "Вагриус" в серии "Мой ХХ век" выходит книга народного артиста СССР, лауреата престижных премий, художественного руководителя Вахтанговского театра Михаила Ульянова "Реальность и мечта". Михаил Ульянов - это не просто великий артист нашего времени, это целая эпоха, целая история страны, которую можно проследить по его театральным и киноролям. Не мечтая стать артистом, Михаил Ульянов стал им. Придя однажды в Вахтанговский театр, он остался там навсегда. Роли в спектаклях "Варшавская мелодия", "Конармия", "Принцесса Турандот", "Ричард III", "Антоний и Клеопатра", "День-деньской" и многих других принесли ему любовь зрителей, а роли в фильмах "Дом, в котором я живу", "Добровольцы", "Председатель", "Частная жизнь", "Ворошиловский стрелок", "Сочинение ко Дню Победы" и другие - всенародную славу. Среди всех кинообразов Ульянова ярко выделяется созданный им образ Георгия Жукова: знаменитого маршала артист играл на протяжении двадцати пяти лет. Работу над своей новой книгой воспоминаний актер закончил за две недели до смерти и, пролистав ее, сказал: "Хорошая штука получилась. Мне нравится".

Предлагаем вашему вниманию главу из новой книги.

Стрелок попал в "десятку"

На предложение Станислава Говорухина сниматься в его новой картине по роману Виктора Пронина "Женщина по средам" я согласился не столько из творческих соображений, сколько из бытовых - чтобы подзаработать. А согласившись, и предположить не мог, что у фильма окажется такая удивительная судьба. Даже название "Ворошиловский стрелок" родилось не сразу, но в процессе работы, когда стало понятно, что попали-то мы все - члены съемочной группы и актеры - в самую "десятку".

М.Ульянов

Надо сказать, что я трудился над ролью с удовольствием. Это ведь наслаждение - вновь окунуться в профессию, заняться любимым актерским делом. К тому же к приятным эмоциям располагала обстановка, ведь съемки шли в небольшой и уютной Калуге, которая, как мне показалось, каким-то чудом сохранила свой давний купеческо-провинциальный уклад. Нравился мне мой герой - обыкновенный старик, за плечами которого немудрящая, но честная жизнь. Только на склоне лет нет ему покоя. Мир перевернулся! Ценное обесценилось, и, откуда ни возьмись, такое повылазило... И получилось, что на примере этого старика вдруг на экране вскрылись беды нашего болезненного, незащищенного общества. Жизнь в нем все усложняется, растет разрыв между богатыми и бедными, и хотя вроде бы никто не голодает, но никто особенно и не шикует, за исключением тех, кто готов это делать за чужой счет. Вот в свое удовольствие и надругались трое подонков над внучкой пожилого человека, а встать на защиту униженных некому.

Я говорю, что картина попала в "десятку" не только потому, что сделана она точно и профессионально, но также потому, что каждый из нас за последние годы не раз становился свидетелем, а то и жертвой несправедливости, беззакония и безнаказанности. Картина попала в боль, в наше попранное достоинство. Такую боль чувствуешь, если ударишься об острое не ссадиной на пальце, но раненным сердцем. Поэтому горячий отклик прокатился по стране после выхода "Ворошиловского стрелка" на экраны.

Недавно по телевизору в цикле "Кремлевские жены" рассказали байку о том, как Буденный в критический для него момент дозвонился Сталину и кричит в телефонную трубку: "Тут мою жену брать пришли! Так я пулемет выставил и буду отстреливаться до последнего!" А правда здесь такова: даже сильные у нас бесправны, и уважения заслуживает лишь тот, кто за себя и за других постоять может. Вот она, народная мечта о непокорном герое!

Поэтому смотрит миллионный зритель на "Ворошиловского стрелка" - и словно в луче прожектора видит проблемы и солидарно выражает свое миллионное мнение, ибо на этот раз наше отечественное киноискусство достучалось до сокровенного. Что говорить, в действительности, наверное, не сошла бы старику с рук его решительность, но верить-то хочется, что и простой человек может защитить свое кровное, дорогое. Значит, сошел с экрана герой нашего времени, выразитель чаяний народа, его дум и боли. И неважно, что имени старика никто не помнит, зато образ сохранился - "Ворошиловский стрелок".

Прежде тоже такое бывало. Долгие годы страна жила революционным энтузиазмом, идеями созидания. Под стать им писались пьесы, ставились спектакли и фильмы. У нас в театре шел "Город на заре" о строительстве Комсомольска-на-Амуре. Пусть комсомольцы там наивны, но они типичны для своего времени. Они поют бодрые песни, в которых звучит ощущение своей силы в единении с народом. У них была цель, и к ней хотелось стремиться. В спектакле я играл Костю Белоуса и произносил сакраментальную фразу: "Знаешь ли ты, что такое счастье?" Так вот тогда люди знали, а сейчас, кажется, не знают. А за деньги никакого счастья не купишь.

Жаль, конечно, что кричали больше, чем работали. Из этого выросли многие неприятности. Когда мы давали "Город на заре" на гастролях в Германии, немцы недоумевали, чему радуются люди на сцене, ведь весь их энтузиазм - чистое головотяпство. Еще бы, ведь практичный немец к любому строительству привык готовиться заблаговременно. А тут сплошное "ура"! За ним мы чего-то очень важного не услыхали и не поняли. Поэтому из веры в светлое будущее вылупились нынешние кошмары и вывихи: порнография, чернуха, обман и кровавые убийства. Смотришь на это и страдаешь, да больше не за себя, а за тех, кого вырастили. Что-то с ними будет?

Очень интересное искусство - эстрада. Авторские песни советского времени такие, будто их сам народ создал. Их люди с легкостью подхватывали и до сих пор поют. Иное дело сейчас. Странные персонажи выдрючиваются у микрофона, получают за это миллионы, но песенка прозвучала - и года не пройдет, как о ней позабудут. Значит, цель современной эстрады все-таки не искусство, а деньги? И героев нынешних по такому же принципу мастерят - олигархов, денежных мешков, этих кудесников, создавших миллиарды на ровном месте.

Когда после распада Советского Союза началось всеобщее меркантильное поветрие, мы однажды беседовали в кабинете с директором нашего театра Исидором Михайловичем Тартаковским. Вдруг входит секретарша, мол, там какая-то женщина, и следом врывается этакое чудо - запыхавшаяся, красная баба, будто тотчас от торгового прилавка, и вопит: "Есть возможность получить лицензионную нефть!" Мы опешили, а она с порога объясняет, что у вас, господин Ульянов, есть имя, а у нее - связи, так почему бы на пару не накачать денег из скважины.

Вспоминая об этом, все думаю, как же могло произойти такое сказочное превращение нормального человека в нечто непредставимое. Просто мистика и чертовщина! Не бывает, не должно быть на свете, чтобы каждый второй становился Онассисом или Аль Капоне. И в качестве героев и легенд их не примут наши учителя, врачи, ученые и трудяги-профессионалы, что гроши получают. Когда несколько лет назад я был в Омске и, делая покупку в одном из магазинчиков, достал из кармана несколько крупных купюр, на лицах стоявших рядом людей возникло недоумение: надо же, какими деньгами швыряется! Так кого же примут обыкновенные, не хватающие звезд с неба люди, для которых даже такой рядовой случай в новинку? Может, стариков этих, "ворошиловских стрелков", пока они из последних сил борются с бандитами и бюрократами, чтобы сохранить свои копейки, метры, сотки, чтобы отстоять свое право на честную жизнь?

И сюжет для фильма был выбран характерный. Живет себе человек, никого не трогает, никому, казалось бы, не мешает, так нет же, и у него есть, что отобрать. Его душевное равновесие, надежду на счастье для близких людей, веру в закон. Оказывается, что можно попрать и простые ценности даже не из корысти, а из блажи, из-за отсутствия уважения к ближнему и бескультурья. Поэтому в тиши стариковского одиночества рождается криминальный по факту, но жизнеутверждающий по сути замысел мести. Есть в этом сходство с рассказом Мопассана "Вендетта". Там пожилая женщина, потерявшая близких, мечтает отомстить преступникам, но ей не по силам взять оружие в руки. И она приучает собаку бросаться к себе на горло за куском свежего мяса, а потом травит собакой своих обидчиков. Это жест отчаяния и горя, неоправданная по жестокости, но необходимая попытка защитить свое человеческое естество, когда никто не приходит к тебе на помощь.

Незадолго до "Ворошиловского стрелка" снимался я в "Сочинении ко Дню Победы". Там тоже старики за свое кровное борются - за идеалы, которые за годы жизни с их плотью срослись воедино. Хорошие там старики, с крепкими характерами, с готовностью на многое пойти. Да и идут они на нешуточное - самолет угоняют. Только концовка в фильме иная: их сопротивление властному произволу оказывается безрезультатным, поэтому их самолет уходит в никуда. Как же иначе, если жить в новом мире им по-человечески не дают. Да они и сами не знают, смогут ли в нем жить, а возврата в прошлое нет. Такова старость - жуть, болезни, ненужность, невостребованность. Даже самые известные и некогда могучие из наших стариков не застрахованы от забвения, как, например, в прошлом члены ЦК КПСС Каганович и Гришин. Их тоже жизнь выбросила из колеи, и, ненужные обществу, они тихо, в забвении скончались в своих квартирах. А Юлий Яковлевич Райзман, замечательный наш кинорежиссер, оставшись не у дел и будучи совсем непрактичным человеком, так мыкался незадолго до смерти, что не знал, где пятак на трамвай найти. Что же говорить о рядовых стариках?

Бессилен человек в решении многих своих маленьких проблем и бесправен. Сейчас особенно бесправен. Поэтому главная заслуга картины в том, что на понятном примере смогла выразить истошный крик попранного обстоятельствами человека так, что услышали и откликнулись. Надеюсь, что и поняли: закон мертв, если он не служит людям, а люди перед мертвым законом беззащитны.

Впервые на телевидении фильм прошел скромно, не по законам шоубизнеса, без рекламы и шумихи, а резонанс получился огромный. И вот уже один из повторных показов "Ворошиловского стрелка" назван "фильмом недели". Это большая удача Говорухина. Сколько раз он подтверждал свой высочайший режиссерский класс замечательными художественными кинолентами. Не ошибся и в этот раз. Смотришь на его работу со стороны, кажется, что ничего особенно, просто все на месте. Но само собой ничего не получается, а видимая простота творения есть признак мастера.

Актерский ансамбль тоже оказался на редкость хорошо подобранным. Кое-что мне удалось сделать, однако без сильных партнеров роль не состоялась бы. Александру Пороховщикову всегда присуща особая тональность. За ним будто стоит нечто заманчивое и загадочное, присущее только нестандартным личностям, неведомый и притягательный мир. Поэтому глубок и неоднозначен полковник Пашутин в его исполнении. А Сергей Гармаш сыграл своего капитана открытым, простым по внутренней фактуре и благодаря этому очень искренним, переживающим человеческую подлость на грани нервного срыва и готовым даже выйти за рамки закона, чтобы по совести наказать злодеев. Гармаш достоверен на экране, о нем сегодня много и хорошо пишут, и это, несомненно, по заслугам. Но, обращаясь за поддержкой, доверять-то хочется не фанатикам, а сердечным, думающим людям. Таким, как участковый Владислава Галкина. Есть ли такие в нашей милиции? Конечно, есть, и надо, чтобы их было больше. Образ участкового неслучайно удался Галкину - это серьезный, успешный актер с хорошей школой. В нем есть правдивость и убедительность. В нем происходит органичное сплетение личных качеств самого актера с ролью. Уверен, в профессии Владислав еще вырастет. И дай ему бог побольше ролей - особенно неожиданных - для раскрытия дарования.

Какая жизнь - такие мы

Готовясь к самостоятельной режиссерской работе, я прочел повесть "Самый последний день" и вскоре позвонил ее автору - Борису Львовичу Васильеву с просьбой использовать сюжет в кинокартине. А при встрече я обнаружил перед собой очаровательную личность, коренного русского интеллигента с четкой жизненной позицией. Васильев сразу вызвал у меня уважение и расположил к доверию. Так между нами завязалась дружба. Сейчас из-за занятости обоих мы редко видимся - к тому же Васильев живет за городом, и она несколько отодвинулась на второй план. Но в Борисе Львовиче меня по-прежнему поражают порядочность и человечность: когда несколько лет назад погиб его друг, Васильев принял к себе двух его сыновей, чтобы поднять на ноги и дать возможность выучиться.

Пожалуй, все серьезные деятели искусства сегодня понимают, что в основе многих их дел лежит литература. Нет спектакля без пьесы, нет фильма без сценария. Но нынче не так, как вчера: мы уже перестали быть самой читающей страной в мире, отдав пальму первенства Индии. Поэтому в обществе возрастает значение наглядного творчества - оно доходчивее пропагандирует вечные и новые ценности. Ведь роман не каждый прочтет - для этого надо располагать досугом, да еще усилия надо прикладывать. А кино посмотреть просто, и в нем непременно увидишь живого, воплощенного в актере человека, который одновременно может стать носителем идей и духовности. Но книги должны создаваться - настоящие, умные книги.

Однажды у Аксакова я прочел, как Гоголь отъезжал из Москвы в Петербург. Дорога была неблизкой, за день на лошадях проезжали не больше ста километров. И Гоголь готовился в путь основательно, даже надевал высокие шерстяные носки. Мне за этими деталями подумалось, что были свои преимущества в такой путевой размеренности и неторопливости. Ведь проведя несколько дней в дороге, можно было написать целую книгу. Да так и делалось - достаточно вспомнить Радищева и его "Путешествие из Петербурга в Москву". Еще вспоминается "Эй, ямщик, не гони лошадей!". ...И сразу Россия видится. Ух, какая же она долгая! Какая могучая и жалкая!.. А сегодня от столицы до Питера можно за день слетать и вернуться. Разве успеешь что-либо толковое написать?

Какая жизнь - такие мы. Но почему-то под влиянием жизненных условий и принятых житейских правил один человек способен потечь и принять любую форму, и вскоре превращается в кашу и жижу, а другой остается самими собой. Мне повезло, я был знаком с Виктором Петровичем Астафьевым и не знаю более естественного человека, чем он.

Все мы в той или иной мере что-то играем, изображаем, хоть малость самую, да актерствуем. Так что ли устроен человек? А у Астафьева была какая-то строгая детскость в восприятии сидящего перед ним собеседника, свободная и раскованная манера говорить. В ней не чувствовалось недосказанности, но была редкая открытость. Наверное, так подобает одному из самых бесстрашных писателей, сумевшему прямо посмотреть на жизнь без прикрас. Может быть, в этом кроется секрет его писательского таланта? Глядя вокруг открыто и непредвзято, он видел и красоту, и свет жизни, и ужас ее, и тьму. Потому такая объемная его проза, такая ясная и простая, будто, читая, сам видишь и чувствуешь все описанное в ней. Словно не писатель рассказывает тебе нечто, но ты сам все знал об этом, да подзабыл, а Виктор Петрович только ненароком напомнил. Это такая телесная и осязаемая проза, такой родной и дорогой язык. И в словах его явственно слышен стук сердец всех этих до боли знакомых, живущих в книге людей. Астафьев - он кудесник соучастия. За его книгой нежданно перестаешь быть читателем, но становишься жителем таежной деревни, и, сидя с рассказчиком за одним столом, беседуешь с ним о чем-то хорошо знакомом.

Мне кажется, так описывать действительность можно лишь тогда, когда смотришь на мир влюбленными глазами. Встречаясь с Виктором Петровичем - к сожалению, это бывало нечасто, - во время беседы я всегда чувствовал облегчение. А как же иначе, если с тобой говорят естественно, свободно, искренне? И тебе самому совсем не надо казаться ни умнее, ни смелее. Не мне, конечно, разбирать и объяснять феномен Астафьева - оставим это дело литературоведам и биографам, - я только пробую передать свои ощущения от его книг и от встреч с ним. Удивительная, постоянно удивляющая личность! Удивляющая именно честностью суждений. Это потому, что Астафьев истинно болел проблемами своего времени. Он никогда не занимался критиканством, не сетовал всуе на житейскую несправедливость, как многие, так и не испытавшие в действительности никаких неудобств. Виктор Петрович жил в самой глубине нашей реальности, отсюда его редкостное знание и всех теней, и всех солнечных полян жизни. В своих книгах он сам, словно искрящимся на воде лучом, осветил широкую полосу русской жизни.

У меня сохранились его письма. В них поражает взгляд на Россию. Он не только почтительно сыновний, он еще и матерински заботливый. Одна лишь мать может так смотреть на эту землю, будто на сына, у которого ничего не ладится. Вроде бы все лучшее ему стараешься отдать, а у того все не по-людски выходит, а по-своему. Также с неподдельной задушевной жалостью Астафьев оглядывал происходящее и тяжко болел им. Но при этом был беспощаден в оценках. Никаких заискиваний и сюсюканий, только бескомпромиссная война с теми, кто мешает России жить.

Родом Астафьев из Красноярского края, из тех мест, куда ссылали на поселения. Но люди и без наказания жили там, зачастую счастливо жили. Потому что русский мужик всегда умел приспособиться к обстоятельствам, проявив недюжинную смекалку, волю и жажду жизни. Виктор Петрович отлично понимал это свойство русского народа, его колоссальный творческий потенциал. А с другой стороны, знал и его беды: пьянство и упрямую дурость. Но не любить свое родное он не мог.

Много лет назад старейший актер МХАТа Марк Прудкин пригласил меня на свой день рождения. Было ему под девяносто, да еще он сломал шейку бедра. В таком возрасте вылечить сложный перелом - дело безнадежное. Прудкин передвигался на коляске, но на мой вопрос о самочувствии ответил бодро, мол, все ничего, и, вдруг взгрустнув, добавил: "А творческой перспективы нет..." Кажется, именно отсутствие перспективы, вернее, катастрофическое сужение ее для русского мужика так мучительно тревожило Астафьева. Сейчас правота писателя раскрывается в умирании деревень, в сокращении российского населения, в разбазаривании ценностей материальных и, что более всего страшно, в оскудении культуры. Через сердце Виктор Петрович пропускал все, что происходит на Руси. Все его касалось, отсюда так высок градус непоказушной гражданственности. Из этого источника возрождается вера в неизбывность исконной творческой силы русского народа. Есть же Кулибины, которые без выгоды для себя, из одной пытливости духа строят в соседнем пруду подлодки и запускают в небо самодельные самолеты. Ну, не приживаются у нас уныние и боязнь перед будущим! И кто-то недавно заметил, что в России куда меньшим спросом, чем в Европе и США, пользуются кинотриллеры. А ведь правда, мы перед Западом бесстрашны. Однако из того же источника я слышал оценку, чем отличается подход к делу у американцев и у русских. Вот в Штатах изобретет инженер что-нибудь полезное и, видя перспективу, сразу идет к руководителю компании. Тот выслушает и говорит: отлично, давай проверим твои выкладки и, если дело стоящее, тут же заключим контракт или оформим патент. И с того, и с другого инженеру прямая выгода и заинтересованность в дальнейшей работе. У нас же придет изобретатель Иванов к начальнику Петрову, все изложит, а тот тоже не лыком шит и изобретает нечто в своем роде. Да, скажет Петров, замечательную штуку ты, Иванов, выдумал, но без моей помощи тебе ее не продвинуть. Поэтому делись! Иванов и согласится, а Петров побежит к своему руководителю Сидорову, который тоже долю от прибыли захочет. И так дальше почти до бесконечности, и пока начальство делит несделанное, у Иванова уже давно интерес к своей работе пропал. Зачем, в самом деле, такая работа нужна, если от нее ни тебе, ни людям ни толку ни проку? А все же держится Россия на Ивановых, которые иногда в тишине и покое варганят себе что-то помаленьку из чистого энтузиазма от широты душевной. К ним неизбывная астафьевская любовь.

Хорошо, что в последние прижизненные годы Астафьева много снимали кинематографисты. Такое надо фиксировать ради будущего. Его появление перед телекамерой имеет не меньшее значение, чем граммофонная запись голоса Толстого столетие назад, потому что люди подобного масштаба - редкость. Вот и памятник поставили Астафьеву в его Овсянке. Тоже хорошее дело, а я загрустил невпопад: скромный обелиск крупнейшему писателю России легко затерялся бы на любом кладбище на фоне помпезных бюстов над могилами перестрелявших друг друга братков. Почему у нас так?

Но главного не отнять, не отсудить от его памяти. Виктор Петрович Астафьев стал истинно народным писателем. В большом, нестройном и разноголосом хоре отечественных литераторов мотив Астафьева поразительно чист, прозрачен и верен. В нем нет фальши. Он выделяется искренностью и задушевностью, неизбывной болью и светлой радостью. Как говорят у певцов, у Астафьева от природы поставлен писательский голос, поэтому рядом с этим человеком не было места лжи. В его произведениях не завелись придуманные красивости, туда не просочилось ни одной буквы ради лукавого желания показаться интересным и значимым. Настоящий, родниковый, редкий человек остался таким же в своей прозе. И его след не сотрется в российской культуре.

Бывали у меня встречи и с другими замечательными представителями писательского цеха. Как-то мне пришлось идти с Валентином Григорьевичем Распутиным по Байкалу. Катерок был небольшой, на нем каждый сантиметр чем-нибудь занят, а гостеприимные хозяева - два матроса и капитан этой скорлупки - в малюсеньком камбузе бесконечно жарили и варили озерные дары. Все вместе мы беспрерывно пили крепкий горячий чай, чтобы согреться на ледяном ветру под июньским высоким байкальским небом. И вот среди этих контрастов и неудобств самым терпеливым оказался Распутин. По нынешним крикливым и настырным временам была в нем какая-то редкая скромность и внимательная сосредоточенность к окружающему миру. Есть люди, воспринимающие мир лишь как часть самого себя, притом малую часть по сравнению с их собственными персонами, этакие закоренелые субъективисты и эгоисты. А есть личности, совершенно им противоположные, которые себя считают крохой посреди огромного мира. Все его многообразие и новизну они не устают воспринимать с любовью и удивлением, ибо мал человек и скоротечен посреди этой бесконечности. Вот к таким людям, как мне кажется, относится Валентин Григорьевич. Для того чтобы написать "Прощание с Матёрой", о мире надо знать не только то, что он существует где-то еще вне нас, его надо уметь видеть во всех красках, слышать во всех звуках, как это свойственно Распутину. Для того чтобы подробно, явственно и ощутимо передать образ мироздания в слове, наверное, нужен особый, редкостный дар писателя. Распутину важна каждая молекула, частичка Вселенной, в которой Вселенная отражается, поэтому в своих произведениях он берет, казалось бы, мелкие, частные случаи из жизни подчеркнуто скромных и неприметных людей. Но в них-то он угадывает прелесть и боль, единство и противоречивость мира, в котором все связано в один тугой и неразрубаемый узел. Поэтому проблемы большой энергетики так страшно касаются заброшенных старух на Матёре, а ожесточение людей в век тотальной разобщенности так жутко проявляется в отношении детей к умирающей матери. ...Человеку знающему необязательно подниматься на вершину горы, чтобы обозреть неоглядные дали, он и у подножия сумеет понять и почувствовать многое, до чего ни рукой, ни взглядом не дотянуться.

Распутин в своем творчестве не шумлив и не декларативен. Он внимателен и подробен в описании человеческой души и способен добираться в ней до самых заветных уголков. Однажды в какой-то журнальной редакции мне попалась на глаза его рукопись мельчайшим, аккуратнейшим, бисерным почерком, записанная остро отточенным карандашом. И в этих примеченных мной деталях тоже жила удивительная подробность и тщательность писавшего человека. Почерк показался мне необычным, и позднее я спросил Валентина Григорьевича, почему он так мелко и аккуратно прорисовывает буквицы. Он ответил в том смысле, что такая манера позволяет ему сосредоточиться и как бы погрузиться в описываемый мир. Эта сосредоточенность необходима ему в качестве главного условия для работы.

Валентин Григорьевич с великой тревогой пишет о проблемах Байкала. О них он беспокоится как исконный сибиряк и как настоящий, совестливый гражданин нашей огромной страны. Пишет неустанно и смело, выступая в защиту чудесного озера. Но если внимательно вчитаться в его слова, то станет понятно, что в них доказательств и убеждений больше, чем нервов и обвинений. Да, он не щадит ни министров, ни ученых, которые способствуют бездумному использованию и загрязнению Байкала, но ему важно не обвинить их, а убедить в своей правоте, не только возмутиться неправедностью чьих-то деяний, а вразумить горячие головы и уберечь их от непоправимых ошибок. Ведь человек не имеет права ради сегодняшних выгод забывать о завтрашнем дне. Поэтому в любом дискуссионном вопросе Распутин доказателен, несгибаем и не шумлив, хотя сердце его порой рвется от боли и ярости. Возможно, это чисто сибирская черта в нем - основательность, достоинство и уважение к противнику. Тайга, природа которой во времена освоения Сибири заставляла людей бороться за существование, выковывала такие характеры. И все же Распутин современный, жгуче современный писатель. Его тревожит сегодняшний человек и в нем - размытость нравственных границ, когда все дозволено, когда никого и ничего не стыдно. Его тревожит разобщенность людей и их неучастие в решении насущных жизненных проблем. Как совестливый ученый, остро чувствующий писатель, он понимает, что пока не на все вопросы есть ответ и не все объяснимо в этом мире. Однако доискиваться сути надо уже сейчас. Вот читаешь распутинский "Пожар" и видишь, что даже фразы в этом произведении более короткие, словно задыхающиеся в разрушительном пламенном мареве. В этом стилистическом приеме тоже ощущается беспокойство за происходящее.

Много лет назад мне посчастливилось в течение нескольких дней пробыть вместе с Валентином Григорьевичем в одной поездке по Италии. Во время частых переездов по стране было достаточно времени для наших неспешных разговоров. Вернее, я больше расспрашивал и слушал, а Валентин Григорьевич отвечал. Из его рассказов я определенно и явственно уразумел для себя: Распутин - писатель и человек с абсолютно непоколебимой жизненной позицией. Да она яснее ясного видна и в его книгах, и в его публицистике. Но надо слышать, как рельефно она проявляется в обычных, мимолетных разговорах. Какая-то удивительная скромность, почти замкнутость чувствуется в них, а за ней - уверенность. И не поколебать в Распутине его представлений о мире. Правда, и он не навязывает своего видения жизни, наверное, понимая, что единственной, пусть и глубокой, и серьезной точки зрения далеко не достаточно, чтобы понять весь мир. Драться за свое выстраданное, прочувствованное и понятое он готов, а кричать об этом всем и каждому на всех перекрестках не станет. В этом разительный контраст со многими другими, в том числе авторитетными людьми, которых мне приходилось встречать. Редко кто удержится от соблазна на юру потолковать о своих позициях, чтобы вдолбить какие-нибудь необязательные мыслишки во все рядом находящиеся головы. А уверенности в своей правоте при этом нет. И чем меньше уверенности, тем больше крика. Утомительно чувствуешь себя возле таких крикунов, а с Распутиным - спокойно. Веришь каждому его тихому, даже скупому слову и соглашаешься, что все, во что он верит, что любит и защищает или ненавидит, - это его суть, а не расхожая, по случаю накинутая одежка. Распутин сам из народных и природных глубин. Он и пришел в литературу, чтобы поведать о глубине, и делает это очень талантливо и несуетливо, так неопровержимо, истинно и основательно - по-распутински.

Мысленно возвращаясь к актерству, я вдруг вспомнил лирические миниатюры Астафьева "Затеси". Затесь - это метка, которую делают в тайге на стволе дерева, чтобы не заблудиться и при необходимости вернуться назад. Она долго не зарастает... Каждый человек делает подобные зарубки в памяти современников. Актер - сыгранными ролями. Так вот затеси большинства нынешних актеров исчезают слишком быстро. Вроде бы часто мелькает лицо в кино, рекламе, сериалах. Изображает сильные страсти, выписывает злободневность, создает что-то вроде портрета эпохи, а получается не так, не то, не по-человечески. Будто звери пробегают мимо дерева и не путь свой обозначают, а походя метят территорию.

Времена моей молодости были более благодатными для того, чтобы оставить в искусстве заметный след. Хорошо сыграв роль в одном-единственном фильме, можно было на следующий день после премьеры проснуться знаменитым и сразу получить признание миллионов зрителей. Иное дело, что подтвердить однажды взятую высоту затем бывало сложновато - не всегда для этого предоставлялась возможность. И вот почему.

Еще при Сталине, в какой-то год, на экраны вышло всего восемь художественных кинолент. А ведь какие были режиссеры, какие имена! Например, Эйзенштейн, Пудовкин. Они ведь любую тему поднять могли. Но картин выпускали мало, ибо их следовало выдерживать в определенном идеологическом и моральном русле. Действовала жесткая цензура, которая, по совести, равнялась не только на партийный заказ, но также руководствовалась принципом: пусть фильмов будет меньше, да лучше. Словом, такая была политика на кинематографическом фронте. Поэтому на людей, занятых в съемках, ложилась особая ответственность - не сдюжишь, второго шанса попробовать свои силы уже не дадут. Но и вознаграждение за творческий путь было особым. У одного из философских классиков есть такая фраза: совы Минервы всегда вылетают в полночь. Это в смысле, что искусства расцветают именно тогда, когда империи находятся на пике славы и в подтверждение своего могущества нуждаются только в лучших творениях человеческого гения. Такое искусство монументально, оно фиксирует эпоху и надолго сохраняет память о ней. Однако Сталин умер, и появилась необходимость переосмыслить только что пережитое. Тогда появился Смоктуновский, сумевший выразить сомнение человека, едва очнувшегося от сталинщины. Рядом с ним встали Баталов и Ефремов, которые в силу своей актерской сущности становились понятными и близкими самым разным слоям советского общества.

Сегодня все по-другому. Время несется, не останавливаясь. Где уж ему до монументов, когда даже эксперименты поставить некогда. Многое лепится набело, а в пору бы подождать, сосредоточиться на главном, обдумать возможные результаты труда. Ведь художник, как и ученый, несет за них ответственность перед современниками и потомками. Мол, чему служим, чего добиваемся? Об этом в Евангелии от Матфея сказано: по делам узнаете их.

В новой России возобладало новое мышление, и неминуемо началась смена поколений во всех областях человеческой деятельности, в том числе в театре и кино. Это всегда очень нелегкий процесс, а когда сроки предельно ограничены, он происходит непредсказуемо и почти неуправляемо. Вот картины пекутся, как блинчики, а в них холостой пересказ сюжетов. Не сказать, что там не поднимается насущных вопросов, только одухотворенного сплетения с действительностью не получается. Оттого роли какие-то недоигранные. И мне становится в чем-то жаль молодых актеров - в нынешней плотной жизни им редко удается засветиться хорошо. Они для этого не успевают вызреть и раскрыться. Мелькают только их лица в растиражированных и почти одинаковых кино- и телепродуктах. Много-много безымянных лиц, и в них не получается, а порой и не хочется разбираться. Это, считай, безликость, которой не место в искусстве, где каждый творец должен быть личностью и лидером. Но ничего не поделаешь, общая тенденция такова, и тем приятней, что в ней суть исключения и что актерское мастерство живо пока в исполнении моих достойных молодых коллег, таких, как Безруков, Миронов, Маковецкий, Суханов. В работе им зачастую удается нечто замечательное, чего не бывало прежде. Например, у Бортко в "Идиоте" князь Мышкин раскрылся совсем иначе, чем привыкло мыслить мое актерское поколение.

Я бы сказал, что проблема сиюминутности происходящего болезненна не только для актеров, но также для зрителей. В одолевшей нас беготне нет возможности оглянуться и понять важное. Отсюда у каждого из нас, у каждого маленького человека, тема которого насквозь пронизывает русское искусство, возникают беды сродни той, что случилась с моим героем в "Ворошиловском стрелке". Его боль остра, будто неосторожно полоснули по обнаженному нерву. Только в этой боли вдруг осознаешь, что нельзя так жить, как живем. И в фильме в кульминационном диалоге с участковым мой стрелок с внутренним напряжением произносит главную фразу: "А как жить-то?"

Были у нас фильмы-легенды, в которых трогательно и лирично или прямолинейно и жестко раскрывались судьбы современников. Это "Летят журавли", "Чистое небо", "Председатель", перечислять можно долго. Не знаю, будет ли "Ворошиловскому стрелку" место рядом с ними. Думаю, что этот герой появился в нужный момент, потому что ему здесь и сейчас удалось ответить на тот самый проклятый вопрос - он сумел по-мужски, по-человечески постоять за себя и свое дорогое. Нужен ли такой герой? Да! Станет ли он выразителем нашего времени? Покажет само время.

ПУБЛИКАЦИЯ

• "Хорошая штука получилась. Мне нравится"
  "Реальность и мечта" Михаила Ульянова