СЕРГЕЙ СОЛОВЬЕВ: Классика - не повод для хулиганства

Влада ЛЕППКЕ Фото Ирины КАЛЕДИНОЙ

С. Соловьёв

Когда-то на "Мосфильме" Сергею СОЛОВЬЕВУ сказали: "Пойдите, полистайте Чехова и выберите смешной рассказ для экранизации". Так никому не известный режиссер начал свой путь в большой кинематограф. Сегодня его имя в представлении не нуждается. Его картины всегда современны и неожиданно провокационны. Он давно уже понял, что искусство - это и есть единственная подлинная реальность нашей, очень странной на чужой взгляд, русской жизни. На только что завершившемся в Сочи Фестивале"Кинотавр" в двух разных программах показали два фильма Сергея Соловьева - "Асса" и "Сто дней после детства". Последний был назван кинокритиками в связи со 100-летием российского кинопроизводства в числе лучших фильмов в истории отечественного кино.

- Сергей Александрович, как известно, ваш отец был одним из руководителей группы, сажавшей на пост Ким Ир Сена, а с его сыном и великим руководителем КНДР Ким Чен Иром вы в детстве играли вместе. Эта дружба сохранилась во взрослой жизни?

- Да ну что вы! Папа некоторое время присутствовал на трибуне вместе с Ким Ир Сеном, когда тот принимал парады. А нас с его сыном, который старше меня на три года, в это время отправляли погулять. Но меня в Корею с тех пор не пускают. Я, почему-то, для этой страны персона нон грата. Раз десять пытался туда попасть, но никак.

- Ваш фильм "Асса" буквально перевернул представление молодежи 80-х о том времени, в котором она жила. Как вам удалось просочиться через жесточайшую цензуру, выпустить фильм на экраны да еще с таким профессиональным прокатом?

- Я пришел в кино в 60-е годы. Была "оттепель", потом наступила суровая брежневская стагнация, вслед за ней - эйфория демократии. Я многое повидал и вывел основной закон жизни в профессиональном кино: ни в коем случае не говорить никому ни слова правды. Нужно четко разделить то, что ты хочешь, и то, что предлагает тебе каждая новая эпоха. В 60-е я молол что-то про "оттепель", хотя это меня совсем не интересовало. Врал, что наконец-то моя душа оттаяла, ботинки распрямились, и я шагаю с легкостью по зеленой траве. А сам снимал картину "Егор Булычев" о смерти. Конечно, я не мог сказать чиновникам, что меня интересует тема смерти. Но сегодня я понимаю: то, как пропустили на экраны "Ассу", преодоление тех цензурных барьеров - это детский лепет на лужайке, просто счастливое легкое время рядом с той жуткой, нечеловеческой цензурой, которую сегодня осуществляет денежный мешок. Это не цензура - это бандиты, которые прижились в кинематографе. Та-то хоть была цензура идеологическая, и это было понятно, а эта цензура каких-то идиотов: "Хочу, чтобы была моя девушка в главной роли, тогда я дам два миллиона". В те времена я понимал, как бороться с идеологической цензурой, на что опираться, о чем говорить. Я вообще жуткий хитрован. Отвлекал внимание и говорил чиновникам из Госкино, что это все про другое. У меня был тысяча и один способ обмануть и донести свое кино до зрителя. Кстати сказать, в системе кинематографа работало огромное количество умных людей. В частности редакторский аппарат, который мы уничтожили, был чрезвычайно разумной категорией, он помогал пролезть через эти чиновничьи рогатки, а теперь тебе никто ни за что не поможет. Сегодня я ничего не понимаю. Плету какую-то ахинею этим спонсорам о том, что все просчитал и совместная работа нас озолотит.

- Уже почти готов фильм "Асса-2". Как пришла идея снова вступить в ту же реку?

- Как-то художник Сергей Бугаев - Африка - принес мне замечательный набросок сценария. Казалось бы: "Асса-2" - ну что может быть лучше? Мне все, даже милиционеры на улице, только и говорили: "Что вы все туды-сюды ездите бессмысленно - сняли бы лучше продолжение "Ассы"!" Но в какой-то момент я понял: нельзя этого делать. Нельзя! Ведь как первый фильм снимался? Просто сошлись все звезды, все обстоятельства, эпоха, люди. "Асса" снималась три с половиной месяца, и все это время в Ялте была зима, и снег падал и не таял. Как мне потом сказали, такого не было больше ни после съемок, ни до того. Это было какое-то совершенно особое, знаковое время. Но, с другой стороны, думая про "Ассу-2" почти все время, я жил с одним из самых гнусных ощущений, которые подарила мне жизнь: с ощущением "кладбища нереализованных идей", что я сделал и что я мог сделать. Скажу так: с одной стороны, моя жизнь выкинута на помойку - ничего не сделано. Но по сравнению с другими можно считать, что все получилось.

- Сергей Александрович, фильм казахского режиссера Рашида Нугманова "Игла" с участием Виктора Цоя в свое время наделал много шума. Теперь его называют "выдающимся памятником эпохи". Но мало кто знает, что этот фильм не состоялся бы, если бы в свое время вам не запретили снимать ленту "Чужая Белая и Рябой".

- Это была история! Я тогда из упрямства поехал в Казахстан - действие фильма должно было происходить именно там. И обратился за помощью к министру культуры республики Олжасу Сулейменову. Тот развел руками: мол, что я могу сделать? Сказал, что есть только одна возможность - снять картину на казахском языке. И я согласился. Хотя сам ни бельмеса не понимал по-казахски. Чтобы осуществить задуманное, я на всех углах тогда говорил, что русские и казахи должны интегрироваться в одну народность. Казахи радостно соглашались с этим. И предлагали для начала зарезать барана. Вот так, наевшись досыта баранины и отсняв фильм, я испытал чувство глубокой признательности братскому народу. И... предложил Сулейменову открыть во ВГИКе казахскую мастерскую. Никаких государственных соображений на этот счет ни у кого не было. И никто тогда не знал, во что все это выльется. Моими выпускниками были теперь уже известные на весь мир режиссеры: Рашид Нугманов, Серик Апрымов, Талгат Теменов, Амир Каракулов и оператор Мурат Нугманов. Это была "новая казахская волна" в кинематографе, а фильмы, снятые этими ребятами, имели действительно международный успех и вызвали большой резонанс не только в нашей стране, но и за рубежом. Рашид Нугманов снял "Иглу" и "Йя-Хху", Амир Каракулов - "Последние каникулы" и "Разлучницу", Серик Апрымов является создателем кинолент "Двое ехали на мотоцикле" и "Охотник", а Талгат Теменов показал всему миру фильм "Кочевник". Каждый из этой славной плеяды и сейчас продолжает заниматься режиссурой, постоянно совершенствуясь в профессии. А ведь до поступления во ВГИК ребята планировали свою жизнь иначе. Ко мне в мастерскую пришли архитектор, лесник, водитель и другие специалисты, не имеющие никакого отношения к кино...

- Сегодня птенцы "гнезда Соловьева" являются лауреатами престижных кинофестивалей мира, в том числе венецианского и берлинского. Вы считаете их успех своей личной заслугой?

- Ни в коем случае! ВГИК - не место для обучения, а место для создания шедевров. Лучше того, что делалось во ВГИКе, не делается больше нигде. Рашид Нугманов, который сейчас живет в Париже и занимается политикой, сделал "Йя-Хху" на втором курсе в 1986 году "левыми" способами, потому что никто его не отпускал из Москвы в Ленинград снимать каких-то корейцев по подвалам. Я ему говорил: "Давай, Рашид, кончай эту муть свою! В Москве тоже полно подвалов и корейцев". А он смотрел на меня как на сумасшедшего. Когда же Нугманов снял эту картину, я понял: действительно, что-то интересное начинается. Фильм мне очень понравился. И я орал на всех углах: "Смотрите "Йя-Хху"! Рашид меня со всеми перезнакомил. К нам в мастерскую стал заходить Витя Цой. Моя "Асса" - следствие того, что Рашид все-таки пролез в питерские подвалы. "Йя-Хха" - биологически настоящий фильм. В нем бурлит жизнь!

- Ваш сын Митя сейчас работает с вами. Вы изначально воспитывали в нем творческого человека и своего помощника?

- Я вообще не очень верю в воспитательные процессы. На самом деле мы мало что выбираем, это делают за нас гены. И вбивать в детей что-либо насильственным путем - занятие бессмысленное. За это нас часто не любят дети. Надо просто с ними жить, еще лучше как можно раньше начинать с ними работать. Я начал работать с сыном Митей, когда ему было десять лет. Поездку на съемки он предпочел отдыху в пионерском лагере. Мы снимали фильм в Казахстане. И там нужно было паровозы гонять. Людей не хватало. И Митя приноровился. На следующее лето сын снова поехал со мной на съемки. Потом в "Ассе" мы объявили конкурс на плакат. Митя попросился участвовать и победил. С тех пор мы вместе работаем. И даже сняли фильм "Нежный возраст" - о Мите и его одноклассниках. Правда, на этом его актерская карьера закончилась. Сын выбрал дизайн. Но мы продолжаем работать вместе. Все шесть лет Фестиваля "Дух огня" сын - его арт-директор.

- Вы снимаете фильм "Анна Каренина" по знаменитому роману Льва Толстого. В кинокругах ждут от этого проекта какого-нибудь хулиганства, иначе нет смысла повторять уже неоднократно снятое. Что вы сделали с Анной Карениной?

- А я ничего не сделал с Анной Карениной, потому что убежден: классика не повод для хулиганства. И не потому, что я - дурак или старомоден. Я хотел сделать фильм, не оригинальничая, без кривлянья, с любовью, как искренний читатель, как русский человек. Это картина о женщине, которая была одновременно очень счастливой и бесконечно несчастной; о совести, с которой непременно нужно жить в ладу, иначе неминуемо придется держать ответ; о любви, выше которой нет ничего на свете, и о России. Мне было очень важно донести до зрителя, что нынешняя формула молодых - "цена успеха есть полная потеря совести" - великое свинство, и ведет она не только к вырождению нации, но и вырождению самой жизни. А еще было важно для тех, кто не читал роман, дать о нем честное, правильное представление. Этот фильм - мой ответ чернухе, порнухе и ментовскому беспределу, которые в последние годы заполонили экраны и которые категорически запрещены к просмотру детям, беременным и кормящим матерям во избежание психических расстройств. Хотя предложения были разные. Однажды звонит мне режиссер Роман Виктюк и кричит в трубку: "Я тебе нашел такое! Ты обалдеешь! "Анна Каренина-2"! Она прыгнула под поезд, ей выбило глаз, отрезало аппендицит, но она осталась жива!.." Я говорю: "Не надо мне это!" В романе все написано! Больше ни слова не надо!

- Сергей Александрович, почему съемки "Анны Карениной" идут уже 10 лет?

- Когда в кризисном для кино

1994 году я на "Мосфильме" произнес эти два слова - "Анна Каренина", все сразу поняли, что именно это нужно сейчас снимать. Изначально было подписано соглашение о съемках пятисерийной телевизионной версии и двухсерийного кино. И было даже торжественно провозглашено, что это будет последняя картина, которую закроют. Ее последней и закрыли. Я сам ее закрыл, потому что был тогда председателем Союза кинематографистов России и не хотел парализовать все кинопроизводство в стране. Это было время "чубайсовского обрезания", когда секвестрировали весь бюджет. И если бы я стал продолжать работу над лентой со 150 персонажами, историческими декорациями и костюмами, то все остальные картины по стране пришлось бы закрыть. Но прошло много лет, прозвенел звонок с "Первого канала" с предложением возобновить проект. То, что Анну будет играть Друбич, - сомнений ни у кого не вызывало. В роли Вронского начал сниматься Сергей Безруков, замечательный совершенно актер. Работали душа в душу. Но потом так стали складываться обстоятельства, что у него на одну работу наскакивала другая. Я провел очень тяжелое время в поисках нового Вронского... А потом нашел Славу Бойко и успокоился.

- Создается такое ощущение: современный кинематограф целенаправленно переписывает историю человечества, подменяя то, что было, тем, что хотелось бы теперь заказчику. Как вы думаете, к чему мы придем в этом случае лет через 50? Ведь люди начнут верить: все было так, как снято в фильмах?

- Есть режиссеры, которые относятся к кино как к искусству, а есть люди, которые относятся к кино как к финансовой операции. Последние за деньги охотно сделают все, что угодно: поменяют историю, сами снимутся без штанов. Я считаю это маразмом. И отношусь к этому, как к рыночной экономике, как к Москве, ко всем этим раутам - это все комический цирк, причем отвратительного, дурного вкуса. Для меня кино - это предмет искусства. Поэтому для такого человека, как я, который серьезно относится к искусству, к кино, к жизни, своим родителям, истории своей страны, это не обсуждается. Конечно, нужно бороться со всей этой безвкусной гадостью, которую мы называем расцветом рыночной экономики. Это все безвкусица взбесившихся от денег идиотов. Однажды один американский продюсер, серьезный, начитанный человек, сказал: "Я тебе дам на "Анну Каренину" столько денег, сколько ты скажешь, но у меня одно-единственное условие: этот финал американский зритель не примет. Анна Каренина - очень хороший роман с никуда не годным финалом!" Ну кто он после этого? Каков его народ, если не поймет такой финал?

- Как вы считаете, что заставляет нас смотреть американское кино? И почему бы тогда нам так же не заставить американцев смотреть наши фильмы?

- Все это колоссальная финансовая афера, связанная с американской кинематографией. В результате этой гигантской авантюры был сознательно разрушен национальный кинопрокат России. Наверное, за взятки. Это же уму не постижимо! Вся Россия - от Тихого океана до Балтийского моря - вдруг стала смотреть только кино американское! Это сегодня, уже в результате оболванивания нескольких поколений российских зрителей, все заговорили о наступлении эпохи жанрового кино, но это все прекрасно спланированная авантюра! Сейчас нам разрешили иметь самостоятельное кино, но какое? Сплошные блокбастеры под попкорн! Мы должны по "их" замыслу стать преемниками этого стандарта американского кино. Это совершенно осознанная и спланированная кампания по перелопачиванию мозгов! При этом у меня лично нет антиамериканизма. У меня есть ощущение, что американский кинематографический бизнес делается с нарушением нравственных норм. Они хотят всех учить, все навязывать. Среди американских фильмов есть изумительные, есть просто хорошие картины, есть огромное количество усредненной дряни и немыслимая галиматья. Я не проповедник, не политик и не обсуждаю уровень либеральных свобод. Это политические разговоры.

- Сергей Александрович, а для какого зрителя вы снимаете свое "культовое кино"?

- Я никогда не делал кино для кого-то, кроме как для себя и для всех. Когда я делал "Нежный возраст", я делал его для себя и для всех. Потому что я сам был поражен происходившим, этой реальной историей, которая легла в основу фильма. Ведь наяву все это происходило с моим сыном Дмитрием. Ведь за день до премьеры убили мальчика Алексея Дагаева, сыгравшего в фильме одноклассника, самого себя сыгравшего. Убили какие-то подонки за его старые прегрешения. И в день московской премьеры фильма мы всей съемочной группой его хоронили.

- Что вы имели в виду, когда после ухода из жизни Александра Абдулова сказали, что "сейчас ажиотажный спрос на смерть"?

- А это те самые "массовые пляски" с битьем себя в грудь, с обещаниями никогда не забывать актеров, режиссеров, которые уходят из жизни. Это ужасно, поэтому надо очень спокойно, разумно рассудить и сделать то, что нужно сделать, чтобы не сделать то, чего не нужно. Ушел мой друг Саша Абдулов, он был для меня близким и дорогим человеком. Последние пять лет мы с ним встречали весну в Ханты-Мансийске, на Фестивале "Дух огня". Приезжали сюда в конце февраля, а уезжали в начале марта. И это стало привычкой: весна начиналась в Югре. Саша был удивительно тонким мастером, хотя тонкостей терпеть не мог. Особенно его раздражал термин "кино не для всех", а для кого тогда? В нем жила нежнейшая человеческая душа, и образы свои он мог создавать буквально из воздуха. О нем хочется вспоминать только с улыбкой. Однажды мы с ним ехали в Суздаль, куда нам удалось заманить Ричарда Гира и Синди Кроуфорд. И вот они в Суздале, а мы катастрофически опаздываем. Саша по дороге просит рассказать сценарий моего нового фильма. Читать он не любил, но слушал с удовольствием. И я ему рассказываю сценарий. Он спрашивает: "А где моя роль? Как нет? Напиши. Пусть в массовке. Там вначале есть роль водопроводчика, хочу эту роль". Я ему: "Саша, это роль без слов". "Слова я сам придумаю". Вот подходит время съемок, ждем Абдулова, он гримируется. Роль в три минуты, Саша час готовится, два готовится. Появляется в немыслимом одеянии, откуда он его взял?! Грим такой, что не хочешь, хохот разбирает, налепил на себя какие-то пятна, бородавки. И совершенно серьезно: "Ну что, работаем?" Едем со съемок, он говорит: "Слушай, там ведь у тебя по сценарию Михаила Ульянова (он играет главного героя) убивают. Ну не может же водопроводчик не прийти на похороны? Когда ты снимаешь похороны?" Приходит. Снимаем. Никто ни на что внимания уже не обращает. Эта сцена - великий плач водопроводчика. А Саша не унимается: "Но ведь раз водопроводчик был на похоронах, он не может не прийти на поминки. Когда ты снимаешь поминки?" Я чувствую: роль пухнет на глазах. Саша приходит на съемки поминок, и не один! С партнером! Под стать себе! Снимаем. Саша себе слова написал и партнеру. Проходит время, он снова звонит: "Слушай, а давай: водопроводчика в конце фильма убьют, знаешь, как люди рыдать будут". Снимаем смерть водопроводчика. Тут уже я звоню ему: "Саш, ну раз водопроводчика убили, надо же его похоронить..." И слышу: "Ну, уж нет, в этом я участвовать не буду. Спасибо за доставленное удовольствие". И в этом был весь Саша. Он пришел из воздуха и ушел туда. А мы здесь живем...

- Изменилось ли за последние шесть лет, что вы проводите фестиваль дебютов, отношение молодых кинематографистов к профессии?

- Когда мы проводили первый Фестиваль "Дух огня" было заметно, что у молодых режиссеров будто "поехала крыша": вместо того, чтобы овладевать ремеслом, учиться на классике, они выпендриваются друг перед другом, кто кого сильнее шокирует. А расплачиваться за это приходится зрителю. Сейчас, спустя шесть лет, я могу сказать, что крыша, пусть медленно, но возвращается на место. Впервые в этом году среди фильмов-дебютов появились действительно художественные картины, а не просто игровые. Кино снова становится искусством. И отрадно, что многие из конкурсных картин отвечают канонам киношного мастерства.

- Как вы считаете, что можно было бы взять сегодня режиссерам из той советской кинематографии, которую ругали за несовершенство?

- Все! Взять нужно все! Сейчас по прошествии времени видно, что это был абсолютно сбалансированный, грандиозно сделанный кинематограф. И самый великий продюсер, которого я знаю, - это Филипп Тимофеевич Ермаш - министр кинематографии. Потому что он понимал, как ежегодно удовлетворять вкусы и потребности всех прослоек зрительских нашей страны от Балтийского моря до Тихого океана. Для людей, которые относятся к кино как к способу отвлечься, работали Гайдай, Данелия, Рязанов... Для людей, которые относятся к жизни как к патриотическому подвигу работал Бондарчук, работал Матвеев... А для тех, кто относился ко всему этому как к большому политическому маразму работали Тарковский и Панфилов. Это и было настоящее продюсерство. Потому что вся та ерунда, которую сегодня называют продюсерством - это делание денег в одном частном секторе. Сегодня они называют финансовым успехом то, что в СССР называлось финансовым провалом. Восемь тысяч человек, которые пришли на фильм, - это считалось тогда страшным провалом! Сейчас это успех. Они говорят: мы встали на ноги; никто на них не вставал. Просто продули великий кинематограф, который нужно было с умом, с учетом движущегося времени, технологического процесса аккуратнейшим образом реформировать. А они сначала продали весь рынок американцам, а это постыдная, позорная финансовая операция. Счетной палаты на них не хватает!

- Значит, вы ностальгируете по прошлому?

- Ностальгировать бессмысленно - уже выросло другое поколение. Тем более что я терпеть не могу этот термин. Те времена кончились, причем мы сами их уничтожили. Теперь я понимаю, что тогда был кретином и помогал негодяям. Я ненавижу слова "ностальгия", "творчество", "мечта", "муза" - это все термины не для здоровых людей, для больных. Нечего "творить" - надо просто работать. Так что это не ностальгия. Это утерянная нами общеродовая межнациональная генетика. Ведь у нас, в среде многонациональной советской интеллигенции, не существовало внутренних противоречий! Я уж не говорю о позоре национальных и религиозных конфликтов. Если у кого в башке что-нибудь подобное заводилось, к нему относились как к подлецу. Так формировалась великая межнациональная социалистическая культура. Потеря страшная, потому что за этим следует генетический распад. Вот почему межнациональный культурный распад - личная трагедия каждого из нас. А вовсе не потому, что власти не могут договориться, как эту самую нефть друг у друга отсосать и сколько за сосалку платить. И каждый в том "проклятом советском прошлом" на уровне подсознания испытывал уважение к любому иному пониманию мироустройства. Не ненависть, а уважение. Даже вообразить невозможно было, что кто-то мог привязать к себе бомбу и с криком "Аллах Акбар!" идти взрывать, ну, скажем, православных. Мы распоряжались миром, как своим общим домом, а не как наемные работники при общественной системе. Вот что утеряно! А что получено взамен? Страшно об этом говорить: межнациональные войны, в которых поколения за поколениями будут убивать друг друга и не успокоятся пока не убьют последнего человека. Вот что мы получили на месте бывшего Советского Союза - один фатальный, не имеющий разрешения национальный вопрос. Сейчас только и разговору, кто черный, кто светлый. Хотя большего человеческого свинства, чем национальная междоусобица и ненависть одних к другим, нет, и жить в этом свинстве, конечно же, человеку невозможно.

- Все ваши фильмы, так или иначе, о любви. А что для вас означает это слово?

- Любовь - это состояние души. Недаром Бунин называл это солнечным ударом, то есть определял какими-то атмосферными явлениями. То есть тем, что тебя выводит из привычного ряда, вот из этой бытовой бодяги. Это вовсе не обязательно такое чувство между мужчиной и женщиной, которое должно закончиться браком или, наоборот, жутким бракоразводным процессом с битьем посуды. Это очень маленькая часть ее... На самом деле любовь - некое шоковое состояние души, когда тебе открывается мир. А картина мира ужасно не благостна, совсем не благостна.

ПОД ЗАНАВЕС

• СЕРГЕЙ СОЛОВЬЕВ: Классика - не повод для хулиганства
• Загляните в Книгу судеб Гороскоп с 19 по 25 июня
• Человек родился