Служила медь колоколом

К 125-ЛЕТИЮ ПРИШВИНА

Яна ГРИШИНА

Четвертого февраля 1998 года исполнилось 125 лет со дня рождения Михаила Пришвина, писателя, который давно и широко известен как автор рассказов о природе и охоте, а в настоящее время становится все более известен как автор дневника, который он вел ежедневно в течение пятидесяти лет с 1905 по 1954 год. Но менее известен Пришвин-фотограф - выставка "Когда били колокола...", открывшаяся в Государственном Литературном музее (Трубниковский пер.,17), является первой выставкой авторских фотографий писателя.

Между тем впервые Пришвин взял в руки фотоаппарат еще в начале века в 1906 году во время своего первого путешествия в Беломорье и Карелию, где родилась его первая книга "В краю непуганых птиц". Она-то и вышла в 1907 году в Петербурге "с 66 рисунками по снимкам с натуры", сделанным Михаилом Пришвиным и местным учителем П.П.Ползуновым, которому принадлежал фотоаппарат. Сами снимки, к сожалению, не сохранились.

Собственный фотоаппарат "лейка" появился у Пришвина в 1928 году, и с этих пор в течение почти тридцати лет он постоянно и страстно занимается фотографией: "До того я увлекся охотой с камерой, что сплю и все жду, поскорей бы опять светозарное утро", - записывает он в первые дни после покупки долгожданного фотоаппарата.

В фотоархиве Пришвина хранится множество негативов и авторских отпечатков, а в мемориальном доме-музее в подмосковной деревне Дунино (филиал ГЛМ) - фотоаппараты "Роллейсфлекс" и "ФЭД", увеличитель, набор сменных объективов к камере "лейка", штативы, самодельные щитки для негативов - все необходимое каждому фотографу для работы.

Фотография постоянно сопутствует художественному творчеству писателя. Творческое внимание к окружающему миру позволяет Пришвину увидеть и показать жизнь с ее необычной, часто скрытой от поверхностного взгляда стороны. "Конечно, - пишет он, - настоящий фотограф снял бы лучше меня, но настоящему специалисту в голову никогда не придет смотреть на то, что я снимаю: он это не увидит". В большой степени это относится к многочисленным фотографиям Пришвина о природе, например к серии фотографий "Пауки" - писатель снимает паутину, поражаясь тому, что ни одна паутинка в точности не повторяет другую. Пришвин-фотограф, как и поэт, в каждом отдельном "случае" видит знак "прекрасного мира", узнает подлинную жизнь по отдельным "вспышкам", называет себя "художником света": "Я хочу доказывать светописью мои видения реального мира", - записывает он.

Нынешняя небольшая выставка - это репортаж из Троице- Сергиевой лавры, где в январе 1930 года уничтожались колокола конца XVII века. Пришвин каждый день снимает и пишет в дневник обо всем, что происходит на колокольне в Лавре. Работы Пришвина - не просто фотодокумент, они воссоздают современную трагедию, которая не осознается людьми, запечатленными на фотографиях, как трагедия, а выглядит как обыденное дело, как работа, которую одни выполняют, а другие с любопытством наблюдают. Зритель оказывается перед лицом общей народной судьбы, на всем и всех лежит печать современного разлома. Присутствие времени всепроникающе и неустранимо, однако фотографический ряд выводит зрителя за пределы сиюминутного, временного: огромный разбитый колокол и купола Троице-Сергиевой лавры позади него выглядят как символ целой эпохи в жизни России. Откроем дневник писателя.

1929. 22 ноября. В Лавре снимают колокола, и тот в 4000 пудов, единственный в мире, тоже пойдет в переливку. Чистое злодейство, и заступиться нельзя никому и как-то неприлично: слишком много жизней губят ежедневно, чтобы можно было отстаивать колокол...

1930. 15 января. 11-го сбросили Карнаухого. Как по-разному умирали колокола. Большой - Царь, как большой, доверился людям в том, что они ему ничего худого не сделают, дался спуститься на рельсы и с огромной быстротой покатился. Потом он зарылся головой глубоко в землю. Толпы детей приходили к нему и все эти дни звонили в края его...

Карнаухий как будто чувствовал недоброе и с самого начала не давался, то качнется, то разломает домкрат, то дерево под ним трескается, то канат оборвется. И на рельсы шел неохотно, его потащили тросами... При своей громадной форме, подходящей к большому Царю, он был очень тонкий: его 1200 пудов были отлиты почти по форме Царя в 4000. Зато вот, когда он упал, то разбился вдребезги. Ужасно лязгнуло, и вдруг все исчезло: по-прежнему лежал на своем месте Царь- колокол, и в разные стороны от него по белому снегу бежали быстро осколки Карнаухого.

19 января. Весь день отделывал снимки колокола... Все это время лебедкой поднимали высоко язык большого колокола и бросали его на кусок Карнаухого и Большого, дробили так и грузили.

Язык Карнаухого был вырван и сброшен еще дня три тому назад, губы колокола изорваны домкратами.

23 января. "Православный?" - спросил я. "Православный", - ответил он. "Не тяжело было в первый раз разбивать колокол?" - "Нет, - ответил он, - я же со старшими шел и делал, как они, а потом само пошло".

24 января. Нечто страшное постепенно доходит до нашего обывательского сознания, это - что зло может оставаться совсем безнаказанным и новая ликующая жизнь может вырастать на трупах замученных людей и созданной ими культуры - без памяти о них.

28 января. Друг мой, какие это пустяки, не в том дело, что его при Годунове отливали, многие из нас сами начало своей духовной организации получили при Годунове. Лебедки загремели, тросы натянулись и вдруг упали вниз: это значило, колокол пошел сам. Показался. И так тихо, так неохотно шел, как-то подозрительно. За ним, сгорая, дымилась на рельсах подмазка. Гул был могучий и продолжительный. После картина внизу явилась, как и раньше: по-прежнему лежал подбитый Царь, и только по огромному куску пудов в 300, шагах в пятнадцати от Царя, можно было догадаться, что это от Годунова, который разбился в куски. Так окончил жизнь свою в 330 лет печальный колокол, звуки которого в Посаде привыкли соединять с несчастьем, смертью и т.п.

3 февраля. Трагедия с колоколом потому трагедия, что очень все близко к самому человеку: правда, колокол, хотя бы Годунов, был как бы личным явлением меди; то была просто медь, масса, а то вот эта масса представлена формой, звучащей, скажем прямо, личностью, единственным в мире колоколом Годуновым, ныне обратно возвращенной в природный сплав. Страшна в этом некая принципиальность - как равнодушие к форме личного бытия: служила медь колоколом, а теперь потребовалось, и будет подшипником... "Ты, - скажут, - писатель Пришвин, сказками занимаешься, приказываем тебе писать о колхозах".

Фотографии, представленные на выставке, это лишь небольшая часть сохранившихся из этой серии. В одной из витрин на выставке стоит красная жестяная коробочка из-под чая, в которой хранились у писателя негативы. На крышке - наклеенная полоска бумаги с надписью рукой Пришвина: "Когда били колокола..."

К 125-ЛЕТИЮ ПРИШВИНА

• Служила медь колоколом

КОШЕЛЕК КУМИРА

• Автор "Охоты за "Красным Октябрем" стал настоящим "Викингом"

ИНТЕРНЕТ

• Юбилей Шаляпина в "паутине"

ОЛИМПИАДА

• Нагано открывает новую эру в шоу-бизнесе?
  Эти Олимпийские игры запомнятся не только спортивными достижениями

NOTE BENE

• Человек родился!