Родства не помнящие

"Как поссорились..." Театр имени Вл.Маяковского

ТЕАТР

Ирина АЛПАТОВА
Фото Михаила ГУТЕРМАНА

Иван Иванович - И.Костолевский, Иван Никиорович - М.Филиппов в сцене из спектакля

Этот спектакль впервые сыграли 1 апреля, аккурат в день 200-летнего гоголевского юбилея. Впрочем, Театр имени Вл.Маяковского, руководимый Сергеем Арцибашевым, память гения почтил по-царски. Несколько дней подряд играли сразу четыре спектакля, навеянные режиссеру Арцибашеву драматургом и писателем Гоголем: "Ревизор", "Женитьба", "Мертвые души" и премьерный "Как поссорились..." Большего гоголевского багажа ни у одного столичного режиссера вы не найдете (к упомянутым спектаклям стоит ведь добавить "Ревизора" и "Женитьбу", идущие в Театре на Покровке). К тому же ставит его Арцибашев вне зависимости от всяческих юбилеев, но по душевному желанию.

Его уже обширная гоголиана обладает отчетливыми приметами собственного стиля, отличного от всех прочих подходов к Гоголю. И главное тут, пожалуй, заключается не только в броскости зрелища с обилием вокально-танцевальных вставных номеров, но и в точном попадании в жанр трагикомедии, где обе жанровые половинки чисты и доведены до логического конца. А также в явном сочувствии к гоголевским персонажам, большинство из которых Арцибашев пытается и понять, и пожалеть, и даже оправдать, несмотря ни на что. Будь это даже сам Павел Иванович Чичиков, который у Арцибашева и в его же исполнении все-таки раскаивается, демонстрируя явный поворот на добро (понятное дело, не без помощи Гоголя и уцелевших фрагментов второго тома "Мертвых душ").

В премьерном спектакле "Как поссорились..." - та же ситуация. И даже, может быть, сам обрыв названия, из которого исчезли имена Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича, намекает на то, что случившаяся история - отнюдь не частного свойства. Но - общечеловеческий сюжет, без времени и места, до которого режиссер с актерами пытаются дотянуться, высвечивая его в присутствующем на сцене малороссийском антураже (сценография и костюмы Владимира Арефьева). Сюжет о разрыве человеческих связей без видимых причин, на пустячном поводе, последствия которого меж тем разрастаются до катастрофических размеров. До самых настоящих природных катаклизмов, когда после оскорбительного для Ивана Ивановича словечка "гусак" грянет гром, а после темпераментных плевков двух Иванов друг в друга разверзнется земля, и образовавшаяся в ней глубокая трещина разведет соседей по разные стороны общего прежде бытия.

Здесь сам миргородский быт вроде бы вполне этнографичен, но в то же время напоминает не фотографию, а облагороженную глянцевую открытку. Знаменитая лужа сверкает чистенькой зеркальной поверхностью. Ровный аккуратный плетень ограничивает сценическое пространство. Справа и слева, напротив друг друга - две двери в жилища соседей, от нашего глаза скрытые. Встречаться же Иваны будут на нейтральной территории, пока еще единой, без земельной трещины.

Впрочем, есть еще один элемент постановки, который тоже блистательно работает на эту дистанционность между общим и частным, бытом и человеческим существованием. Малороссийские помещики сходятся и расходятся, спорят, задумываются и просто молчат под совершенно, казалось бы, неуместный здесь фортепианный классический аккомпанемент. Звучат Григ и Шуман в "закадровом" исполнении пианиста Сергея Арцибашева-младшего. Есть в этом нечто атмосферно-смысловое, оценочное даже, явно подстегивающее зрительское восприятие и направляющее его в нужное русло (музыкальное оформление Виолетты Негруца).

Но столь далекая миргородским реалиям европейская музыкальная классика отнюдь не исключает из спектакля Сергея Арцибашева пиршества малороссийской песенной стихии. Причем все эти бесчисленные "Соловейки" и "Несет Галя воду" у Арцибашева утрачивают роль музыкального фона и откровенно начинают участвовать в действии: Иванов мирят не только словами и убеждениями, но и песнями, запевая для каждого его любимую и пристально наблюдая за реакцией соседей. И даже подчас это приносит свои плоды: умилившись, соседи наши и впрямь бросаются в объятия друг к другу.

В этом многонаселенном спектакле главными, конечно, являются двое Иванов. Причем Сергей Арцибашев, ставя один спектакль, получил, можно сказать, два. Ведь когда на сцене дуэт Александра Лазарева и Игоря Кашинцева - это одна история, а когда Игоря Костолевского и Михаила Филиппова - вероятно, немного другая. Но если Лазарев и Кашинцев в комедийном жанре не новички, а ветераны, то Костолевский и Филиппов в этом гоголевском сюжете кажутся персонами более неожиданными, а потому интригующими. Хотя они уже встречались на территории гоголевской же "Женитьбы" в качестве Подколесина и Кочкарева. Ну а уж после того, как Игорь Костолевский вышел на сцену Плюшкиным в "Мертвых душах", вопрос о границах и возможностях его сценических воплощений отпал навсегда.

И вот что любопытно. В этом полномасштабном, звучном, музыкальном спектакле, с обилием постановочных моментов, едва ли не интереснее всего следить за актерской мимикой. Этот виртуозный "крупный план" то аккомпанирует тексту, то работает с ним на контрасте, то прекраснейшим образом заполняет зоны молчания. В этой внутренней, но видимой актерской жизни, наверное, и заключается прелесть настоящего театра, всегда опирающегося на нечто большее, нежели слово, пусть это и слово самого Гоголя.

Вот Иван Иванович - Игорь Костолевский, в длинной белой рубахе со скучающим видом слушает вольготно раскинувшуюся на барском диване Гапку (Валентина Светлова), перечисляющую все его богатства, и само собой лицо его расплывается в блаженной улыбке. Но только зашла речь о не доставшемся ему ружье, что висит у соседа на стене, тут же появляется уморительная мина обиженного ребенка. А вот в такой же рубашке выходит из другой двери Иван Никифорович - Михаил Филиппов, издалека завязывается у них разговор о том самом ружье, будь оно неладно. И тут хоть диалогов не слушай, а только смотри - оценишь всю мерцающую цепочку эмоциональных состояний: недоумение, восторг, лесть, раздражение, негодование. И так далее, и так далее, пока не грянет громом зловещее словцо "гусак".

А уж как их мирят в первый раз, посадив рядком на два стула и заведя душевную песню. Пока льется песня, весь хаос душевных переживаний и метаний считаешь с актерских лиц без труда. И вот они уже бросаются друг к другу в объятия, а потом пускаются в общий пляс. Но радоваться рано. Некстати бросившаяся на защиту Ивана Никифоровича некая Агафья Федосеевна (Галина Анисимова), разбитная и бойкая баба, сумела-таки испортить дело.

Впрочем, в спектакле Сергея Арцибашева что эта баба, что кто-нибудь другой, уже не в силах ничего изменить. Та трещина, что разделила сцену надвое, более уж не сойдется. А на берегу лужи поставят маленькую гипсовую статую, изображающую двух Иванов, идущих рука об руку. На деле же иррациональная гоголевская стихия, вступив в свои права, эту нелепую человеческую отчужденность постепенно доведет до абсолюта.

В финале оба Ивана вновь друг за другом выйдут на сцену, опять в схожем обличье - в старой, ветхой одежонке, замотанные в какие-то платки. Оно и понятно, многолетняя тяжба отняла не только разум, но и средства. Уверенно заявят каждый о своей грядущей победе. А меж тем со "зловещим" скрипом сами по себе отворятся обе двери, за которыми - пустота и темнота, как бы приглашая Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича в небытие. Куда они и отправятся, снова друг за другом, сгорбившись и прихрамывая. Вот и получается, что не только скучно на этом свете, но и невесело, да и страшновато...

ТЕАТР

• Родства не помнящие
  "Как поссорились..." Театр имени Вл.Маяковского

НАГРАЖДЕНИЕ

• Предметная романтика
  Вручена премия "Инновация"

"ЗОЛОТАЯ МАСКА"

• Вишневый сад продан
  Спектакли Иржи Килиана и Уильяма Форсайта поразили воображение москвичей

ЮБИЛЕИ

• Капитан по имени Сергей Шуб