ЯКОВ МЕСТЕЧКИН: На войне меня могли убить и враги, и свои

Олексий-Нестор НАУМЕНКО

Олени- символ Карелии, верные друзья и...пища партизан (1943)

Яков МЕСТЕЧКИН, родившийся в Одессе в 1916 году, пережил многое: революцию и Гражданскую войну, которая в Причерноморье была особенно кровавой; голодные 1920-е и страшные 1930-е, когда люди, словно тени, исчезали бесследно; годы великой космической эпопеи, когда человек преодолевал земное притяжение, и славные лета советского спорта, когда олимпийское золото, как из рога изобилия, сыпалось в шкатулку наших сборных. Все это Яков Местечкин видел не просто глазами, а через объективы фото- и кинокамер. Но сегодня наш разговор о самом важном событии прошедшего столетия - о Второй мировой войне, которую новоиспеченный выпускник Государственного института кинематографии встретил в рядах военнослужащих Московского авиатехнического училища.

- Яков Григорьевич, где вы встретили 22 июня 1941 года ?

- В тот день я ехал в Каширу под Москвой, в летние лагеря нашего училища, утверждать номер многотиражки. И там узнал о войне. У меня сохранилась газета "Красная звезда" за 23 июня 1941 года, в которой помещены две мои фотографии.

- Помните свое боевое крещение ?

Я.Местечкин в 1942-м

- 22 июля была первая бомбежка Москвы. Мы бегали по крышам и ловили клещами "зажигалки" - либо в бочку с водой, либо в песок, или сбрасывали вниз. Ленинградское шоссе - это два авиационных завода, Авиационная академия Жуковского, наше училище, куда я попал на срочную военную службу после киноинститута... В общем, Ленинградку долбали больше, чем Красную площадь!

В конце 1941 года училище вывезли на Волгу под Сызрань. Собачий холод, а мы роем землянки, в которых оборудуем учебные классы. Училище продолжает работать. Я параллельно участвую в комиссии по авариям: самолеты с заводов летят на фронт, падают. Начальник училища - председатель комиссии, а я с фотоаппаратом документирую работу. Смотрю иногда киножурналы, вижу знакомые фамилии и... схожу с ума.

С первых дней войны кинооператоры центральных студий Украины, Белоруссии, Ленинграда, затем подтянулись Куйбышев и остальные, приняли участие в документации боевых действий. У меня есть книга, где указаны 252 фамилии фронтовых операторов. Это был отдельный род войск - фронтовые киногруппы. Так как специальной военной студии не было, то эти войска дислоцировались на Центральной студии документальных фильмов. Оттуда я провожал их на фронт.

- А сами не просились ?

- Конечно, просился! Душа рвалась на фронт, но сделать ничего не мог - никто меня не брал. А потом меня вообще увезли из Москвы вместе с училищем.

- Как же попали на фронт ?

- Это произошло весной 1942 года. В Сызрани, в конюшне, где мы спали, однажды ночью слышу, как два парня переговариваются. Один из них, как я понял, дежурил в городском военкомате, и пришла телефонограмма от командующего Приволжским военным округом со ссылкой на Москву: отчислить меня из части и направить в распоряжение ГлавПУ (Главного политического управления Красной Армии. Все фронтовые киногруппы находились в подчинении ГПУ. - Авт.). Но время идет, а меня не вызывают. Тогда я сам прихожу к генералу Василькевичу. Он смотрит на меня с хитрой усмешкой и говорит: "Я получил распоряжение отправить вас в Москву с посылкой на фронт... Но имею право не отпустить, поскольку готовлю специалистов высокого уровня для авиации". - "Очень прошу, не делайте этого, потому что я рвусь туда!"

Так я попал обратно в Москву. Но не было кинокамеры. И тут в битве под Москвой погибает оператор Сеня Шер. И его камеру приносят на студию. В армии есть традиция: когда погибает солдат, его оружие передают товарищу. Таким образом, мне вручили аппарат Сени - американской модели "Аймо-А", - с которым я прошел всю войну и потом четыре года работал на Кинохронике в Киеве.

Я.Местечкин в 1990-у

- Сколько же вам было лет ?

- Двадцать пять. Мы были воспитаны так - я вырос в Советском Союзе. И, кстати, очень болезненно пережил его развал. Но при этом не был членом партии. Зато у меня - гора съемок партийных деятелей, я даже был режиссером фильма о Хрущеве: Никита Сергеевич знал меня как "товарища Местечкина", здоровался со мной. Когда меня оформляли руководителем пресс-киногруппы, сопровождавшей Хрущева, то директору нашей студии Козину один из руководящих деятелей политорганов ЦК сказал: "Что это вы всюду суете этого беспартийного еврея?" - "А что вас смущает: что он беспартийный или еврей?" - "И то, и другое". Но Козин сумел заступиться за меня.

- Куда вас направили в 1942-м ?

- На Карельский фронт. Это огромный фронтяра - 1400 километров в длину, четыре армии - 14-я, 19-я, 26-я и 32-я. Передвижение из армии в армию - только железной дорогой. Потом эти страшные зимние ночи, когда вообще темно... Трудный фронт, что сказать. Единственное утешение, что я встретил там свою жену.

До войны она работала в Ленинградской эстраде в театре Райкина. У нее был номер на роликах. Мы познакомились в Беломорске, где находились штаб фронта и база нашей фронтовой киногруппы, откуда я шагал по частям. Там же было правительство Карело-Финской Республики, а ее отец был главным бухгалтером Государственного банка. Она приехала вместе с ним и устроилась вольнонаемной во фронтовой госпиталь в тяжелый отдел - челюстных ранений. Там мы с ней и познакомились, подружились и потом стали просто близкими людьми. Вскоре после знакомства я ушел в партизанский отряд на несколько месяцев - она меня ждала.

- В Беломорск поехали один или с группой коллег ?

- Попал я туда вместе со своим товарищем Костей Бровиным. С тем самым Бровиным, который потом стал оператором Леонида Гайдая во всех его знаменитых фильмах.

- От кого получали задания ?

- Связь была с Москвой, с начальником политуправления фронтом генералом Румянцевым - задания получали оттуда. Но у меня была еще и другая связь. Когда мне поручили съемку фильма о партизанском движении, я познакомился с Юрой Андроповым, который тогда был секретарем ЦК комсомола Карело-Финской Республики. Он курировал партизанское движение. С ним мы решали, в какой отряд мне следует ехать.

на строительстве канала (1943)

- Каким было ваше первое "боевое" задание ?

- Нас, человек десять, вызвали в Москву и сказали: "Есть решение ЦК партии о съемке фильма "Народные мстители", режиссер Василий Беляев. Предлагаем вам быть операторами этого фильма. Именно предлагаем, а не командуем, потому что задание очень опасное. Завтра дадите ответ". Конечно, у нас, как говорится, мерзли хвосты от страха, но мы собрались и рассудили: "Братцы, ведь никто же не откажется!.." Пошли, хорошо выпили, а наутро явились на студию и говорим: "Пишите нас всех!" Я отправился на юг Карелии в партизанский отряд "Вперед".

- Вам как кинооператору полагалось оружие ?

- Да, мне выдали пистолет. А когда пошел с партизанским отрядом, то получил карабин. На студии мы получили приказ не вступать ни в какие схватки и бои. Категорически запрещалось! "Вы несете совсем другую нагрузку. Вас мало. Уже человек 25 - 30 погибло. Поэтому никуда не ввязывайтесь!" - призывало наше начальство. Но не все слушались. В Киеве был оператор Витя Смородин, с которым мы познакомились в конце войны на 4-м Украинском фронте в Чехословакии. Его взвод штурмовал какой-то рубеж, и так случилось, что выбыли все офицеры - были ранены или убиты. Витя остался единственным. Тогда он поднял солдат, повел, и они овладели рубежом. Герой получил орден Красного Знамени и... выговор от руководства нашего киноотдела. А Боря Шер летел на штурмовике, их атаковали, и он сбил "мессера"!

- Случались ситуации, когда вы по-настоящему рисковали жизнью ?

- Расскажу историю, как от смерти меня спасла оторванная пуговица. Из Беломорска я ездил в Москву проявлять и показывать отснятый материал. И вот однажды решил не ехать поездами окружным путем, потому что часть страны была занята, а лететь самолетом. В штабе воздушной армии мне посоветовали связаться со старшим лейтенантом Мироновым, который обеспечивал воздушную связь Беломорска с Москвой. Связываюсь с Мироновым, он говорит: "Завтра утром самолет садится под Москвой, загружается моторами и летит в Беломорск. Только вы должны успеть на аэродром до девяти часов".

Я раненько встал, как нормальный человек умылся. А в кармане у меня лежал "Вальтер". Пуговица на кармане оторвалась, поэтому я вынул пистолет и повесил на гвоздик, чтобы он не упал в унитаз. Потом оделся и побежал на трамвайную остановку. И по дороге этот великий вояка вспоминает, что у него на гвоздике остался висеть пистолет! Оставляю женщине-милиционеру свои вещи и рву назад. Восемь часов утра - еще никто не пришел, мое оружие висит на гвозде, я хватаю его, бегу назад, сажусь на трамвай и... опаздываю на самолет. Через несколько часов мне снова удается связаться с Мироновым, и он обалдевшим голосом спрашивает: "А где вы?! Что с вами?!" - "Да вот, опоздал..." - "Я вас поздравляю - вы опоздали на свою смерть: самолет в восьмидесяти километрах от Москвы упал и разбился".

- Подбили ?

- Нет, какая-то неполадка. А в Беломорске меня ждет будущая жена - я сообщил, что прилечу, и никто не знает, почему не появляюсь. Начальник нашей группы интересуется насчет самолета, но ему говорят, что среди погибших лейтенантов не было.

- Как превозмогали страх ?

- Очень интересное психологическое наблюдение: вокруг творится черт знает что, но стоит тебе прикоснуться к аппарату и смотреть не просто глазами, а через визир камеры, как сразу исчезает состояние страха, появляется чувство кадра... Уже в конце шестидесятых я снимал картину о космонавтах для Министерства обороны. В так называемой центрифуге, имитирующей невесомость, нормальному человеку невозможно выдержать - рвет и так далее. Но стоило мне посмотреть в камеру, как все эти ощущения исчезали.

- Материал, отснятый в таких экстремальных условиях, удовлетворил режиссера ?

- Когда материал смотрели в Москве, я сидел сзади с гордым видом. Но в конце режиссер Василий Беляев говорит: "Все это очень похоже на Украину, на Белоруссию..." - "Так что же, я должен моржей или тюленей снимать?" - "Зачем же моржей? Там есть олени..." И когда меня отправляли в другой партизанский отряд - "Полярник", который действовал на территории Финляндии в составе 19-й армии, то я попросил, чтобы отряду дали оленей! Они на меня как-то странно посмотрели, но выделили десять оленей. Зато в отряде мне были благодарны до гроба! Они взяли в совхозе волокуши, и тяжелый груз - мины, оружие - тащили олени на этих волокушах. А когда шли назад, то сожрали половину этих оленей, потому что были страшно голодные, да и от самих оленей одни жилы оставались.

- Как вы, уроженец Одессы, приспосабливались к климатическим условиям Севера ?

- Мы были истощены, ноги опухли от постоянного болота, спали в сырости. Но что интересно: ложились два парня, а между нами - девушка. Две плащ-палатки стелили, чтобы сыро не было, а третьей укрывались. И кто-нибудь из медсестер норовил пробраться к нам и таким образом согреться. Но никаких поползновений,

даже приближенных к сексуальным, в голове не было - мы были просто обессилены.

Страшной бедой были комары. Закрывал глаз во время съемки, и за несколько секунд они так накусывали, что глаз уже не открывался. В общем, все ходили с опухшими рожами. У нас были так называемые накомарники - куски марли, покрашенные зеленкой. Ими мы прикрывали свои физиономии. Но накомарник также служил паролем: до шоссейки мы носили его на голове, а после шоссейки - на шее. Так что, если мы встречали в лесу мужика, одетого в нашу форму, но без накомарника - стреляй! А если и был накомарник, но не на шее, а на голове - значит, он уже знал наш пароль, и снова-таки - стреляй! Дело в том, что на той территории действовал отряд дезертиров старшего лейтенанта Козлова. Они были одеты в ту же форму, что и мы. Поэтому у нас была команда: "Встреча в лесу - стреляй!" А потом разбирай, кого пристрелил.

- То есть, убивай всех, кого встретишь ?

- Сами подумайте: отряд - человек восемьдесят, в глубине Финляндии - на совершенно чужой территории, кругом десятки тысяч врагов. Но для меня была и другая опасность. В отряде шефство надо мной взяла заместитель командира диверсионного взвода Клава. Помогала укладывать вещи в мешок - еду, кинопленку, ведь два месяца все это приходилось на спине таскать. Ничего удивительного, что я привлек ее внимание: был молод, хорошо сложен, тем более москвич. Но через много лет я узнал подоплеку этого дела. Я подружился с начальником отряда Гошей Калашниковым, с которым потом в Москве мы долгое время встречались. Однажды я показывал ему фотографии, снятые тогда в отряде. На одной из них он увидел нас вместе с Клавой и говорит: "А ты знаешь, что если бы запахло пленом, то она должна была тебя пристрелить? Ведь ты был источником информации по нескольким армиям - многое знал".

- Какая операция вам больше всего запомнилась ?

- Очень активная операция - освобождение Петрозаводска и юга Карелии войсками 32-й армии генерала Гореленко летом 1944 года.

- Вам доводилось снимать смерть человека ?

- Во время северной операции мы попали в скалы, где вышибли немцев из прекрасно оборудованных убежищ - с горячей едой, с картинками на стенах, с чем угодно. Там же, у подножия огромной скалы, я увидел такую картину: лежит убитый молодой немецкий солдат, с красивым лицом и светлыми волосами, у него вывернуты карманы, и рядом валяются его фотографии с невестой. И я снимаю такой кадр: лицо убитого, панорама по фотографиям, потом поднимаю аппарат - и у скалы, опершись рукой, на одной ноге - вторая оторвана, и кровь течет - стоит другой солдат и смотрит на все это обезумевшими глазами! Этот кадр до сегодняшнего дня запечатлелся в моей памяти, потому что большей антивоенной агитации придумать нельзя.

- Что творилось на фронте во время отступления противника ?

- Это бесконечный репортаж... Нужно было снять бои в поселке Никель - там все горело. Машину я оставил в более безопасном месте, а сам пошел пешком. Со мной был солдат из музвзвода, который помогал мне. В поселке встретили начальника штаба генерала Пигаревича со свитой на лошадях. Он уставился на меня: "Как вы прошли сюда?" - "Да вот по этой дороге..." - "Так она же минирована!" Я действительно видел на ней какую-то разбитую телегу, труп, что-то такое... Оказалось очень просто: я шел по ней на рассвете, рыхлая земля была замерзшая, и под моей тяжестью мины не срабатывали.

Когда я снимал какую-то переправу, ко мне подошел генерал и говорит: "Что вы тут сидите? Немедленно в танковую бригаду - она на Петсаму следует!" Рванул с танками в Петсаму - там огромная дыра вместо универмага, из которой солдаты тащат выпивку. Оператор из Москвы Леня Панкин выискал среди сотни бутылок с водой несколько полных, мы достали миску и сварили в ней картошку, которую привезли с юга Карелии. Бросили туда американскую тушенку, которой питались на фронте. Но тут взорвался снаряд, и стекла попали в нашу миску. Полчаса мы сидели и выбирали осколки и все-таки сожрали эту картошку.

На десантных амфибиях я добрался до Киркенеса. Там мы снимали встречу с участниками норвежского сопротивления, которые прятались в скалах. Это был октябрь 1944-го. В Киркенесе заночевали в огромном котловане километра полтора в ширину. А на рассвете нас атаковал резервный полк наших бомбардировщиков: они запутались в скалах, стали бомбить своих, и нам досталась приличная порция. Слава богу, было куда спрятаться.

- То есть своих тоже надо было опасаться ?

- Приходилось. Но иногда и сами себе вредили. Например, такой эпизод: минное поле, колючая проволока, какой-то солдат полез через нее за трофеями, подорвался на мине и орет, чтобы его вытащили. А ребята из его отделения кричат ему: "Ты полез за барахлом и хочешь, чтобы мы полезли и тоже подорвались? Ползи! Если повезет - доползешь, если нет - подорвешься на другой мине". Такова суровость войны.

- А где вы встретили победу ?

- А потом - сумасшедшие 8 - 9 дней! Не могу пересказать, что происходило каждый день и каждую ночь. Мелькают какие-то города... Например, несемся на грузовике через Оломоуц, а нам кто-то машет рукой, чтобы мы скорее прятались. Оказывается, где-то в глубине притаился немецкий танк. Наш водитель чудом загоняет грузовик в какой-то подъезд. Потом трясемся по каким-то дорогам, а навстречу - тысячи немецких военнопленных в сопровождении группок по пять-десять наших солдат.

Утром 9 мая мы врываемся в Прагу. И что любопытно: числа 3-го или 4-го Прага восстала, и помогли чехам власовцы, которые тогда находились под Прагой. Сейчас я где-то в газетах прочел, что это вранье. Не вранье! Должно быть, Власов хотел реабилитироваться за то, что вместе с немцами воевал. Впрочем, пусть историки разбираются.

Во всяком случае, в эти предпобедные дни обстановка в Праге была очень напряженная. Пока с севера не ворвалась танковая армия Рыбалко 1-го Украинского фронта: она из Дрездена совершила рывок в сторону Праги и тем самым оказала большую поддержку нашему фронту, который воевал еще до 14-15 мая. Ведь навстречу шли американцы, и между нами оказалось огромное количество немцев, которые хотели сдаться не нам, а американцам. Поэтому наши наступали, чтобы побольше рассчитаться с немцами, - и потери несли.

- Как Прага встречала советские войска ?

- На улице к нам подходили чехи, молодые и старые, обнимали, целовали нас и удивлялись - думали, что встретят доходяг, замученных войной. Под некоторыми окнами были цветы и надписи - это в память о тех, кто погиб во время пражского восстания. Еще нас поразило такое зрелище: мусорная телега, которую везет хорошо одетая женщина с бритой головой, и на ней висит табличка: "Я жила с немцем". Соседи знали, что у нее был любовник немецкий офицер, и мстили таким образом.

В Чехословакии мы пробыли еще месяц с лишним. Потом на трех-четырех машинах отправились обратно в Москву. Между Ровно и Дубно попали под страшный пулеметный огонь наших "друзей" - оуновцев.

Приехал я в Москву, оттуда поехал в Петрозаводск забрать жену и детей, вернулся, забрал маму, погрузились в товарняк, три дня ехали в Киев.

ПОД ЗАНАВЕС

• ЯКОВ МЕСТЕЧКИН: На войне меня могли убить и враги, и свои
• Загляните в Книгу судеб
  Гороскоп с 7 по 13 мая
• Человек родился