АЛЕКСАНДР ОГАРЕВ: Встречи с актером-всезнайкой хорошо не заканчиваются

Павел ПОДКЛАДОВ
ИТАР-ТАСС

А.Огарев

После окончания театрального факультета Воронежского государственного института искусств он почти девять лет работал актером в драматических театрах Гродно, Краснодара и Тольятти. Театры были вполне традиционные, крепкие, и Александр получил возможность досконально изучить и реализовать на практике актерскую школу, которая, как он сам говорит, "главенствовала на территории бывшего Советского Союза". Узнав об Анатолии Васильеве, Огарев приехал в Москву, пришел на первые сессии Мастера и без колебаний "сжег мосты", вступив в когорту васильевских затворников. Двадцать с лишним лет назад он поступил в ГИТИС на режиссерский курс А.Васильева, а в 1992 году был принят в Театр "Школа драматического искусства" режиссером-стажером. Александр помогал А.Васильеву в постановке ряда спектаклей в России и за рубежом, играл в его спектаклях как актер, а в 2001 году стал работать как режиссер-постановщик самостоятельно. Но в отличие от некоторых своих коллег, ограничивших круг творческих интересов только работой в "Школе драматического искусства", Огарев, оставаясь прежде всего режиссером и актером родного театра, пытался "творить, выдумывать, пробовать" и на стороне, и не гнушаясь даже антрепризой. Его спектакли сейчас с успехом идут в Российском молодежном театре, Новом драматическом, Театре имени А.С.Пушкина, "Современнике". Ставил он и в театрах Тольятти, Владимира, Белгорода, а также в Хорватии - в загребском Театре Гавела. В феврале нынешнего года в Национальном театре города Сплит состоялась премьера его спектакля по роману Ф.М.Достоевского "Преступление и наказание", спектакль получил восторженные отзывы местной прессы. А совсем недавно Александр ОГАРЕВ приступил к работе над пьесой Теннесси Уильямса "Весенняя гроза" в Московском театре имени М.Н.Ермоловой. Разговор с Александром начался с воспоминаний о его знакомстве с Анатолием Васильевым.

- На первый взгляд все выглядит достаточно просто: я познакомился с Анатолием Александровичем, с его школой и стал его учеником. Но на самом деле то, что я увидел и услышал на первых сессиях Васильева, перевернуло всю мою жизнь. Мы - его ученики - узнали, что есть другие миры, что можно не только ходить по земле, но и путешествовать в космосе. Наше представление о театре и его возможностях неизмеримо расширилось, казалось, что в том мире идей, которые предлагал Васильев, было возможно буквально все!

- Мир Анатолия Васильева был абсолютно не похож на ту театральную действительность, в которой вы пребывали до этого ?

- Да, наверное. Но тем не менее его мир все же как-то соотносится с действительностью. Ведь Анатолий Васильев считает себя продолжателем идей и творческой линии К.С.Станиславского. Театр Васильева - это не просто некий авангардизм, не основанный ни на чем. Это смелое, увлеченное, яркое и порой гениальное продолжение традиций.

- Но это "продолжение традиций" может привести в недоумение и замешательство обычного зрителя, воспитанного, скажем, на спектаклях Малого театра или МХАТа .

- Думаю, что каждый человек в любой сфере искусства должен пройти такой путь ошеломления. Это ждет, например, того, кто впервые видит картины Шагала и обнаруживает, что люди могут летать. Или произведения Дали, соединяющие в себе, казалось бы, несоединимое. Или "диспропорции" в полотнах Эль Греко. Но, привыкая к этой форме и принимая ее, ты начинаешь задумываться о сути вещей и понимать, что такое преломление отражает внутренний мир человека.

- Многие ваши коллеги, приняв васильевскую веру, считают ее единственно верной и порой не желают видеть в окружающем театральном мире ничего иного. Вы в этом смысле исключение: можете по-шагаловски парить в облаках, но при этом абсолютно твердо стоите на ногах, вполне свободно ориентируясь в театральном мейнстриме .

- Моя позиция такова: если возникает дилемма - "неработа" и работа - то я всегда выбираю последнее. Можно годами придумывать спектакли и теоретизировать по этому поводу, но живая деятельность всегда полезнее, чем работа в стол.

- Работа ради работы, ради тренинга, а то и ради хлеба насущного - это вполне понятно. Но ведь такая деятельность - палка о двух концах, она может и развратить. Не почувствовали ли вы на себе такое тлетворное влияние ?

- Не мне судить об этом. Но часто бывает так: соглашаешься на работу, например, в провинции, потому что тот материал, о котором ты давно мечтал, в Москве никому не нужен. Так случилось, например, с пьесой Теннесси Уильямса "Весенняя гроза", которая в России никогда не ставилась. Московские театры ее не хотели, а Белгородский принял.

- Я вовсе не имел в виду, что вы позволяете себе халтурить. Речь шла о возможных уступках высоким критериям васильевской школы, например, в антрепризных проектах .

- Думаю, что я получил право на такие эксперименты, потому что в течение пятнадцати лет в театре Васильева занимался только тренингами, познавал театр и не помышлял о работе где-нибудь в другом месте. А потом решил, что если продюсеры тебе предлагают работу, пусть даже в антрепризе со звездами, отказываться нельзя. Потому что на практике ты приобретаешь неоценимый опыт. Правда, некоторые опыты такого рода порой разочаровывали и меня, и, наверное, актеров, с которыми приходилось работать. Но в ряде случаев они становились очень полезными и важными. Например, в антрепризе я встретился с замечательным актером Валерием Гаркалиным. Он связал свою судьбу с легким жанром антрепризы, но в нем всегда была жажда игры.

- Вы с восторгом говорите о театре своего Мастера, но в одном интервью заявили: "Не хочу быть похожим на васильевских учеников". Как это понимать ?

- Дело в том, что в девяностые годы получило распространение некое клише восприятия васильевских учеников. Их представляли умничающими, много говорящими, умевшими пленить красивой позой. И это клише, наверное, в какой-то степени имело свои основания. Но часто практические результаты их работы были либо неубедительны, либо оказывались подражанием Мастеру. В интервью, о котором вы упомянули, я высказался именно в том смысле, что мне не хотелось бы иметь имидж, отчасти напоминающий историю с детьми лейтенанта Шмидта.

- Васильев, как известно, два года назад по разным причинам решил оставить свой театр, но, как ни странно, именно после этого подняли голову его настоящие ученики (и вы в том числе), которые стали выдавать театральную продукцию. Что сейчас происходит в вашем театре ?

- Да, жизнь у нас в театре не остановилась, хотя всем было больно, когда ушел Васильев. Но он нам велел работать, и мы выполняем его наказ. Сейчас в театре активно работают семь или восемь режиссеров, которые ставят очень интересные спектакли. Среди них - Игорь Яцко, Дмитрий Крымов и другие.

- Ваш спектакль "Малороссийские песни" создан в традициях театра Анатолия Васильева, но, вместе с тем, в нем ощущается своеобразный театральный язык и стремление к острой, очень современной форме. Как он создавался ?

- Несколько лет назад, работая в Загребе, я увидел спектакль венгерского режиссера, который был сделан в жанре отдельных зарисовок - очень неожиданных, легких и веселых. Там шла речь о каких-то специфических социально-экономических проблемах Венгрии. Я подумал, что и у нас сейчас не очень простая ситуация: и в стране, и в театре. И решил, что мы тоже должны сочинить свой спектакль на эту тему. И мы его придумали вместе с художником из группы Дмитрия Крымова Верой Мартыновой. Лейтмотивом спектакля стала тема брошенности. Ведь в Москве, пожалуй, каждый второй человек ощущает себя в той или иной степени брошенным. Но ведь никому не хочется быть таким, напротив, каждый мечтает жить интересно, насыщенно. В этом спектакле мы играем практически самих себя. В нем есть, например, линия режиссера и двух актрис, которых играют мои любимые партнерши Алла Казакова и Ольга Баландина. Эти люди бродят по улицам, сочиняют спектакль, но, по сути дела, не знают, куда им теперь идти. Это ведь о нас: на каком-то этапе нашей жизни мы вдруг почувствовали, что те проблемы и темы, которые исследовали с Мастером, сейчас никому не нужны.

- Не знаю, плюс это или минус, но в этом спектакле вы не идете даже на элементарные уступки зрителю, не хотите ему что-то объяснить, растолковать. То есть вы предполагаете, что зритель обязательно должен быть в контексте, знать реалии и традиции вашего театра. А как же быть тому, кто придет к вам случайно, как говорится, "с мороза "?

- Думаю, что это - проблема исполнения. В начале пути этого спектакля я действительно ощущал некоторое непонимание со стороны зрителей. Но последние серии показали, что мы начинаем преодолевать эту проблему, спектакль стал более ясным. И, несмотря на то, что к нам приходит зритель "вне контекста", я перестал видеть в зале недоуменные лица. Наверное, причина в том, что мы не бросаем спектакль, стараемся постоянно работать над ним, "доводить" его до нужного уровня. Кстати, так было и с васильевским "Пушкинским утренником": там тоже вначале чувствовалось недоумение зрителей. Однажды один пушкинист даже демонстративно покинул зал. Но потом, как мне кажется, мы довели спектакль до предельной ясности.

- Особенность спектакля "Малороссийские песни" еще и в том, что актеры, играя в нем, испытывают истинное творческое наслаждение. Какие манки вы для них нашли ?

- Я себя считаю режиссером-практиком, за время учебы у Васильева изучал технику актерской игры. Пытался понять, каким образом возможно исполнить тот или иной разбор. Долго изучал этот процесс, как мне кажется, научился передавать актерам нюансы существования на сцене.

- Но одно дело - работа в своем театре с единомышленниками, учениками Васильева. А как обстоит дело, когда вы приходите, например, в Пушкинский или Ермоловский театры, или работаете в другой стране? Всегда ли находите контакт с актерами ?

- Это зависит от каждого человека и конкретной ситуации в театре. Если актер считает, что он все знает, и вполне этим удовлетворен, то наша встреча вряд ли станет радостной. Я начну настаивать, он будет сопротивляться, мы станем бороться. И результат может оказаться печальным. Но чаще всего общий язык находится. Так складывается, например, сейчас в Ермоловском театре, так было и в Хорватии, в Сплите, где мы с Верой Мартыновой в феврале этого года поставили "Преступление и наказание" Ф.Достоевского. Актеры понимают, что я пришел вовсе не для того, чтобы их поучить или помучить. Они прислушиваются, стараются выполнить просьбы режиссера. В результате и материал начинает играть как-то иначе, и в них самих открывается новое. Когда человек "живой", когда он хочет что-то познать в профессии, встречи с ним очень радостны.

- А с "неживыми" актерами вам приходилось работать ?

- Очень часто, к сожалению.

- Как вы преодолеваете ситуацию, когда актеры не хотят вас слушать ?

- Иногда она оказывалась непреодолимой. Например, в "Современнике" в работе над володинской пьесой "Пять вечеров" я очень остро ощущал сопротивление ведущих актеров. Поначалу, правда, был контакт с молодыми, но и они в конце концов попали под влияние старших. Ситуация оказалась для меня плачевной. Позвали Галину Борисовну Волчек, она взяла все в свои руки. И если первая часть спектакля осталась такой, какой ее задумал я, то финал оказался слезливым, мелодраматичным. Мне это не нравилось, но бороться в той ситуации я не мог и не хотел.

- А как складывалась работа в Театре имени А.С.Пушкина ?

- Я очень благодарен Роману Ефимовичу Козаку за предоставленную возможность поставить спектакли и в филиале, и на основной сцене. Но и в этом театре в последний раз мои отношения с актерами не были гладкими. У некоторых из них существует твердое убеждение в своей непогрешимости, и иногда контакт с ними не складывался. Во всяком случае, последний мой поход в Театр имени А.С.Пушкина со спектаклем "Дамский портной" не был столь же радостным, как первые два.

- В наших репертуарных театрах нечасто встретишь спектакли в близкой вам стилистке абсурда. Но вы несколько лет назад решились предложить Новому драматическому театру пьесу Ионеско "Лысая певица". Не было ли встречено это предложение с недоумением или даже в штыки ?

- В этом театре не было никаких проблем по творческой линии, потому что актеры очень хотели работать над пьесой. Проблемы были технические. Например, последние репетиции мы проводили при свечах, потому что свет за двое суток до премьеры просто вырубился. Но самое главное, наша команда была очень дружной. Где еще вы встретите актеров, которые репетировали бы при свечах со сходящим с ума от отчаяния режиссером? Этот был светлый период в моей жизни. А что касается драматургии Ионеско, то она лишь на первый взгляд кажется зашифрованной, сложной. На самом деле она ясная.

- Вспоминая учебу в "Школе драматического искусства", вы говорили о том, что изучали, из чего соткан театр. А могли бы вы без ложной скромности сформулировать, из чего соткан театр Александра Огарева ?

- Думаю, из желания путешествовать по внутренним или далеким мирам. Если речь идет о Платоне или Ионеско, то это мир идей. Если об Уильямсе, которым я сейчас занимаюсь в Театре имени М.Н.Ермоловой, то это мир души с его неожиданными переливами, всплесками и амплитудами. Эти путешествия, не видные невооруженному глазу, доставляют мне огромное удовольствие. Каждый раз, открывая для себя нового автора и дивясь его неповторимости, я не перестаю благодарить свою профессию и Анатолия Васильева, который посвятил меня в ее тайны.

ПОД ЗАНАВЕС

• АЛЕКСАНДР ОГАРЕВ: Встречи с актером-всезнайкой хорошо не заканчиваются
• Тайные протоколы Жана из Душанбе
  Иоганн Иерусалимский, тамплиеры, Нострадамус и прочий телевизор
• Загляните в Книгу судеб
  Гороскоп с 18 по 24 июня
• Человек родился