Форум | Партнеры | Архив![]() ![]() |
|
АнтиКвар![]() |
КиноКартина![]() |
ГазетаКультура![]() |
МелоМания![]() |
МирВеры![]() |
МизанСцена![]() |
СуперОбложка![]() |
Акции![]() |
АртеФакт![]() |
Газета "Культура" |
последнее изменение 29.10.2010 |
|
№ 40 (7752) 21 - 27 октября 2010г. |
Рубрики разделаАрхив |
![]() |
ПалитраИскусство – это легкоФлюксус и вокруг него ПАЛИТРАИрина КУЛИК
Флюксус – некогда бунтарское международное движение, возникшее в 1962 году, давно стало одной из самых перечитываемых страниц в истории современного искусства. Придуманный в Нью-Йорке выходцем из Литвы Джорджем Мациюнасом, поклонником ЛЕФа, Дада и прочих авангардистстких проектов сделать искусство каким угодно, только не изящным, и по возможности интегрировать его в жизнь, Флюксус (в переводе с латыни – “поток”) реками и ручейками разбежался по Европе и вобрал в себя художников самого разного происхождения. Во Флюксусе было много участников родом из буддистской Азии, в том числе японка Йоко Оно и кореец Нам Джун Пайк, так что есть мнение, что Флюксус был этаким дзеном от современного искусства. Этому потоку и железный занавес не был помехой. В 1996 году в ЦДХ прошла выставка, на которой рядом с впервые показанными в России произведениями членов Флюксуса можно было увидеть очень на них похожие работы московских концептуалистов. А также увидеть воочию легендарные флюксусовские акции в исполнении ветеранов движения. Акции, или “события”, были едва ли не главной из практикуемых Флюксусом форм искусства. Флюксус по определению не желал оставаться в вечности – он стремился изменить настоящее и мало что оставил для музеев. “Только идиот сегодня может заниматься живописью”, – нацарапано на одной из висящих на нынешней выставке “картин”. Если Флюксус и выставляет картину, то хотя бы втыкает в нее настоящую кинокамеру – как один из пионеров видеоскульптуры Вольф Фостель в своего рода оммаже Дзиге Вертову, “Человеке с камерой”. Фильмы также внедрены в экспозицию, где есть, например, хулиганский и изящный фильм Йоко Оно: занимающие весь экран кадры ягодиц, которые выглядят почти что минималистской абстракцией, поделенными на четыре части прямоугольниками живой плоти. Но мониторы вовсе не доминируют в залах, напоминающих этакий плюшкинского свойства архив всевозможных “бумажек”: манифесты, стихи, фотографии, мэйл-арт, самопальные издания, плакаты. Не меньше, чем архив, выставка напоминает игровую площадку, на которой на открытии резвились и взрослые, и дети, с наслаждением осваивавшие инсталляцию Вотье: рояльные деки с прилагавшимися к ним теннисными и пинг-понговыми мячиками, которые надо было бросать на струны, издавая неслыханные созвучия. Музыкальные инструменты – например, гитара с надписью “Искусство – это легко” Джузеппе Кьяри, – вообще оказались лейтмотивом выставки движения, одним из своих учителей почитавшего композитора Джона Кейджа. Но услышать сегодня флюкс-музыку так же сложно, как и пресловутый “хлопок одной ладонью”. Дотошное архивирование не в силах передать легендарный драйв самого веселого из движений современного искусства, оставившего после себя великолепный миф, который невозможно (и не нужно) ни подтвердить, ни опровергнуть.
– Чем сегодня актуален Флюксус? – Хотя этому движению уже полвека, я уверен, что все его утопические посылы – междисциплинарность, идея эфемерности произведения, сопротивление коммерческому аспекту искусства – и поныне не утратили своей насущности. Как и утопии исторических авангардов, ЛЕФа или Дада, Флюксус – это то, что всегда присутствует в искусстве, и в жизни, и, в то же время, то, чего по-прежнему не хватает, то, что является острой необходимостью. Флюксус появился как реакция на развитие общества потребления, как альтернатива поп-арту, как поэтическая экономия вместо экономии товарной. Думаю, вы согласны, что и сегодня такая альтернатива является необходима. – В экспериментах Флюксуса можно увидеть как социальную критику, так и лабораторные поиски новых форм, как “антиискусство”, так и “искусство ради искусства”… – Кто сказал, что это несовместимые вещи? Флюксус вообще неинтересно сводить к некоему течению в искусстве – скорее, это целый архипелаг жанров, историй, контекстов. И ни социальный, ни экспериментальный аспекты Флюксуса сегодня, я уверен, отнюдь не исчерпали себя. Суть Флюксуса, как я думаю, прекрасно объясняют слова одного из самых заметных его участников, Робера Филиу: “Искусство – это то, что делает жизнь интереснее, чем искусство”. Полагаю, что и сегодня мы вправе надеяться на то, что искусство способно на это. – Когда говорят о Флюксусе, упоминают Йозефа Бойса, Нам Джун Пайка, Йоко Оно – художников, и правда, начинавших во Флюксусе, но прославившихся, в общем, совсем другим искусством. А кто, по вашему мнению, является главными фигурами Флюксуса? – Прежде всего это, конечно, основатель Флюксуса Джордж Мациюнас. Но, вообще-то говоря, Флюксус отрицал саму звездную систему в искусстве. Это было движение не авторов с узнаваемым стилем, но, напротив, людей с предельно открытым творческим сознанием, готовых на любые эксперименты, преображения, вызовы. Флюксус – это ведь прежде всего определенная моральная позиция по отношению к творчеству. Я очень люблю высказывание одного никак не связанного с Флюксусом человека – Жан-Люка Годара, в начале 1960-х заявившего, что культура – это правила, а искусство – это исключение. Флюксус, разумеется, принципиально был исключением. – Флюксус принято связывать с критикой арт-институций, галерей и музеев. Так каково же делать его музейные выставки, не является ли эта музеефикация невольным предательством по отношению к самому духу Флюксуса? – Частью любой утопии является осознание собственной обреченности на провал. Во Флюксусе это также есть – полвека спустя музей все же завладел им. Самые смехотворные, самые издевательские объекты Флюксуса сегодня окружены почтением, водружены на постамент, спрятаны под стекло. Но это музейное стекло позволяет рассмотреть их, задуматься о том, что же это было. Да, сегодня выставки Флюксуса – это так или иначе репрезентация реликвий, хотя суть этого движения в том, чтобы быть чем-то живым и динамичным. Но существуют способы донести это и до сегодняшнего зрителя – включать в программы выставок концерты и перформансы, объяснять публике, что же такое главный флюксусовский жанр, “событие”. Для музея выставка Флюксуса – это всегда вызов, она заставляет нас пересмотреть сами границы музейной репрезентации. Флюксус, в конце концов, искусство не столько в пространстве, сколько во времени. А главная задача музея современного искусства – это научиться выставлять время. – Как можно показать флюксусовские “события”? – К сожалению, многих основоположников Флюксуса уже нет с нами. Но для Флюксуса, создавшего целый репертуар новых форм искусства, была принципиальной разница между “событием” и хеппенингом, “случаем”. Хеппенинг эфемерен и по определению никогда не должен быть повторен. Но “событие” обладает протоколом, который можно повторить, исполнить заново, и в нашем обществе очень важна эта возможность повторить нечто, переиграть его заново, вновь вернуть в оборот, вместо того чтобы гнаться за новизной ради новизны. Очень важно, что флюксусовские события могут разыграть и пережить сегодняшние исполнители, например, студенты художественных школ, и сегодняшние зрители. Марсель Дюшан, которого Флюксус считал своим предтечей, говорил: “Искусство – это свидание, осторожно, не пропустите его”. – Флюксус называл себя неодадаизмом. А возник ли сегодня, спустя примерно тот же срок, что отделял Дада и Флюксус, какой-нибудь “нео-Флюксус”? – Как и Дада, Флюксус – это “не направление, а состояние духа”, причем предполагающее некую политическую позицию, фундаментально анархистскую по своей сути. Хочется надеяться, что это состояние духа не утрачено. В конце концов, Флюксус – это взаимодействие искусства и жизни. И все художники, занятые не производством имеющих рыночную стоимость объектов, а поисками того, что искусство может привнести в жизнь, так или иначе являются наследниками Флюксуса. – Так, может быть, с 1960-х и по наши дни последователей Флюксуса нужно искать не только в привычном современном искусстве, но и в субкультурах, рок- и прочей современной музыке, альтернативной моде, стрит-арте? – Мне очень нравится то, что говорили об искусстве ситуационисты: “Если вы хотите изменить искусство, вы должны изменить его правила”. Именно этим и занимался Флюксус. Любая утопия – это отчасти иллюзия. Но прелесть иллюзии в том, что ты всегда стремишься пережить ее заново. Так что для музейных институций, которые я представляю, показывать стремившийся опровергнуть их Флюксус – это моральный долг.
На “Эпохе винила” нет экспонатов из России, что не значит, что в нашей культуре нет связей между современным искусством и музыкой. Просто до сих пор не все они материализовались в музейный или коллекционный объект. Яркий пример тому – не выпустившая ни одной пластинки группа “Среднерусская возвышенность”, придуманная в 1986 году московскими художниками-концептуалистами, тогда же распавшаяся, но в последнее время с завидной регулярностью возвращающаяся на сцену. “СВ” уместно смотрелись на открытии нового здания “Мультимедиа Арт Музея” – в качестве нашего ответа Флюксусу. А в эти выходные “СВ”, а также группа “Гроздья Виноградовы”, в которую вошли такие “монстры” андеграунда, как художник и перформер Герман Бикапо Виноградов и бывший басист “Звуков Му” Александр Липницкий, дали концерт в подмосковной галерее “Gridchinhall” в селе Дмитровском. Поводом стала открывшаяся здесь выставка нынешнего солиста “СВ” Сергея Воронцова “Стоит”. Собранная из монументальных букв надпись “Москва стоит” напоминает те еще советские образчики паблик-арта (от “Слава КПСС” до “город Химки”), которые поневоле рассматриваешь, стоя в пробках. Именно пробкой – а чем же еще – и обиты буквы воронцовской инсталляции: главная столичная “достопримечательность” приходит на ум раньше, чем “Москва – Третий Рим стоит, а четвертому не бывать”. Впрочем, буквы не то чтобы стоят намертво – как и машины в пробке, они нервически подрагивают, готовые сорваться в любой момент, но это очередной фальстарт: установлены буквы не на колесах, а на пружинах. Инсталляция получилась остроумной и тонкой – Воронцов по-настоящему отличный художник, иначе трудно было бы не поверить в то, что он – настоящая рок-звезда. Первый лидер “СВ”, художник Свен Гундлах придумал ее как шутку, пародию на “Аквариум”, “Кино”, “Наутилус”, тогда только что ставших известными широкой публике. И распустил, как только группа показалась ему слишком “настоящей”. Не помогло. Нынешняя “СВ”, в которой вместе с Воронцовым и другим художником, Николой Овчинниковым, теперь играет еще и легендарный “Фагот”, Александр Александров, сотрудничавший со всеми главными нашими рок-группами, сегодня заместила, в сущности, исчезнувший предмет пародии. В отличие от настоящих ветеранов русского рока ей еще рано в зал рок-н-ролльной славы, и даже из музея (“СВ” был посвящен, например, один из разделов выставки “Сообщники” в Третьяковке) она выбралась на удивление живой. А так же в рубрике:
|