СТАНИСЛАВ БОНДАРЕНКО: Первый урок плавания дал мне отец

Беседу вела Татьяна ПЕТРЕНКО

С.Бондаренко

Ему всего двадцать пять, а на его счету главные роли в шести спектаклях Театра имени Моссовета и участие в двадцати картинах, хотя артистом Станислав БОНДАРЕНКО быть не мечтал. Все свободное время посвящал занятиям в секции восточных единоборств и бальным, а потом и современным, танцам. Вот эти самые танцы и увели его с дороги, по которой он, сдав экзамены, прошел в МАИ (Московский авиационный институт).

– Все детство, а родился я в небольшом городке Днепрорудном, что в Запорожской области, я проводил то у родителей отца, то у родителей мамы. Один дед водил меня в секции карате, тенниса, футбола. По утрам заставлял делать зарядку. Другой – занимался со мной математикой. Говорил, что математика – это главное, и ее надо знать. На улице же мы с удовольствием играли в казаков-разбойников, прятки, городки, для которых дедушки нам специально палки подбирали. Летом бегали к морю. Это мы его так называли, а вообще-то это Каховское водохранилище.

– То есть плавать вы умеете с детства?

– Плавать меня научил папа, причем очень экстравагантным способом. Наше море идет косами, то есть полоса, где глубоко, а потом полоса, где мелко. Я был маленький. Отец посадил меня в лодку, и мы отплыли от берега. Вдруг он лодку переворачивает. Вода ему по пояс, а я, оказавшись в воде, от испуга стал отчаянно молотить руками. Отец вылавливать меня не стал, а только приговаривал: “Греби, греби, не бойся, молодец!” Это был первый урок плавания в моей жизни. После таких уроков многие начинают бояться воды. Я же, напротив: потом уже, когда мне было одиннадцать лет и мы всей семьей в Москву переехали, стал плаванием заниматься профессионально. К нам в школу пришел тренер и набрал детей для занятий плаванием в Олимпийском бассейне. Он научил меня плавать правильно, разными стилями. Я кроль полюбил, на соревнованиях выступал, даже участвовал в судействе.

– А в танцевальную студию какой из дедушек вас привел?

– Меня мама привела. Меня и моего, на год старше, сводного брата. Эта студия бальных танцев была в ДК “Горняк”. Помню, на одном из первых занятий, когда предложили выбрать пары, мы с братом спрятались за колоннами, очень стеснялись. Мне было шесть, ему семь. Брат, правда, очень быстро оттуда слинял, а я почему-то остался, о чем никогда впоследствии не пожалел. Когда мы переехали в Москву, я стал заниматься тэквондо. Карате я уже знал, и мне было интересно попробовать какой-то другой вид восточных единоборств.

– Как уживался спорт с танцами?

– Мне было интересно и то, и другое, но был в моей жизни период, с одиннадцати до пятнадцати лет, когда я занимался только спортом, а потом так получилось, что после нас в этом же зале начинались занятия современными танцами. Сами понимаете, когда тебе пятнадцать, хочется ходить по клубам, а для этого неплохо бы красиво двигаться, и я стал заниматься спортом параллельно с танцами, но только до второго курса ГИТИСа, потом спорт забросил, просто не было времени.

– После школы вы уже знали, куда будете поступать?

– Над нашей школой шефствовал МАИ. Мы могли сдать выпускные экзамены в школе, и эти баллы учитывались при поступлении в МАИ. Я очень хорошо сдал математику и в конце июня уже знал, что поступил в МАИ. Однако незадолго до этого, в феврале, студию, в которой я занимался современными танцами, пригласили выступить в учебном театре ГИТИСа. В тот вечер в зале оказался один из художественных руководителей ГИТИСа – Валентин Васильевич Тепляков. Он отметил среди нас троих ребят и сказал: “Пусть придут попробуются”. Нам передали его слова. Двое не пошли, а я сказал: “Я приду. Мне это интересно”, – и стал с педагогом из ГИТИСа готовить программу для поступления.

– Как вы поступали, если басню, которую вы выбрали, до вас уже читали человек двадцать?

– Поскольку моя фамилия на “Б”, а на “А” фамилий не так уж много, я всегда шел в первой пятерке, и проблема повтора была уже у тех, кто шел за мной. На конкурсе Валентин Васильевич поставил меня в затруднительное положение. Он вдруг спросил с такой хитринкой в глазах: “А вы танцуете?” Я оторопел. Он же видел наше выступление, не мог же он забыть, что я танцую. Я говорю: “Конечно, танцую”, а он не отступает: “А станцуйте нам”. От растерянности я не знал, что делать, стал придумывать, что музыку не подготовил, что танец не отрепетировал, что в следующий раз непременно, обязательно все сделаю, и, чтобы отвлечь их от танца, начал выдумывать смешные истории, якобы произошедшие со мной. В общем, развеселил комиссию, что очень сложно сделать, поэтому, видимо, я им и понравился, и в итоге они приняли меня в ГИТИС.

Первые полгода я вообще не понимал, куда попал. Сидел, смотрел, слушал и занимался, занимался. Не прогулял ни разу. Ко всем предметам серьезно подходил. Этюды на раскрепощение дались мне только во втором семестре. На втором курсе я сыграл горьковского Челкаша, и мне многие потом говорили: “А я помню твоего Челкаша. Ты был хорош!” После первого курса мне назначили повышенную стипендию за отличную успеваемость. Я в школе учился так себе, а тут у меня был страх, что если меня так легко взяли, то так же легко и выгонят. Поэтому я так много занимался, особенно сценической речью. Я поступил с ужасным украинским говором.

– В Москву вы ведь приехали в одиннадцать лет, и что, говор был так неистребим?

– Абсолютно неистребим. Я ведь каждое лето проводил на Украине у бабушек и дедушек. У меня были проблемы с буквой “г”, и в речи была многоударность. На первом курсе я усиленно занимался с педагогом по речи. Вроде стало получаться. Летом на каникулы поехал на Украину, а когда вернулся на второй курс, педагоги за голову схватились: “Чему только мы тебя учили?” Все пришлось начинать по новой. С тех пор я к бабушкам, дедушкам не ездил ни разу. Они приезжают. Для себя я как поставил барьер, что я не говорю на украинском, хотя язык отлично понимаю.

– Павел Осипович Хомский говорит, что только тех считает своими учениками, которые сами считают его своим учителем. Вы ученик Хомского?

– Конечно, но я всегда говорю, что я ученик Хомского и Теплякова. Хотя у Павла Осиповича я больше учился во время репетиций над спектаклем “Мораль пани Дульской”. На четвертом курсе он пригласил меня на роль Збышека. Это был огромный опыт, и мне жаль ребят, с которыми он так не занимался, как со мной. Жаль, что они не получили столько необходимого для начинающего артиста, сколько я получил от него.

– Станислав, а каково это, когда на четвертом курсе приглашают в академический Театр имени Моссовета, который возглавляет руководитель вашего курса Хомский, в спектакль, который он ставит, да еще на главную роль?

– Ощущения невероятные! Кто-то из однокурсников за меня радовался, кто-то завидовал. Думаю, что вторых было больше. Я сам себе завидовал. Я просто прыгал от счастья и не скрывал этого. Театр Моссовета – крупнейший театр. Ответственность на мне была огромная, тем более что играть надо было с такими профессионалами, как Валентина Илларионовна Талызина, Ольга Кабо, Леонид Евтифьев. Первое время я робел, понимал, что мне до них тянуться и тянуться. Мне казалось, что я все делаю не так, но потихоньку вошел в ритм, стал чувствовать себя увереннее, хотя на премьере, которая состоялась 8 марта 2006 года, трясся от ужаса.

Через месяц, в апреле, меня пригласили поработать с Андреем Жолдаком в спектакле “Федра. Золотой колос” с Марией Мироновой в главной роли. Я знал, что этот режиссер известен своими, мягко говоря, своеобразными постановками, но то, с чем я столкнулся, повергло меня в шок. Нас четыре года учили правильному театру, а здесь в течение двух месяцев был полнейший сюрреализм, в который я не попадал вообще никак, но для меня как молодого артиста это был колоссальный опыт. Когда меня пригласил Виктор Шамиров в спектакль “Обрученные”, мне с ним было просто работать, потому что я прошел школу такого сюрреализма!

– В спектакле “Я, бабушка, Илико и Илларион” вы с самого начала должны были играть роль Зурико?

– Нет, изначально должен был быть другой исполнитель, но когда предложили роль мне, я точно не знал, смогу ли репетировать, потому что у меня начинались съемки, причем достаточно плотные, но хорошо, что все получилось. Я за два месяца ввелся, и мы сделали спектакль. Мне очень нравится эта роль. В спектакле много музыки, грузинский танец, эмоциональный, заводной. Я никогда грузинские танцы не танцевал, и хотя у нас облегченная версия, все равно выкладываться приходится.

– Выиграл или проиграл спектакль от переноса его на большую сцену?

– Я специально приглашал знакомых, которые уже видели спектакль на сцене под крышей, посмотреть еще раз на большой сцене, но единого мнения не получил. Отзывы прямо противоположные. Кто-то говорит, что на большой сцене оформление: горы, ковер – приобретают особый колорит. Кто-то говорит, что на сцене под крышей больше проникаешься судьбой героев, что, собственно, изначально и задумывалось. Только по финалу разногласий нет, что на малой, что на большой его прочувствовали все. Я считаю, что, если режиссер спектакля Марина Станиславовна Брусникина посчитала, что так будет лучше, значит, так оно и есть. Она талантливый человек и знает свое дело.

– Вы играете в новом спектакле Еремина “Casting/Кастинг”. Юрий Иванович пригласил вас, потому что вы профессионально танцующий актер?

– Думаю, да, но в нашем театре молодежь вся танцующая, и потом, я не могу назвать себя профессиональным танцором по той простой причине, что танцами профессионально никогда не занимался, и у меня масса недочетов, которых профессионалы себе не позволяют. В детстве я посещал студию для удовольствия. Потом – для того, чтобы сохранить пластику и поддержать себя в тонусе.

– Согласитесь, что артисты, которые не занимались танцами, не обладают теми навыками, которыми владеете вы.

– Конечно, у меня есть танцевальная подготовка. Я понимаю, что, имея подготовку, двигаться дальше проще, чем начинать с нуля, но на репетициях ребята достигли огромных успехов, даже те, кто не владел

пластикой в необходимом объеме. Репетиции были плотные. С утра тренинг, актерские репетиции по три часа, финальный танец, и индивидуальные танцы. То есть практически весь день – с одиннадцати до пяти вечера.

Идея заключалась в том, чтобы показать, что актеры могут подготовиться и выглядеть как профессионалы, и плюс ко всему они играют истории людей, потому что это не столько танцы, сколько междоусобные войны из-за работы, которую герои стремятся получить любой ценой, даже если для этого им надо спихнуть конкурента. Зрителю ведь интересно, как проходят кастинги, в какой борьбе протекает закулисная жизнь.

– В фильме, снятом по бродвейскому мюзиклу “Кордебалет”, вашу роль режиссера-хореографа играл Майкл Дуглас?

– Нет, нет, в нашей постановке режиссер-хореограф, который набирает танцоров, – женщина, и играет ее Алла Михайловна Сигалова. У меня в постановке две роли: ее мужа Михаила и танцора Эдуарда Грацинского.

– Некоторые режиссеры считают, что актеры должны быть пластилином в их руках. Вы сыграли в шести спектаклях, у шести разных режиссеров. Как относитесь к идее “актера-пластилина”?

– Я с ней согласен. Если уж ты согласился на роль, то должен быть пластилином. Для того ты и учился на актера, а не на режиссера, но это не означает, что ты должен все слепо выполнять. Ты можешь и должен что-то и сам предлагать. Если предложение дельное, режиссер обязательно разрешит тебе показать твой вариант, а потом вы уже вместе начнете лепить единый, цельный образ из его и твоих предложений. Вот это и есть пластилин.

– Ваша театральная карьера складывается только из главных ролей. Вы не бегали в массовках, не ходили живой выгородкой. Просто везунчик какой-то!

– Я лучше по дереву постучу. Я бы не сказал, что это везение в чистом виде, в основном это труд и работа. Если не работать, то и везти не будет.

– А вам не кажется, что судьба вам выдает некий аванс?

– В том-то и дело. Я понимаю, что мне установлена планка, ниже которой я ни в коем случае не имею права опускаться. Нужно всегда доказывать, что ты имеешь право на ту или иную роль, что ты не просто так выбран. Можно, конечно, считать, что мне везет, остановиться и ждать следующего счастливого случая, но фортуна в любой момент может отвернуться от тебя, а ты уже успокоился, сидишь, свесив ноги.

– Если в дальнейшем будут роли, похожие на которые вы уже играли, вы будете отказываться?

– Если это будет очевидно, то конечно. Все зависит от обстоятельств. Если у тебя есть время и ты можешь поработать над ролью, чтобы внести что-то новое, доселе не сыгранное, я за это возьмусь. Своей судьбой надо заниматься самому, кто еще, кроме меня, ею займется. Это не значит, что нужно ходить и просить роль. Вовсе нет. Нужно над той ролью, которую ты получил, работать так, чтобы она стала интересной.

– Вы рано стали сниматься?

– До третьего курса я о кино даже не думал, на кастинги не ходил. Хотел набраться опыта, что только можно максимально приобрести, ничего не пропускать. Только на третьем курсе меня утвердили на главную роль в телесериал “Талисман любви”. Я играл красавца, беспечного сына богатых родителей, любителя лошадей. Мой герой хотел построить ипподром и разводить лошадей.

– А вы сами на лошади-то умеете ездить?

– Конечно. Я в них влюбился после проекта “Из пламя, и света” о Лермонтове, где я сыграл Мартынова. У нас была специальная подготовка. Я учился на съемках “Талисмана любви”, но неуверенно держался в седле, а тут мы занимались верховой ездой до съемок фильма с тренером. Сейчас я могу на любой лошади проскакать.

– Как же вы согласились играть человека, который прервал жизнь великого русского поэта?

– Про него все говорили, что он негодяй, а я оправдывал его. Сколько может терпеть молодой офицер, когда его прилюдно называют “мартышкой”? Это Лермонтов его так называл, а ведь Мартынов его любил, относился к нему с большим уважением, но это обращение раз за разом било по самолюбию, и он посчитал делом чести вызвать Лермонтова на дуэль.

– В фильме “Капкан” вы сыграли молодого Абдулова. Правда ли, что, когда вас увидел Александр Гаврилович, он сказал, что вы очень похожи на него в молодости?

– Точных подробностей я не знаю, а спрашивать про такие вещи тогда постеснялся. Хотя говорили, что Александр Гаврилович именно так и сказал.

– Вам не обидно, что “Грех”, очень хороший фильм с вашим участием, мало кто видел?

– Мне тоже странно, что многие его не видели. Очень хорошая картина получилась. Несчастливая судьба главной героини, которую играет Лидия Вележева, переплетается с судьбой друга ее погибшего сына. Этого друга играл я. На мой взгляд, там есть трагическая история.

– Если сравнивать театр и кино, в театре вы уже чего-то достигли, а в кино вам везет меньше.

– Ну почему, у меня нет ни одной работы, за которую мне было бы стыдно. Есть картины, которые не уступают театральным ролям. Были фильмы: “Женщина, не склонная к авантюрам”, “Стритрейсеры”, где я сыграл главного негодяя, “В ожидании чуда”, “Платон”. Сейчас вышел фильм “Ищу тебя”. После него режиссер Михаил Вайнберг пригласил меня без проб в фильм “От сердца к сердцу”. Готовятся к выходу два фильма. “Нелюбимый” и “Случайный свидетель” – психологический детектив, где я как раз сыграл этого случайного свидетеля, слабого мальчика, про которого все думают, что он убийца.

– Как же так получилось, что в вашей семье четверо детей и только вы стали артистом?

– Старший брат окончил медицинский, он челюстно-лицевой хирург, а сестры Светлана и Снежана, они у меня близнецы, возможно, будут поступать на актерский. Я в их дела не вмешиваюсь. Куда хотят, туда пусть и поступают. Что касается непосредственно моей семьи, то моя жена учится на втором курсе. Мастерская Алексея Шейнина. Она училась в Сочинском филиале ГИТИСа, но ушла. У нас родился сыночек, и она поступила снова уже в Москве. Я думал, что после рождения ребенка она не захочет снова учиться, но потом понял, что если человек с детства выступал на сцене, ему трудно усидеть дома. Жена с детства занималась танцами. Была солисткой Сочинского театра. Сейчас ее пригласили во второй состав на одну из ролей в спектакль “Casting/Кастинг”.

– И как вам с женой работается?

– Прекрасно, помогаем друг другу. Всегда чувствую ее поддержку, когда она рядом. Надеюсь, и она это чувствует. Мы как две половинки целого, любим все делать вместе, а тут еще и такой шанс выпал. Я очень люблю свою семью, а когда плотный график съемок и репетиций, очень скучаю по жене и сыну.

– Сколько малышу?

– Марку два года и три месяца.

– Кто с ним, когда вы репетируете или снимаетесь?

– Он ходит в садик. Часто нас выручают родители жены, а иногда приходится брать его с обой.

 

ПОД ЗАНАВЕС

• СТАНИСЛАВ БОНДАРЕНКО: Первый урок плавания дал мне отец
• ЖАННА ТЕРТЕРЯН: Режиссура – это наука
• Загляните в Книгу судеб
  Гороскоп с 24 по 30 марта
• Человек родился