Засвеченная пустота

В Венеции открылась 54-я Биеннале современного искусства

Ирина КУЛИК
Фото Дарьи НОВГОРОДОВОЙ
Венеция – Москва

А.Монастырский и венецианские сваи

Директор основного проекта нынешней биеннале, швейцарский куратор, арт-критик, историк искусства и основательница знаменитого художественного журнала “Parkett” Биче Куригер в качестве темы для старейшей и самой знаменитой выставки современного искусства предложила затейливый каламбур – “ILLUMInations”, “ИЛЛЮМИнации”, в котором западное ухо слышит и “свет”, и “просвещение”, и “озарения”, и, конечно же, “нации”, тему, не только актуальную, но и неизбежную для единственной биеннале в мире, сохранившей унаследованный от Всемирных выставок принцип национальных павильонов. В этом году их количество достигло рекордной цифры – 89, в том числе это и впервые принявшие участие в биеннале Ирак, Индия, Бангладеш, Зимбабве, Андорра, Саудовская Аравия и Южная Африка, так что не хватает разве что павильона Северной Кореи, чтобы поверить, что современное искусство, что бы под ним ни понималось, покорило все границы. Впрочем, чересчур идеализировать образ арт-интернационала не позволяли напоминания о злободневных проблемах свободы художника даже в странах, являющихся завсегдатаями биеннале. Чуть ли не каждый третий в биеннальной толпе ходил с холщовой сумкой (в Венеции такие сувенирные авоськи являются куда более распространенным носителем рекламы и информации, чем афиши) с лозунгом “Свободу Ай Вэйвэю” – прославленному китайскому художнику, в апреле этого года арестованному в Пекине за свои критические высказывания о современном Китае. Попадались и плакаты, призывавшие освободить не только Ай Вэйвэя, но и российскую группу “Война”.

В российском павильоне, комиссаром которого с этого года стала Стелла Кесаева, основательница и глава “Stella Art Foundation”, представлена выставка Андрея Монастырского и группы “Коллективные действия” под названием “Пустые зоны”. Впервые чуть ли не за всю новейшую, постсоветскую историю павильона России в нем показывают не сборную, групповую, а монографическую выставку, посвященную художественному феномену, определяющему для последних тридцати лет отечественного современного искусства – группе, превратившей московский концептуализм в целую философию. Андрей Монастырский и его сотоварищи по “КД” (а это Никита Алексеев, Елена Елагина, Сабина Хэнсген, Георгий Кизевальтер, Игорь Макаревич, Николай Панитков и Сергей Ромашко – во всяком случае, именно такой состав приведен в каталоге биеннальной выставки) совершают свои акции с 1976 года и по наши дни: последняя, 126-я акция группы состоялась в мае этого года.

Так долго эфемерным искусством перформанса занимается мало кто – основоположники этого искусства давно перешли кто к видео, кто к инсталляциям, а кто и к архитектуре. Из ровесников “КД” можно назвать разве что Марину Абрамович, правда, в отличие от этой дивы перформанса, “КД” никогда не работали на публику, создавая настоящее искусство для художников. Представить их творчество на биеннале – задача необходимая, но крайне сложная. Стать куратором павильона пригласили блистательного теоретика и историка российского искусства Бориса Гройса, некогда введшего в обиход сам термин “московский романтический концептуализм”.

Для Гройса сегодня “КД” интересны прежде всего как некий социальный феномен, способ переосмыслить, переозначить, очистить и “опустошить” загроможденные идеологией коммунальные пространства советского и постсоветского существования. Экспозицию в павильоне он разбил на четыре части. В первом зале представлен фотографический цикл Андрея Монастырского “Земляные работы”, в английском варианте “Earth works”, именно так когда-то называлась состоявшаяся в Нью-Йорке первая выставка, постулировавшая новый вид искусства – “ленд-арт”, русской версией которого часто считаются происходившие по большей части на природе акции “КД”. Черно-белые снимки 1987 года представляют этакий ленд-арт-реди-мейд, траншеи и котлованы постсоветского долгостроя, наваленные во дворах бетонные блоки и незавершенные постройки, обретающие случайное, но убедительное сходство с творениями классиков западного минимализма, – это, как объяснял Гройс, пространство города. Второй зал отведен под сделанную специально для биеннале инсталляцию – посреди зала высится еще один реди-мейд, только уже сугубо местный: связанные цепью три мощных деревянных столба, к которым здесь привязывают лодки. Правда, вынутые из воды, эти сугубо венецианские “вехи” оборачиваются дикими, корявыми, лесными и очень русскими кольями. Над ними, в продолжение довольно-таки скептического диалога с интернациональным художественным контекстом, растянут лозунг из акции 1978 года: “Странно, зачем я лгал самому себе, что я здесь никогда не был и ничего не знаю об этих местах, ведь на самом деле здесь так же, как и везде – только еще острее это чувствуешь и глубже не понимаешь”. А по периметру зала сооружены грубо сколоченные нары, отсылающие не только к неизбывной лагерной теме (как тут не припомнить еще и плакаты “Свободу “Войне”), но и к функционалистской эстетике авангарда и минимализма, а также и к спартанской обстановке какого-нибудь хостела для современных неприхотливых и готовых пожертвовать приватным пространством любителей всевозможных поездок за город и еще дальше. Тему современного быта одинокой толпы продолжает и третий зал, посвященный фотодокументации “КД”, которую Борис Гройс разместил в лабиринте, напоминающем клаустрофобические кубиклы современных офисов, обитатели которых пришпиливают на стенки домашние фотки отпускных радостей. И, наконец, в зале на нижнем этаже “шпалерным” полиэкраном демонстрируются видео нынешних акций “КД”, взятые с канала Монастырского в YouTube.

На мой вопрос, каким же образом можно объяснить почти эзотерическое искусство “КД” западной публике, Борис Гройс ответил, что объяснять его и не нужно – оно и так понятно, так как использует вполне международный язык минимализма и концептуального искусства.

Обладатели почетных “Золотых Львов” биеннале за вклад в мировое искусство были объявлены еще до открытия. Одной из них стала родившаяся в 1930 году американка Элейн Стуртевант, последовательно занимающаяся искусством апроприации: художница создает и выставляет дословные, неотличимые от оригиналов копии работ других художников, исключительно мужчин, будь то очевидные классики вроде Марселя Дюшана или авторы, чье непререкаемое значение для истории искусства Стуртевант порой угадывала раньше, чем музейщики, арт-критики и галеристы. Парадоксальным образом эти точнейшие копии заставляют по-новому увидеть даже самые хрестоматийные работы, очередной раз задав себе основополагающий для искусства ХХ века вопрос: а что именно делает данное произведение уникальным, может ли по-прежнему искусство говорить само за себя, или наше восприятие складывается из знания внешнего контекста, в том числе таких вещей, как время создания работы, ее стоимость или пол автора. Другим обладателем почетного “Льва” стал австриец Франц Вест, известный своими инсталляциями и скульптурами – причудливыми формами, словно бы никак не могущими выбрать, являются ли они чистыми абстракциями или незавершенными изображениями. В отличие от Стуртевант Вест участвует в основном проекте нынешней биеннале. В Джардини возле Арсенала можно увидеть его скульптуру “Эйдос” – розовую пластиковую загогулину, похожую на гибрид сразу всех знаков препинания, а в Арсенале – парапавильон (придуманную Биче Куригер новую форму искусства, экспозиционное пространство, которое один художник создает для работ других авторов), повторяющий его венскую кухню с висящими в ней произведениями его друзей.

Вручение основных призов биеннале состоялось 4 июня, в день официального открытия выставки. “Серебряный Лев” лучшему молодому художнику – участнику основного проекта – достался британцу Харуну Мирзе: за впечатляющую светозвуковую инсталляцию, напоминающую систему неких приборов и индикаторов, отражающих и производящих загадочные, но, несомненно, существенные процессы. “Золотого Льва” за лучшее произведение в основном проекте получил американец Кристиан Марклай за роскошный проект “Часы” (не так давно его можно было увидеть в московском Центре современной культуры “Гараж”) – двадцатичетырехчасовой фильм, смонтированный из фрагментов фильмов всех времен и народов, содержащих изображение часов или указание точного времени: по кадру на каждую минуту суток. Ради этого грандиозного произведения, позволяющего как никогда остро почувствовать неуловимую и неумолимую природу времени, жюри нарушило негласное правило и наградило работу, до Венеции показанную во многих странах и являющуюся самым очевидным шедевром не только биеннале, но и вообще последнего времени. А “Золотой Лев” за лучший национальный павильон достался Германии за проект “Церковь страха перед чужим во мне” Кристофа Шлингензифа – знаменитого и скандального кинематографиста и театрального режиссера, скончавшегося в прошлом году в возрасте 49 лет от рака легких. “Церковь страха” на Венецианской биеннале – своего рода мемориал театральной постановки Шлингензифа, “Флюксус-оратории”, основанной на дневнике режиссера, в котором он рассказывал историю своей болезни, издеваясь над смертью, которую ему так и не удалось обмануть. “Церковь страха” – это, и правда, храм с алтарем и витражами, где вместо картин и фресок – видео и фотографии, представляющие этакую шутовскую мистерию, в которой есть и прямые цитаты из канонических акций “Флюксуса” и других перформансистов бунтарских и утопических 1960-х. Для Шлингензифа, человека следующего поколения, 1960-е, конечно, миф. Немецкий режиссер явно соотносил себя с Йозефом Бойсом, он даже собирался снять о нем игровой фильм. Шлингензиф и сам занимался не только кино и театром, но и деятельностью на грани искусства и политического активизма, которую вполне можно назвать бойсовским термином “социальная скульптура”. Однако акции легенд 1960-х – Бойса, Нам Джун Пайка, ВАЛИ ЭКСПОРТ – он повторяет в виде шутовской, иконоборческой пародии, снимая в качестве статистов каких-то очевидно гротескных и уродливых персонажей, превращая их в какое-то балаганное шоу уродов. “Церковь страха” – выставка мощная и крайне дискомфортная для восприятия, но именно такими шокирующими и беспощадными по отношению к публике и были ныне покрывшиеся благородной исторической патиной акции “Флюксуса” или дадаистов, и все реже бывает остепенившееся актуальное искусство. Но, так или иначе, главнейшими искусствами на Венецианской биеннале оказались на этот раз театр и кино – в чем, возможно, следует “винить” самого известного из членов нынешнего жюри, культового американского кинорежиссера Джона Уотерса. Справедливости ради, конечно, стоило бы на следующем венецианском кинофестивале наградить “Золотым Львом” кого-нибудь из снимающих кино художников, тем более что фильмы Джулиана Шнабеля (чья выставка одновременно с биеннале проходит в венецианском музее Коррер) не раз удостаивались там номинаций и специальных призов. Об основном проекте 54-й Венецианской биеннале и о самых интересных национальных павильонах читайте в следующих номерах газеты.

ПЕРВАЯ ПОЛОСА

• Засвеченная пустота
  В Венеции открылась 54-я Биеннале современного искусства

АКТУАЛЬНЫЕ ИНТЕРВЬЮ

• СЕРГЕЙ МИРОШНИЧЕНКО: Выбираем коммерческие фильмы
• АЛЕКСАНДР СЛАДКОВСКИЙ: Любые проблемы нужно решать быстро…