CЕРГЕЙ УРСУЛЯК: "Самое легкое на съемках то, что происходит до них..."

Беседу вела Тамара СЕРГЕЕВА
Фото Ирины КАЛЕДИНОЙ

С.Урсуляк

Сергей УРСУЛЯК - прежде всего режиссер, талантливый и серьезный, снимающий кино штучно и нечасто. На "Первом канале" идет его программа "Пестрая лента" - рассказ об ушедших людях, старых фильмах, сыгравших определенную роль в формировании поколений.

    

- Сергей Владимирович, последний раз мы с вами говорили летом - тогда вы сидели и грустили, - в съемках фильма "Долгое прощание" наступил вынужденный перерыв - кончились взятые в долг деньги... А что сейчас?

- Я догрустился до того, что взял кредит и картину доснял, потому что дальше сидеть было бессмысленно - близилась осень, а артисты Андрей Щенников и Полина Агуреева с театром Фоменко уезжали на гастроли за рубеж. Так что пришлось снова залезать в долги. Любой перерыв в съемках, даже недельный, очень неприятен - ты теряешь кураж, мышцы растренировываются, люди, которые еще недавно были тебе ближе некуда, перестают быть родными.

    

- Для вас все работающие на фильме родные?

- Актеры - да. Остальные - по-разному, хотя ко всем я изначально отношусь доброжелательно и только в процессе работы могу кого-то невзлюбить. За дело, естественно! А актеры родные потому, что я их выбираю только по причине моей к ним расположенности. Я сам нахожу деньги для своих фильмов, поэтому еще не было случая, чтобы кто-нибудь всучил мне артиста. Причем прежде чем кого-то пригласить, я обязательно выясняю, что из себя по-человечески эти люди представляют. Как правило, осечек не бывает.

Для этой картины я не хотел брать известных актеров. Мне проза Трифонова не кажется разложенной на звездные голоса и звездные лица. Если в "Сочинении ко Дню Победы" я изначально рассчитывал только на звезд (даже в маленьких ролях были заняты крупнейшие наши актеры), то здесь решил, что актеры должны быть хорошими, но не несущими шлейфа предыдущих ролей. Поэтому и взял на главные роли Полину Агурееву - она, будучи звездой фоменковского театра, ни разу не снималась в кино; Андрюшу Щенникова из того же театра, который в кино снимался совсем немного; и Бориса Каморзина - он тоже в кино почти не снимался. Присутствие двух известных актеров, играющих главных героев в возрасте - Евгения Киндинова и Валентины Шарыкиной, - скорее знаковое. Киндинов ведь в свое время был героем целого поколения.

    

- Когда вы выбираете исполнителя, что может убедить вас, что это тот самый, без которого фильм не состоится?

- Трудно сказать. Конечно, в первую очередь это должен быть хороший актер. Абсолютно необходимое условие. Еще мне хотелось бы, чтобы с ним у меня во время съемок складывался человеческий контакт. Не люблю капризных актеров. Поскольку я воспитывался и в Щукинском училище, а потом и в Театре Райкина в строгости, есть вещи, которые я в актерах не выношу, - например, кроме капризов, ни при каких обстоятельствах не допускаю, чтобы актеры приходили выпивши.

    

- В противном случае - ваши санкции?

- Этого не может быть, поскольку предварительно оговаривается.

    

- Вы не любите капризных и пьющих актеров, что не терпите еще?

- Необязательность.

    

- А что для вас самое трудное в работе?

- Завидую тем, кто может сказать, что у него были легкие съемки. Для меня самое легкое на съемках то, что происходит до них, - когда сценарий уже написан, деньги обещаны и ты просто ждешь, когда начнешь снимать. Вот это самый замечательный момент - ты еще ничего не делаешь и при этом ощущаешь, что работаешь режиссером. Дальше начинаются проблемы и продолжаются до тех пор, пока не кончатся деньги. Я уже не говорю о том, что в Москве снимать кино просто невозможно, потому что каждый метр земли принадлежит кому-то - тайно или явно. Иногда платишь сразу в несколько карманов, и никто при этом тебе ничего не гарантирует, никто ни за что не берет на себя ответственность. Ты можешь заплатить огромные деньги, чтобы перекрыть улицу, и все равно в самый неподходящий момент на нее въедет джип с мигалкой.

Помню, как мы снимали в одном из переулков большую сцену. Заранее очистили его от машин, два дня дежурили гаишники, стоял знак "въезд запрещен", и тем не менее, когда мы приехали на съемку, там стояло пять запорошенных снегом машин. Пришлось на руках относить их в сторону.

Вообще, если бы я не был скрытым оптимистом, я бы просто сошел с ума за время съемок только одной этой картины. Казалось, все было против нас, все превращалось в кошмар. Почему-то у меня так складывается всегда. После каждой картины я говорю, что в следующий раз сниму что-нибудь очень простое, легкое, чтобы не заниматься ничем, кроме своего дела. Но все получается ровно наоборот.

    

- Кстати, а почему на этот раз вы обратились именно к Юрию Трифонову?

- Трифонов - моя давняя любовь, любимый писатель, а браться всегда лучше за любимого. В конце 70-х - начале 80-х годов это была знаковая фигура. Писатель на все времена. В его городской прозе есть замечательное ощущение проходящей жизни, каких-то странных связей, объединяющих или разъединяющих людей в большом городе. Он атмосферный писатель, тяжело поддающийся экранизации в силу специфики самого своего письма.

Некоторые вещи мы с Эльгой Лындиной, с которой я писал сценарий, пытались перевести в форму диалога или придумывали некий визуальный ряд тому, что перевести было нельзя.

А вообще, мне кажется, что произведение не нужно насиловать - решение всегда можно найти "внутри" его стилистики, главное - попытаться ощутить его атмосферу и найти киносредства для ее выражения. И не нужно ничего добавлять, вносить то, что не свойственно писателю, не нужно бояться быть немодным. Всегда можно найти живые вещи, интересные и понятные сегодняшнему зрителю.

    

- До Трифонова вы обращались к Горькому и Агате Кристи. Что самое важное для себя вы нашли в них?

- В "Дачниках" Горького самым важным для меня было то, что люди, жившие сто лет назад, по своим взаимоотношениям, по способу жизни, по душевному состоянию, по какому-то внутреннему раздрызгу оказались так близки нам. В этой пьесе обычно играли артисты старшего поколения, у нас, как это и написано у Горького, артистам по тридцать - тридцать пять лет. И сразу все проблемы стали более острыми, не возрастными, а мировоззренческими.

А в "Неудаче Пуаро" меня привлек психологизм, присущий Агате Кристи. К ней часто относятся как к человеку, придумывающему интригу. Поверхностный взгляд. Ее детективы на самом деле высокохудожественны - с аллюзиями и ассоциациями с романами Достоевского. Мне захотелось сделать акцент на человеке, который, раз преступив закон, не может уже остановиться, ведь это только кажется, что можно без последствий для собственной души один раз сделать что-то нехорошее.

    

- Вы - человек театра. С чем шли в кинорежиссуру? Была какая-то программа, заветные мечты?

- У меня была одна программа - сделать свою жизнь осмысленной. Я очень мучился, работая артистом. Не потому, что у меня не получалось - нет, внешне все было замечательно. Но я выполнял чужие решения, подчинялся чужой воле. И мне казалось, что до конца я никак не могу реализоваться. Поэтому и пошел в кино. Правда, мои попытки поступить в кинематографический вуз не сразу увенчались успехом. Я каждый раз доходил до финала, но в списках поступивших меня не оказывалось.

Сначала поступал во ВГИК, к Хуциеву. Марлен Мартынович позже, когда уже мы стали коллегами, сказал мне, что у меня были все шансы, но он настолько не любит актеров, что иметь их на своем курсе не хотел. После этого поступал к Соловьеву, который тоже довольно забавно сформулировал свой отказ, сказав, что сейчас время монстров (а это был самый конец 80-х годов), время людей, ничего не знающих. Только они могут делать кино. А интеллигентным людям лучше этим не заниматься, их время прошло. Красивая формулировка, щадящая самолюбие. Но я все ждал, когда же заявят о себе те "монстры", которых набрал Сергей Александрович, и так и не дождался.

Считается, что режиссеры - не самые лучшие люди на свете. Но мне кажется, что вполне можно быть лояльным к окружающей жизни. Другое дело, что работа в кино требует огромной решительности и огромной требовательности. Но требовать можно по-разному - кто сразу всех кроет матом и бросает стулья, а кто просто создает условия, при которых людям неловко делать нехорошо.

    

- Так куда же вы в конце концов поступили?

- На Высшие режиссерские курсы. Меня взял Владимир Яковлевич Мотыль, за что я ему буду благодарен всю жизнь. Это был первый открытый набор. До этого для поступления на Курсы требовалась рекомендация от Госкино, которую давали, если ты уже работал в кино, хоть в каком-то качестве. И вдруг ограничения сняли, и сразу повалило огромное количество народу. Состав приемной комиссии был совершенно сумасшедшим - Калик (который к тому времени был уже не нашим гражданином), Меньшов, Мотыль, Полока, Митта, Чухрай. И меня приняли.

    

- На курсах вы начали с того, что поставили странный фильм о детстве Володи Ульянова.

- "История болезни" - не странный фильм, а скорее шутка. Я ехал в метро и читал рассказ Марии Ульяновой о том, как Владимир Ильич пугал ее в детстве - вырабатывал характер. Я подумал, что в этом есть смешной мостик к тому, что он делал дальше. И сделал такое детское кино. Время было такое - начало 90-х. Всех выносили ногами вперед. Не то чтобы я хотел успеть попасть в струю, просто так сложилось.

    

- Вы и дальше старались отвечать на запросы времени?

- Не столько на запросы времени, сколько на свои собственные, которые просто часто совпадали со временем. Так, "Дачников" Горького я взялся делать потому, что почувствовал, что состояние той жизни, которой живу я, похоже на то, что было в начале ХХ века. Только у Горького все написано выпукло, гораздо лучше, чем у современных авторов. И я взялся за Горького. Для меня это была совершенно современная вещь. А толчком к работе над "Сочинением ко Дню Победы" стала боль за уходящее старшее поколение. В тот год я одного за другим терял близких людей, и мне казалось, что это острое чувство потери мучило не только меня - им был буквально пропитан сам воздух вокруг. Я подумал, что такой фильм обязательно должен найти отклик.

    

- Вы реализовали то, что хотелось? Или осталось ощущение чего-то несделанного?

- Осталось. В первую очередь, оттого, что картины моего режиссерского поколения никто не смотрел. Нас знают критики, с которыми режиссеров связывают не самые безоблачные отношения. И тем не менее, именно критики являются хранителями памяти о том, что делалось в кино. Сейчас, в связи с тем, что у каждого канала своя сериальная сетка, фильмы десятилетней давности на телеэкране можно увидеть очень редко. Мне еще повезло, так как часть действия "Русского регтайма" происходит 7 ноября, а "Сочинения ко Дню Победы" - 9 Мая. Как говорится - фильмы "к датам".

А в смысле того, насколько я реализовался... Отвечу на этот вопрос на своем девяностолетнем юбилее! Так что шансы реализоваться еще есть. Во-вторых, что главное - в последние 10 лет я живу в ладу с собой, занимаюсь только тем, чем хочу, и мне за это еще деньги платят. Я добился определенной осмысленности своего существования. Это немало.

    

- И насколько работа в кино влияет на вашу жизнь и ваш характер?

- Влияет, конечно. Когда человек берет на себя какую-то ответственность, это всегда сказывается на его характере. Ты отвечаешь за деньги, которые тебе дают, за людей, которые тебе доверяют, за память уже не живущего автора или за хорошую пьесу действующего драматурга, наконец, за свою собственную репутацию. Разумеется, все это сказывается на тебе - ты становишься все более нетерпимым, более категоричным, не только на съемочной площадке, но и в жизни. Это, естественно, раздражает твоих близких. Впрочем, у меня, Слава Богу, в этом смысле все нормально.

    

- Ваша супруга вас понимает.

- Вернее, терпит.

    

- И дома, и на съемочной площадке.

- Я Лику снимаю не во всех своих фильмах! У меня вообще сложная ситуация: Лика играет в Сатириконе, старшая дочка Саша - в Театре Пушкина, она окончила Школу-студию МХАТа, получает всякие призы за свои роли, но, к счастью, никогда не говорит: "Папа, когда ты меня снимешь?" Равно как и жена. Но я понимаю, что, наверное, у них что-то колет внутри, когда они видят, что в моих фильмах играют не они, а актрисы примерно их возраста и типажа.

    

- Но, в принципе, вы же можете когда-нибудь сделать своим дамам подарок и снять специально для них фильм?

- Нет. Это был бы нехороший подарок. Роли должны найтись для них честно. Здесь нет преимуществ.

    

- Время идет. Меняется жизнь, меняетесь вы. Изменилось ли ваше отношение к профессии?

- Наверное, нет. Но я вижу, что у многих отношение к кино сильно изменилось. Кино стало чем-то вроде фаст-фуда, приобрело обслуживающие функции. Главное желание сейчас - получить рейтинг во что бы то ни стало.

    

- Интересно, что вас может привлечь в фильмах других режиссеров?

- Фильмы воспринимаю на эмоциональном, подсознательном уровне. На экране вроде бы ничего особенного не происходит, а у меня вдруг - ком в горле. Мне нравится, когда все точно сыграно, точно, тщательно сделано (к сожалению, такое важное качество, как тщательность, встречается все реже). Люблю такие фильмы и все прощаю их авторам. Так как я не активный участник киножизни, то не знаю, что из себя представляют те или иные режиссеры в личном плане (замечательное незнание!). Я с удовольствием смотрю их фильмы, а их человеческие качества мне совершенно неинтересны. Кино открывает лучшее в них. В сущности, не все ли нам равно, каким на самом деле был Моцарт? Или Бах? Я не прочел ни одной книги про Баха, но слушаю его и поражаюсь его великой музыке.

    

- Искусство открывает в создателе лучшее, а должно ли оно зрителя и читателя тоже делать лучше? Или можно просто показывать им жизнь, как она есть?

- Искусство показывает жизнь, какая она есть, и в то же время делает человека лучше, но только на тот краткий момент, пока он смотрит фильм или читает книгу. Именно в этот момент открываются клапаны души, которые в процессе жизни "зарастают" пылью. Чистка этих клапанов необходима, но я совершенно не сторонник теории, что мы кардинально меняемся под воздействием просмотренного, услышанного или прочитанного. Если и меняемся, то, скорее, в худшую сторону, что происходит от воздействия злого, нехорошего произведения. Пример - большая часть нашей телевизионной продукции, начиная от сериалов до новостей. Телевидение просто способно отравить жизнь, настолько оно стало циничным.

КИНО

• CЕРГЕЙ УРСУЛЯК: "Самое легкое на съемках то, что происходит до них..."
• Ремонт старых кораблей
  VIII Фестиваль архивного кино "Белые Столбы"
• Спальные районы вне диванов
  Экспансия мультиплексов в Санкт-Петербурге