Фауст: современный диагноз
Спектакли Мюнхена и Штутгарта
Михаил МУГИНШТЕЙН
Мюнхен - Штутгарт
 |
| "Фауст" в штутгартской постановке |
Миф европейской культуры - Фауст - давно испытывает оперу: от первенца немецкого романтизма "Фауста" Шпора (1816) до сочинения Шнитке (1995). И опера выдерживает непомерный груз мифа. В массовом сознании, понятно, доминирует "Фауст" Гуно (1859), чья "оперность" стала притчей, и даже трафаретность превратилась в образ культуры (см. "Мастер и Маргарита" Булгакова). Люб он народу, сильна инерция - трудно переосмысление. Поэтому и освежает задор Баварской Оперы влить новое вино в старые мехи. Как часто бывает, новое - хорошо забытое старое. Отталкиваясь от первой редакции с разговорными диалогами, постановщики - Дэвид Паунтни (режиссер) и Стефанос Лазаридис (сценограф) - обращаются через Гете к народным истокам "Фауста" - старинной кукольной комедии. Традиция Гете - Гуно, сам жанр французской лирической оперы осовременены через немецкие истоки - Puppenspiel. Куклы дублируют персонажей в диалогах - жанровое смешение полемично (комедия вмешивается в оперу), тормозит музыкальную драматургию, но обостряет театральное видение. Этот ход не единственный. Привлекает ирония в анализе одной из самых узнаваемых опер: ее обиходность (в худшем варианте - банальность) из минуса превращается в плюс. Буржуазность/антибуржуазность - вот эстетический знак этого Фауста. Остроумно препарируя традицию - вселенная Гете, метания философа-интеллектуала, спор с необратимостью времени ("мгновение, остановись") и пр., спектакль находит в первой редакции интерес к другому. Пусть к не самым высоким (абстрактным для массы) темам, но зато понятным, забавным и возбуждающим (кстати, тоже вечным): эротика и волшебства, разврат и чертовщина. Паунтни рассказывает историю о профессоре "с болезненной одержимостью молодостью и сексом, власть которых как идолов до сегодня остается упорной и тиранической". Уводя от Гете и эстетики Гранд Опера (1869, премьера второй редакции), режиссер отсылает к проделкам опера-буфф Оффенбаха и вкусу маленьких театров парижских бульваров. Бульварный "Фауст" вчера - новый мюзикл сегодня, а китч - на все времена. Таков девиз спектакля, где иронический анализ видит в "Фаусте" новый смысл его растиражированности. Он ведет полезный диалог с оригиналом, а заодно и сам испытывает вечную жизнь мифа. Все это, кстати, вполне гармонировало с традиционными оперными ценностями - отличным музыкальным уровнем (дирижер Фридрих Хайдер) и превосходным пением: Айнхоа Артета (Маргарита), Орлин Анастасов (Мефистофель) и звездный Фауст - Роландо Вилласон.
 |
| "Фауст" в штутгартской постановке |
Мюнхенская постановка - наследие ХХ века в его стремлении уйти от влияния XIX к старинным версиям Фауста, до Гете. "Доктор Фауст" Бузони (1925) - самая значительная из этих попыток. Он прямо использует народную кукольную комедию, трактуя ее как "старинную мистерию". В его постромантической мистике - прощание с XIX веком, здесь переплетаются мотивы неоклассицизма, символизма и экспрессионизма. В центре - "смятение ненаполненной души" (Томас Хэмпсон, выдающийся интерпретатор Фауста), что влечет искус и крушение разума. Лейтмотив - интеллектуальная трагедия, вбирающая опыт века ("Доктор Фауст" Томаса Манна и пр.). Фауст не в силах вырваться из лаборатории своих химер. Его поиск обречен. Последний вопрос ночного сторожа (он же Мефистофель): "Должен ли этот человек быть несчастным?" - остается без ответа.
Премьера в Штутгарте (копродукция с Оперой Сан-Франциско) - событие: это первая постановка "Доктора Фауста" в незавершенной версии самого автора (обычно ставятся редакции, законченные после смерти Бузони). Выбор открытой формы - концептуальный ход постановщиков, трактующих фрагментарность как знак современности. Кризис интеллектуала предстает драмой художника (рисует и в прямом смысле), потерявшего себя. Известная спектаклями-открытиями команда: Йосси Вилер - Серджо Морабито (вместе - режиссура и драматургия) - Анна Фиброк (сцена и костюмы) - сочиняет историю в характерном для себя жестком стиле нового реализма. Перекликаясь с другими опытами современного искусства (суровая эстетика "Догмы" - Ларс фон Триер и др.), они выдают правду "как бы она ни была солона". Время действия - после 1968-го (кульминация левой революции в Европе). Место - неприбранное, обшарпанное помещение: обиталище Фауста (жизнь, работа, смерть) с примыкающим коридором переходит в отсек с церковными скамьями. Герой - всегда пьющий художник в кедах, обычно на постели и с комплексами (поразительный, вошедший из жизни на сцену Герд Гроховски). Мотив - антибуржуазный протест: выходки отчаянны, провокации ведут к тупику, в который - через дыры в душе - проникает Мефистофель в виде бомжа с пластиковым пакетом. Побрившись и переодевшись, он играет на извлеченном из стены органе. Потом бомж принесет в пакете мертвого ребенка Фауста и, став ночным сторожем, напоследок задаст вопрос. Спасения нет.
Организация действия и жизнь персонажей абсолютно достоверны, кажется, что зал более придуман и все поменялось местами. Вспоминается прорыв этой же команды в Зальцбурге - "Ариадна на Наксосе" (2001). Мы сидим в новом театре нового века, где современная подлинность сцены утверждается великолепно точным проникающим музицированием оркестра и певцов (первоклассная работа дирижера Лотара Цагрозека). Остается только ждать сентября, когда неповторимое трио поставит в Новой Опере свою знаменитую версию "Нормы" Беллини.
