ВИКТОР СУХОРУКОВ: "В профессии живу сегодня скромно"

Беседу вела Вера ЗВЕЗДОВА
Фото Ирины КАЛЕДИНОЙ

В.Сухоруков

Артист Виктор СУХОРУКОВ во второй раз признан лучшим актером Гатчинского фестиваля "Литература и кино". Теперь уже за роль в картине Станислава Говорухина "Не хлебом единым". Он блестяще доказал старую истину, гласящую, что глубина и жизнеспособность образа от объема экранного времени не зависят, и сподвигнул жюри на формулировку "За диалектически полный портрет советского начальника".

    

- Виктор, для вас важны призы?

- Что такое приз? Это все равно материальный знак того, что тебя увидели, разглядели и, главное, оценили. К сожалению, мы знаем много примеров, когда оценивают не по заслугам, а значит, как можно всерьез относиться к призам, если порой они уходят в незаслуженные руки? Но артисты - как дети, а приз - как конфетка. Актеры любят сладкое. И я отношусь к призам как к игрушкам или подаркам. Покажите мне человека, который не любит подарки.

Другое дело, что в моей творческой биографии были роли, которые никак не отмечены, не получили документированного призового подтверждения. Но я знаю их цену. А есть роли, которые мне дались легко. Я отдаю им должное, но, с моей точки зрения, они не настолько хороши, чтобы одаривать их наградами.

    

- Ваш путь наверх был очень непрост, извилист и долог. В кинематограф вы пришли почти в сорок, широкую известность у зрителя получили почти в пятьдесят. Вызывают искреннее уважение ваши верность профессии и умение ждать - как часть этой профессии.

- А что такое "верх"? И где он, "верх"? Однажды в разговоре со мной журналист так часто повторял слово "звезда", что я не выдержал и сказал ему: "Я не хочу быть "звездой", я хочу быть нужным!" Он засмеялся.

Для меня "верх" - возвращение туда, к чему я стремился. Возможность реализации тех сил, энергии, дарований, какими меня наделил Господь. Я живу теперь светло, потому что нахожусь в свете: я вернулся под прожектор. Вот это мой "верх". Другое дело, что я не задумываюсь над тем, как долго будет гореть этот свет над моей талантливой головой. И часто вспоминаю былой мрак: я там себя бужу. Оглядываясь назад, сохраняю бдительность и напоминаю себе, одергивая сам себя за рукав: "Витюша, ничто не вечно, все проходит. И все, что с тобой сегодня происходит, иллюзия, которая может в одночасье исчезнуть".

Да, я часто ухожу в прошлое. Вдруг недавно вспомнил, как занимал рубль, покупал банку килек в томате, коробку вермишели и триста граммов сахарного песка. Я варил суп из килек с вермишелью, вермишель набухала - получившуюся похлебку я ел три дня. И я не вычеркиваю эту похлебку из своей памяти.

Вообще "мой путь наверх" звучит немножко... пенсионно, словно завтра я уйду из профессии, завалюсь в кресло и начну писать мемуары.

    

- Упаси бог, я не пенсию имела в виду! Наоборот, известно ведь, что легче взобраться наверх, чем там удержаться.

- Удержаться задачи нет. Честно говоря, и забираться не планировал. Ну подняли и подняли. Спускаться тоже не планирую. Как пойдет. Может быть, в этом и есть моя сила, моя правда: живу сегодняшним днем. И главная ценность, которую я отдаю своим современникам, угадайте с одного раза - какая? Я сам. Я отдаю себя. Принимаете - не принимаете, любите - не любите, но я есть. И я рад, что замечен. Это разные вещи, быть замеченным и быть признанным.

    

- У вас бешеный темперамент. Это чаще помогает или мешает?

- Недавно я вдруг решил сыграть спокойного человека: сидеть и степенно, солидно, с паузами разговаривать. Меня хватило минуты на четыре, потом я опять завелся. Видимо, это моя норма. Как только я попытался быть другим, гипотетическим, то мне показалось, что меня не видно, меня не слышно, меня не понимают и вообще меня нет.

Другой вопрос, что темперамент должен быть управляемым. Человек с неуправляемым темпераментом - дурак, а человек с управляемым темпераментом... Я вдруг сейчас подумал: не будь у меня темперамента, чем еще стал бы интересен Сухоруков? Боюсь, что ничем. Хотя в фильме Павла Лунгина "Остров" я сыграл настоятеля монастыря, владыку Филарета. Если бы вы знали, сколько я потратил сил и энергии, чтобы укротить темперамент! Потому что хотел сыграть не человеческую страсть, а разговор с небом. Говорят, получилось. Уезжал из экспедиции, а мы снимали под Соловками, одухотворенный. Под стук колес даже что-то поэтическое сочинялось. Это была радость от того, что удержал себя в узде.

    

- Сейчас у вас огромное количество предложений и возможность выбора...

- Удивлю сразу: выбора-то нет! За 2005 год я снялся в одной картине Лунгина. На сегодняшний день у меня только одно предложение, на которое я согласился, - фильм Виталия Мельникова "Агитбригада, бей врага!". Пока больше ничего нет. Это я треплю языком, мелькаю где ни попадя, потому людям и кажется: везде Сухоруков! Нет, в профессии скромно сегодня живу.

    

- Что из составляющих фильма: сценарий, режиссер, хороший актерский ансамбль - является для вас решающим при согласии на роль?

- Мне не важно, какой режиссер. Мэтр, мы знаем, кашу не испортит. С молодым надо рисковать и идти на эксперимент - вдруг из него что-то получится? Как случилось у меня с Балабановым: дебютировали трудно, а потом оказалось, что он замечательный, яркий художник. Поэтому соглашаюсь на роль, если нахожу ответ на один вопрос: совершает ли мой персонаж поступки? Если нет поступков, мне роль не интересна. Я не хочу "присутствовать" в сюжете. А говорить: "Вот с этой актрисой я буду сниматься, а с этой не буду" - неприлично. Никто не знает, что у человека за душой. Мы все очень одаренные, только одним везет, а другим не везет.

    

- Вы смотрите отечественные фильмы?

- Смотрю.

    

- Нет ощущения, что документальные ленты последних лет намного сильнее и интереснее игровых?

- Нет, я не согласен. Я очень люблю документалку, у меня даже было желание поездить на фестивали документального кино. Оно сильно, да. Но оно всегда было сильно, потому что всегда развивалось в бедности. И потому сегодня не утратило своих позиций.

Что касается художественного кино, вспомните 1990-е годы: кинематограф был в болезненном, почти покойницком состоянии. Казалось, что все, кирдык российскому кинематографу. Но уже через десять лет заговорили о жанре. Мол, кино-то есть, возрождается, но только почему-то узкожанровое - криминальное. Сегодня 2006-й. Вторгаются технологии, осваивается искусство промоушна, тратятся огромные деньги. Развитие идет очень динамичное. Но мы все равно пребываем в поиске, в раздрае, состоянии тремора. А тремор - это дрожь, она всегда попахивает нестабильностью. И это неспокойствие, конечно, подталкивает на те или иные ошибки. Пройдет. Утрясется, уляжется. Нужно подключить умение ждать, как Сухоруков ждал.

    

- Вы говорите о процессе, а я - о результате.

- Результат тоже неплохой. Количество картин с каждым годом увеличивается. Есть проблема, скажу какая - сценарная основа слабая.

    

- При просмотре документальной картины Али Хамраева "Жить, жить - любить", где есть отрывки из "Ивана Грозного", я вдруг поймала себя на мысли, что Эйзенштейн-то снимал в войну, в эвакуации, когда даже поесть толком было нечего, а снято так, что Голливуду и не снилось! С размахом, силой и мощью. Может, все упирается в кадры?

- Не могу согласиться с примером. Он образный, но не точный. Эйзенштейн "Ивана Грозного" снимал не в блокадном Ленинграде и не в окруженной Москве. Он снимал в Алма-Ате. Где и фрукты, и тепло. Снимал не торопясь и очень подробно, потому что деньги были государственные.

Но я скажу то, чего вы от меня ждете: Эйзенштейна сегодня нет. Я сталкиваюсь с молодыми людьми, которые гордо говорят: "Я режиссер". Ну так будь им! Что такое режиссер? Человек больших знаний, психолог, любящий и понимающий все красивое и отвратительное в этой жизни. Как сформулировать одним словом? Художник. Это огромный, колоссальный труд. Это самопожертвование. У нас многие режиссеры сегодня жертвенны? В ушах техника, на поясе техника, в карманах техника, во рту жвачка - олицетворение цинизма, фанаберии и амбиций, а в башке туман. К счастью, не поголовно.

Я заметил другое. В короткометражках молодые режиссеры талантливы и прекрасны. Стоит им взяться за большое кино - сплошные провалы. Что это, я не знаю.

    

- А у вас режиссерских амбиций нет?

- Никогда не было. Я актер, зачем мне думать о режиссуре?

    

- Какое место занимает в вашей жизни театр?

- Главное. Я люблю театр. Эта стихия мне дорога, родственна. Может быть, еще и потому, что я до сих пор ощущаю дефицит театра в своей жизни. Я не обожрался этого искусства. Я там еще не истерзал себя, не реализовался до той степени, когда мог бы охрипнуть, иссякнуть, уйти в запой с криком: "Надоели все, пошли к чертовой матери!" Нет, с театром пока у меня не ладится по-настоящему. Хотя год я начал довольно необычно: режиссер Павел Сафонов пригласил меня в спектакль "Сны Родиона Раскольникова" в Театральном товариществе "814". Решение спектакля таково, что я воплощаю одну из инфернальных сил, которые приходят к Раскольникову во сне. Он болен, уже полтора года на каторге. И мы ему устраиваем обструкцию, будоражим его сознание, его самого и приводим в результате к исповеди. В финале спектакля он кается.

Я играю там пять ролей: и Порфирия Петровича, и Мармеладова, и Разумихина, и Пульхерию Александровну Раскольникову, и старуху процентщицу. Только они, конечно, не закончены, мои персонажи. Они все пунктирны, словно искры от молнии. Взлетают и исчезают. Это я потом уже обнаружил, что роль моя так и называется "Исчезновения". Я играю Исчезновения.

    

- Вы хотите чаще выходить на сцену?

- Да. Кинематографическая база у меня очень богатая. И по жанрам, и по ролям, и по режиссерам. А в театре... Был спектакль "Лир" в Вахтанговском - его закрыли. Выпустил спектакль "Человек из ресторана", потратил на него девять месяцев жизни и труда - он не получился, и мы его не играли. Были "Игроки", любимые мною, - Олег Меньшиков снял его с репертуара в прошлом году. И какая-то пустота у меня образовалась. В этой пустоте Галина Волчек приглашала ввестись в старые спектакли - я отказался. Мне бы чего новенького, а в старые спектакли не хочу влезать. На что она мне сказала: "Это золотой фонд театра", а я пошутил, довольно дерзко: "Это ваш золотой фонд, а не мой". А так, приглашений особых... Они есть, и много. Но вот тут как раз, на территории театра, могу ответить на вопрос, который вы задали по поводу кино: то режиссер вызывает у меня сомнения, то компания не нравится, а чаще - пьесы плохие. А так как я существую с полной самоотдачей, у меня нет полутонов, и я очень ответственно сегодня живу, то, выбирая роль, хочется найти воссоединение драматургии, партнерства и режиссуры. Пока этого не происходит.

    

- Виктор, актер - это все-таки какая профессия, мужская или женская?

- Моя бы воля, я бы, наверное, не позволил женщинам заниматься актерством. Эта профессия и физически тяжелая, но главное, она все равно отмечает человека некоей краской, которую не пристало носить женщине. Если она хочет нести дальше женственность и красоту. Но я готов это вычеркнуть, и если вы лукаво задаете вопрос...

    

- Нет, не лукаво. Когда мы говорим об актерской профессии, мы понимаем: актер - существо чудовищно зависимое, что мужчине вроде как не пристало.

- Зависимость существует везде.

    

- Но истинный союз режиссера и актера - это всегда роман, не в смысле грубой физиологии, разумеется.

- Это опять кто-то придумал. Просто в союзе, в сотрудничестве, во взаимопонимании легче рождается произведение искусства, чем в отсутствие этих тесных связей. Но я думаю, что актерской профессией, как и многими другими на земле, могут заниматься и женщины, и мужчины. Лишь бы это было талантливо и нужно людям. Мне не важно, какого я пола в профессии. Людям чего надо? Зрелища. Вот я и хочу трансформироваться в зрелище.

КИНО

• ВИКТОР СУХОРУКОВ: "В профессии живу сегодня скромно"
• Электрический сон наяву
  "Белая графиня" Джеймса Айвори
• Девятое пришествие N.I.C.E.

НА СЪЕМОЧНОЙ ПЛОЩАДКЕ

• Приключения американца в России
  "Нас не догонишь!" Ильи Шиловского

ВИДЕО

• Ингрид, Ингрид...