Главная | Форум | Партнеры  |
|
КиноКартина |
ГазетаКультура |
МелоМания |
МизанСцена |
СуперОбложка |
Акции |
АртеФакт |
Газета "Культура" |
|
№ 49 (7559) 14 - 20 декабря 2006г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики 
|
|
ПровинцияЖан-Батист и любовь к медицине"Врачебные тайны" в Новгородском драмтеатре ВЕЛИКИЙ НОВГОРОДПавел ПОДКЛАДОВ
Такого названия ни в одном сборнике классика нет! Зато есть "Лекарь поневоле", "Мнимый больной", "Летающий доктор". Жан-Батист не обошел своим едким вниманием эскулапов в "Дон Жуане" и "Мсье де Пурсоньяке". Что позволило московскому режиссеру Владимиру Оренову, взяв за основу приключения незадачливого псевдолекаря Сганареля, насытить представление "медицинскими" интермедиями из других пьес французского комедиографа. Сюрпризы ожидали публику, входящую в Театр имени Достоевского. Одетые сестрами милосердия билетершы встречали зрителя, чтобы передать его в руки заботливых "врачей-ординаторов", которые, задав посетителю пару вопросов ("Чем болели в последний раз?", "Страдаете ли хроническими заболеваниями?"), участливо предлагали тут же, в фойе, померить давление (вооруженный допотопным тонометром "медбрат"-студиозус: неплохо, кстати, зарабатывал за вечер - "пациенты" с удовольствием оплачивали неожиданную услугу!) и настоятельно советовали перед входом в зрительный зал надевать больничные бахилы. Вместо программки зрителям выдавали "медицинскую карту стационарного больного". Вот некоторые графы этого "документа": Ф.и.о. - Поклен Жан-Батист (псевдоним Мольер), возраст больного - бессмертен, группа крови - актерская, клинический диагноз - гений. В разделе "Приемный статус" изложена главная жалоба больного "на бесполетность современных комедий". Разворот украшает картина Босха "Операция удаления камней глупости". Дальнейшие сюрпризы ожидали публику на сцене. Постановщик Владимир Оренов с художником Владимиром Колтуновым все кулисы сняли. Разрезали зрительный зал белым полотнищем на манер занавесей полевого госпиталя, подмостки, размерами напоминающие среднюю городскую площадь, обнажили полностью: зритель увидел машинерию, огромные металлические фермы, работающего помрежа и беленые кирпичные стены, у которых, как и полагается в театре, были сложены декорации других идущих здесь спектаклей. За легкой, полупрозрачной, золотистой тканью в освобожденных от кулис глубинах клубилась таинственная жизнь вечного Театра, в котором потешался над эскулапами и умирал, не дождавшись их помощи, Жан-Батист Мольер. "Лекаря поневоле" сам классик называл фарсом-безделицей. И действительно, что уж такого значительного можно обнаружить в истории о том, как жена наказала пьяницу-мужа, объявив его лекарем, а того чуть было не казнили, да ловко выкрутился, сумев помочь при этом паре юных влюбленных воссоединиться. Но драматургия Мольера - комедийное пространство с тайными дверцами; мимо них легко пробежать, не заметив, однако, что именно там таятся те свойства пьесы, которые позволяют ей жить уже 340 лет. В пространстве фарса режиссер приоткрывает эти потаенные дверцы драматического смысла. И тогда ссора Сганареля (Г.Алексеев) и Мартины (Л.Сергеева) оказывается формой взаимного обожания, любовной игры, а Жеронт (А.Аравушкин) обернется вовсе не алчным папашей, он просто так сильно любит дочь - прелестную Люсинду (Л.Павленко), что та появляется не иначе как в ангельских серебристых крыльях под нежнейшие звуки вальса Оффенбаха. Кормилица Жаклина (Т.Каратаева) не просто оберегает чувства своей молочной дочери, но страстно отстаивает идеологию всепобеждающей любви. Придать незатейливой истории новый объем и смысл, забавному фарсу - полнозвучие трагикомедии, а спектаклю - отвагу эксцентризма и театральности помогают интермедии, сочиненные по карнавальным законам комедии дель арте. Тридцатипятитонная громада пожарного занавеса, на металлический экран которого проецируются замки и палаццо, становится грандиозной выгородкой врачебного кабинета. Здесь носилки и каталка, и операционный стол, и даже гинекологическое кресло (в нем попеременно оказываются "пациенты" - дон Жуан, Аргон, мсье де Пурсоньяк...). Цвет интермедий - белый, как цвет больницы: широкополые шляпы, длинные накидки, серебряные маски докторов; мерцающая инфернальная энергия венецианского карнавала, помноженная на откровенность буффонады. Кажется, еще немного - и все эти подпрыгивающие на батуте, дергающиеся в пароксизмах нелепой, гротескной пластики эскулапы уморят очередного героя интермедии. Но когда эксцентрика исполнителей доходит до высшей точки кипения - заразительной клоунады - маска неожиданно срывается, и возникает реалистическое, сосредоточенное существование актера. И тогда под фарсом обнаруживается печаль. А карнавал продолжается! Посреди него вольно существуют придуманные режиссером длинноногая юная клоунесса (А.Кохан) и маленький "рыжий коверный" (А.Берг) - пародируют, дурачатся, кувыркаются на батуте, вмешиваются в действие, помогают Сганарелю в интригах, соревнуются с наряженными в камзолы и пудренные парики музыкантами, раскручивая "русскую плясовую" или проникновенно исполняя на баяне бетховенского "Сурка". Музыка существует в этом спектакле как полноправный персонаж. Две скрипки, виолончель и флейта не оставляют без внимания ни единого поворота сюжета. Прелестный женский квартет находится в постоянном диалоге с персонажами - ироничном, лирическом, задумчивом, эксцентричном. Совершенно ясно, музыка в спектакле возникала импровизационно, в репетициях, вослед актерским находкам. Как и удивительная сцена "Кабачка", неожиданно соткавшаяся в середине второго действия. Театр на некоторое время словно забывал о сюжете. Артисты, игравшие до этого большие и малые роли, азартно участвовали в общем празднестве в честь господина де Мольера, выбегая на авансцену, распевая песню, текст которой состоял из одной-единственной фразы: "Жан-Батист Мольер и "Врачебные тайны!" Казалось, Оренов освободил артистов от каких-то пут, и они наконец выпустили на волю свою игровую природу, жажду подурачиться, вечную актерскую мечту о безбрежной импровизации. Все участники спектакля легко и непринужденно "перетекали" из одного образа в другой, менялись масками, возвращались в собственную "шкуру", общаясь с залом от своего имени. Мужские роли запросто исполнялись актрисами. При упоминании о больной селезенке на сцене появлялся селезень, а на словах: "Сейчас прибудет комиссар, и вас упрячут в такое место, что я буду за вас спокоен", - на сцене действительно возникал комиссар... в шинели, буденовке и с маузером. С восторгом публика выслушивала подлинную коллективную карту здоровья зала (помните, анкетирование до начала спектакля?): больных гриппом - столько-то, беременных - столько-то (бурные аплодисменты), с похмелья, ну это понятно, чай не в Париже живем, любовью к театру болен один человек... "А что нужно делать, когда ты болен? Ни-че-го. Надо доверять природе... мне бы только очень хотелось... ради забавы показать вам какую-нибудь комедию Мольера, затрагивающую этот предмет..." - пронзительно и горько звучали перед карнавалом финального канкана строки из последней пьесы, написанной великим драматургом. И становилось ясно, что в неравной борьбе больного Мольера со смертью он уповал лишь на два лекарства: любовь и театр. Также в рубрике:
|