"Берег утопии": начало навигации

Наталия КАМИНСКАЯ
Фото Ирины КАЛЕДИНОЙ

Сцена из спектакля

Сам этот спектакль - настоящая утопия, но осуществленная в действительности и при этом несущая народонаселению исключительно положительные плоды.

Грандиозное предприятие Российского молодежного театра по постановке трилогии Тома Стоппарда "Берег утопии" завершилось долгожданной премьерой. Играли три спектакля в один день, то есть с двенадцати часов дня до десяти вечера. Совершенно очевидно, что РАМТ, в частности его худрук, постановщик спектакля Алексей Бородин, и почти вся труппа, занятая в этой работе, не щадят ни себя, ни зрителя. Играть примерно девять часов подряд - работа изнурительная. Но ведь и смотреть - тоже труд, притом нелегкий. Впрочем, трилогия ("Путешествие", "Кораблекрушение", "Выброшенные на берег"), возможно, будет впоследствии разбита на несколько вечеров. РАМТу не привыкать: здесь уже игрались в два вечера "Отверженные" В.Гюго и сейчас играется дилогия Б.Акунина "Инь и Ян". Но такого, как с "Берегом утопии", еще не было - тут и части три, и материал, прямо скажем, для нынешней ситуации является своего рода вызовом этой самой ситуации. Дело в том (газета неоднократно сообщала об этапах развития сюжета Стоппард - РАМТ), что выдающийся англичанин, оскароносец, автор сценария к фильму "Влюбленный Шекспир" и пьесы "Розенкранц и Гильденстерн мертвы" (творчество его обширно и весьма почитаемо в России), написал три пьесы о русских мыслителях, философах и революционерах. Герои "Берега утопии" - Герцен, Огарев, Бакунин, Белинский, Станкевич, Тургенев, Чернышевский... Действие пьес охватывает длительный период - от молодости героев, жажды переустройства общества и клятвы на Воробьевых горах, через активную деятельность, идейные союзы и разногласия, бегство от преследования российских властей - к преклонным годам, когда на смену им, идеалистам-философам, придут практики-террористы. О том, как и почему Том Стоппард углубился в историю российской общественной мысли, много говорил он сам, будучи в последние годы благодаря затее РАМТа частым гостем Москвы. И все же та почти энциклопедическая точность, с которой воспроизведены у него и русские обстоятельства, и русские характеры, и даже некие ментальные черты, достойна изумления. Исключая особый, свойственный британцу, парадоксальный строй некоторых реплик его трехчастной пьесы, сэр Том Стоппард выглядит нынче настолько нашим, что несет в себе равно и достоинства, и пороки чисто российской любви к возвышенным материям и к словоговорению. "Берег утопии" - настоящая говорильня, она, что мы и подозревали более всего, то и дело предательски напоминает наши собственные интеллектуальные пьесы и сценарии о великих исторических лицах. Эти сочинения были очень популярны в 70-е годы прошлого века. На них отечественный интеллигент оттачивал ум, им он поверял современную ему действительность (так как говорить правду о самой действительности было чревато), благодаря им он преодолевал временные и географические границы замкнутости, в которой пребывали советские люди. Сэр же Стоппард в те времена ничего подобного, видимо, не ведал. Однако, имея склонность копаться в истории и в ее конкретных действующих лицах, растягивать время, выискивая в нем реинкарнацию идей и характеров (достаточно вспомнить его знаменитую пьесу "Аркадия"), он в конце концов добрался до героев России ХIХ века, чьи помыслы и действия не только "развернули революционную агитацию" в своем Отечестве (В.И.Ленин, цитата, которую знали все школьники прежней эпохи), но и представляли определенный интерес для Западной Европы. Трилогия "Берег утопии" уже поставлена в Лондоне и Нью-Йорке. Но наши бывшие соотечественники, театроведы Аркадий и Сергей Островские, перевели ее на русский язык. А далее, как уже было сказано, началась грандиозная авантюра РАМТа по сценическому оживлению ряда портретов, украшающих российские школьные кабинеты литературы. К объему пьес, к обилию в них умных речей, к наличию в них реальных действующих лиц русской общественной и культурной жизни ХIХ века (вещи, сами по себе тяжело подъемные) добавилось еще и то обстоятельство, что нынешние школьники плевали на Белинского с Чернышевским и на Герцена с Огаревым так же, как на Ивана Тургенева и какой-нибудь его роман "Новь". Так что "Берег утопии" - настоящая театральная авантюра.

Более всего актуально нынче (разумеется, навскидку, без углубленных размышлений) звучит образ богача Герцена, живущего то во Франции, то в Англии и не желающего возвращаться в нестабильные, несвободные родные пенаты. Соблазнительной аналогией с его убежденным западничеством видится западничество нынешнее. Однако при первом же оптическом приближении аналогия разлетается в клочки.

Сюжет в духе какого-нибудь сериала: трое юнцов встретились на Воробьевых горах и придумали бизнес. Но честной игры не вышло, и друзья завязли в грязных разборках. Не получается. Калибр не тот.

Если кто-то из оставшихся шестидесятников, сидя на сочинении сэра Стоппарда, вспомнит знаменитое издание за границей литературного альманаха "Метрополь", тут, конечно, попросятся куда более позволительные сближения, скажем, с журналом "Колокол", издаваемым Герценем и Огаревым. И все же опять не тот калибр. Западничество русских мыслителей XIX века отличается от нынешнего не только масштабом целей, но и полным отсутствием личной корысти. Правда, у них была теория разумного эгоизма, которая очень близка и сердцу Тома Стоппарда. Мальчики, изготовляющие бомбы, ему не симпатичны - с их приходом трилогия заканчивается. Ценность сочинения Стоппарда заключается не столько в том, что в его пьесах оживают исключительные люди высокой породы, сколько в том, как движется во времени приключение идеи. ("Приключения идеи" - название новой книги историка театра Инны Соловьевой, исследующей процесс измельчания и сведения на нет под гнетом социально-политических обстоятельств великого театрального замысла.) Конечно, перед нами особый тип людей, точное осмысление которого предложил в свое время Юрий Тынянов (еще одно непопулярное нынче литературное имя). У этих людей личные судьбы развиваются не просто на фоне общественных потрясений, как это происходит у почти любого обывателя, а теснейшим образом завязаны друг на друга, неразделимы, сплетены. С театральной же точки зрения в пьесе Стоппарда привлекательны, конечно, личные истории каждого, порой шокирующие свободой отношений, дерзостью поступков, безоглядностью стремлений.

Впрочем, РАМТ никогда не скрывал своих культуртрегерских задач. Да, спектакль "Берег утопии" имеет мощный просветительский заряд. Он нескрываемо нацелен на то, чтобы зритель, по преимуществу юный, полюбил Белинского и Тургенева не за статьи о Гоголе или книжку "Записки охотника", а за то, что они живые, противоречивые, крайне нескучные люди. Говорильня говорильней (к слову, ряд отточенных реплик на высокие темы и послушать не грех), а знаменитый любовный треугольник Герцен - Натали Тучкова - Огарев, эта странная любовь втроем, послужившая Чернышевскому поводом для истории Веры Павловны, Лопухова и Кирсанова, - вот она, во всей своей озадачивающей красе. Здесь и анархист Бакунин, презирающий литературный труд за гонорар и вечно вымогающий у друзей деньги, и неистовый Виссарион Белинский, решительно не владеющий искусством обращения с дамами высшего общества, и неженка Иван Тургенев, страдающий расстройством мочевого пузыря, и даже молодой Карл Маркс, пробующий на зуб фразу о призраке коммунизма.

Прием, благодаря которому режиссер Алексей Бородин расправляется с этой невероятной махиной текста, был нащупан им еще в период работы над Б.Акуниным. Это - материализованное на сцене чтение запоем, когда мгновенно перелистываются страницы, и вот вам село Премухино, вот Лондон, вот баррикады на площади Парижа или дом Герцена в Ричмонде. Художник Станислав Бенедиктов увеличивает площадку игры еще одним помостом, врезающимся в зал. В глубине сцены свисают с колосников рваные прямоугольники страниц, почти уже скрижалей, а на краю помоста разбросаны пожелтевшие листы писчей бумаги. Так пространство будто обрамляется тем, что написано пером и что уже никогда не вырубить топором, а "в раме" бьется и пульсирует жизнь, полная равно и великих поворотов, и милых пустяков, и реальных трагедий, и пустых иллюзий. Милые женские головки, шуршащие пышные юбки сестер Бакуниных (ох, и чума были эти сестрички анархиста, такую смуту сеяли в мужских рядах!) складываются в живописные картинки, будто из тургеневских романов. Энергия мужского населения спектакля бьет через край, подчас чересчур бьет, напоминая уже слегка подзабытую тюзовскую экзальтацию. Но в огромном количестве массовок есть ряд пронзительных дуэтов и соло. Градус накала, в котором буквально сжигает себя Виссарион Белинский - Евгений Редько, не забыть. Мужественная ирония Герцена - Ильи Исаева, мягкая, барская повадка Тургенева - Александра Устюгова, вечно детское фрондерство Бакунина - Степана Морозова, нездешний шарм Натали Герцен - Нелли Уваровой и Натали Тучковой - Рамили Искандер - все это (и многое другое, схваченное представителями отменной рамтовской труппы) остается в памяти стоп-кадрами. Но "Берег утопии" - в принципе многофигурная композиция, спектакль-эпопея, где фразы и персонажи, буквально наступая друг другу на пятки, призваны создать некий общий воздух времени больших людей и больших идей. Ради этого он и затевался и задачу свою выполнил.

Следуя за буквой пьес, где первый эпизод обязательно повторяется в финале, режиссер еще и окутывает эти сцены-повторы неким флером ушедшего времени. Вот они, вчера еще жившие, а ныне ушедшие в небытие герои, вновь появляются перед зрителями. Однако сам он придумывает еще одну чисто театральную закольцовку для всей трилогии. В самом начале и в самом конце небольшой колокол, висящий сбоку от портала, звонит. Всего по одному разу и не так уж громко. Но звук этого колокола отчетливо слышен во внезапно наступившей тишине.

ПЕРВАЯ ПОЛОСА

• "Берег утопии": начало навигации

МУЗЫКА

• Темные бездны и четкая графика
  Новая "Пиковая дама" Большого театра

АКТУАЛЬНОЕ ИНТЕРВЬЮ

• МАЙЯ ПЛИСЕЦКАЯ: "Если есть мысли - сочинять можно и в собачьей будке"