СЛАВА ЦУКЕРМАН: "Я предпочел не шагать в ногу"

Беседу вел Геннадий БЕЛОСТОЦКИЙ
Фото автора

С.Цукерман

На проходившем недавно в Москве

II Фестивале американского кино "Новые образы Америки" одним из самых именитых гостей был Слава ЦУКЕРМАН. В начале 70-х он, известный документалист, эмигрировал в Израиль, а затем стал жителем Нью-Йорка. Мы встретились с ним сразу после того, как он представил зрителям свой легендарный фильм "Жидкое небо".

    

- Не могу понять, Слава, в каком качестве вы на фестивале. Как американец? Как русский? Или как "русский след" в Америке?

- Действительно, все во мне перемешано, как, впрочем, и во всем мире. И мне представляется очень интересной программа этого фестиваля: удивительным образом переплелись связи американской и русской культуры. Моим учителем режиссуры во ВГИКе был Лев Кулешов - один из создателей языка кино, он учил Пудовкина и Эйзенштейна, о чем мало кто знает. Так вот, все его лучшие фильмы имели сильный американский след либо были экранизациями произведений американских писателей. Кстати, одна из лучших теоретических работ Эйзенштейна - "Гриффит и мы". Русский киноавангард впитывал в себя американское кино тех лет и американскую культуру. Так что диалог между нашими культурами существовал всегда. Мы сейчас находимся в торговом центре "Европейский". Житель Нью-Йорка, только что прилетевший в Москву, в которой родился и вырос, не может не поражаться. Такое ощущение, что ты прилетел в Америку: там точно такие же торговые центры. Единственное отличие - редкие надписи по-русски.

    

- Так все-таки кого вы представляете?

- Как этот торговый центр - и то и другое.

    

- Я был среди зрителей, когда вы представляли свои ранние документальные фильмы. Когда вы их пересматривали, какие чувства испытывали?

- Я их хорошо помню, и потому, наверное, они у меня не вызывают ностальгических и других эмоций. А вот фильм Ди-Эй Пеннебейкера, который он снял в 1959 году на Американской выставке в Москве, представленный в программе фестиваля, произвел на меня большое впечатление, вызвал сильные ностальгические чувства. Любопытно, что это премьера. За прошедшие годы мальчик вырос в самого знаменитого документалиста Америки, а этот его фильм, безусловно, интересный и заслуживающий внимания, зрители так и не увидели. Я был на той выставке и все высматривал: а вдруг в толпе увижу и свое лицо?

    

- Ваше "Жидкое небо" я впервые увидел лет двадцать назад и теперь, пересмотрев его, поразился: оно ничуть не устарело...

- Не вы первый мне об этом говорите. Фильм часто показывают на фестивалях, и я вижу, как на него реагирует новая публика, - примерно так же, как и четверть века назад, когда он вышел на экраны. И может быть, даже лучше. В то время его стилистика шокирующе воздействовала - такое кино люди еще не видели, и потому содержание несколько отступало на второй план, а теперь оно на первом плане. Американское кино тогда переживало тяжелый период: зритель переключался на телеэкран, кинотеатры опустели. Пришло новое поколение, выросшее на рок-н-ролле. И это мышление требовало обновления киноязыка.

    

- Прошли годы, из того, что вы сделали позже, что-нибудь приносило вам такое же удовлетворение, как "Жидкое небо"?

- Такое - нет, хотя, в принципе, удовлетворение мне приносит все, чем бы я ни занимался. То был фильм, действительно сделанный от души и на одном дыхании. И если позже я не так уж и часто снимал кино, то только потому, что не хотел опускать планку. Меня не раз звали в Голливуд что-то делать, но это "что-то" заведомо не могло мне принести удовлетворение, а соглашаться только ради денег... Я этого не делал в России, не делал и не буду делать в Америке. Я как жил, так и живу вне Голливуда.

    

- Вы состоятельный человек?

- Нет. Но как только возникала возможность заработать миллионы за то, под чем я не мог подписаться, во что не верил, внутри меня возникала непреодолимая стена, и я отказывался.

В первые годы после "Жидкого неба" мне постоянно звонил вице-президент компании "Уорнер Бразерс". Будучи одержимым сделать "позитивный" панковый мюзикл с хорошим финалом - своего рода историю Золушки, он настойчиво уговаривал, предлагал солидный бюджет со звездами первой величины. Я отвечал, что это невозможно, "панковая" история не может быть "позитивной" и с хорошим концом, поскольку панковое движение по сути своей протестное. Публика будет просто смеяться. Но он звонил снова и снова, и я снова и снова отвечал в том же духе. В конце концов он уговорил одного молодого и перспективного режиссера, сделавшего себе имя в независимом кино, за огромные деньги фильм был снят и с треском провалился. Режиссер выпал из обоймы и, будучи в состоянии глубокой депрессии, долго вообще не мог работать. И только спустя годы ценой огромных усилий он смог снова подняться. Этот пример все время стоял у меня перед глазами: ведь на его месте мог оказаться и я.

И в советский период у меня было много соблазнов, пойдя на компромисс, я много бы выиграл - в житейском смысле, но я предпочел не шагать в ногу. Не верю в принципе, что можно сделать хороший фильм ради денег. А на жизнь зарабатывал, снимая рекламу, делая заказные фильмы, занимаясь документалистикой.

    

- Что помешало вам по-настоящему раскрыться в Америке?

- По большому счету - ничто не мешало. Может быть, с моей стороны требовалась дикая борьба за удовлетворение своих творческих амбиций, а мне не хотелось бороться. Да и не было у меня такого проекта, за который стоило "лечь костьми".

    

- Трудно поверить, что у вас не было идей, замыслов, которыми вы загорелись, но которые по той или иной причине не удалось реализовать...

- Были. У меня и сейчас есть замысел, которым по-настоящему увлекся и который надеюсь реализовать. Но эти замыслы не вписывались в голливудский мейнстрим. Иногда они были близки к осуществлению, иногда с ходу отвергались, потому что при всей своей оригинальности и заманчивости требовали больших вложений. После "Жидкого неба" мне был предложен отличный сценарий под названием "Лабиринт 9". Он уже два года входил в список журнала "Америкен Филмз" как один из десяти лучших голливудских сценариев, которые по тем или иным причинам не реализованы. И продюсер был один из самых знаменитых. Мы ходили с этим продюсером по студиям, и все говорили: "Да". Но в последний момент, когда надо было подписывать контракт, что-нибудь да мешало. Потом этому продюсеру надоело - продюсеры отпадают первыми, и стал я ходить с другими продюсерами. Вновь и вновь нас встречали с распростертыми объятиями, но никто так и не решился взять на себя ответственность, рискнуть. Пять лет своей жизни я отдал этому проекту, пять лет! И не только я. Моим путем прошли еще несколько известных, авторитетных режиссеров, и до сих пор фильм по этому сценарию не поставлен. Такая вот судьба у режиссера в Америке.

    

- Странно: все говорят, что хороших сценариев нет, и вдруг хороший сценарий оказался невостребованным. Почему?

- В нем было несколько моментов, которых Голливуд боится. Это наркотики, показанные в негативном ключе дети, сложная, амбивалентная концовка. Вот это, мне говорят, плохо. Почему плохо, спрашиваю. По структуре и содержанию картина будет похожа на чрезвычайно успешного "Бегущего по лезвию бритвы". Это, с вашей точки зрения, он чрезвычайно успешный, отвечают мне, а с нашей точки зрения, риск слишком большой. В Голливуде крупные менеджеры не имеют права на ошибку - за ошибки их увольняют, а эксперимент - как в моем случае - это всегда большая вероятность ошибиться.

С президентом одной крупной студии, с которым мы "прокрутили" эту игру с несостоявшимся запуском картины, я встретился спустя несколько лет в Нью-Йорке. Он спросил, какие у меня есть идеи. Я перечислил без всякой надежды, что он заинтересуется хотя бы одной. А потом сказал, что есть еще один сценарий, "Лабиринт 9", но что о нем говорить? Вы его читали, мы не один раз обсуждали его перспективы. Видно, он вам не понравился, и потому вы его отвергли. - Как это не понравился? - возмутился он. - Отверг - не означает "не понравился". Очень даже понравился. Это замечательный сценарий. Но тогда я был президентом "Юниверсал" и у меня были связаны руки. А теперь я - независимый продюсер..." Но и в этом качестве он ничего не сделал, чтобы запустить проект.

    

- Многие ваши соотечественники пытались сделать карьеру в Голливуде, однако никто из них не добился настоящего успеха. В том числе и наиболее удачливый - Андрон Кончаловский. Как вы думаете, почему?

- Сам я и не пытался сделать карьеру в Голливуде - я хотел реализовать некоторые свои идеи, а это разные вещи. Кончаловский сделал в Голливуде всего лишь одну картину - "Танго и Кэш", все остальное - независимое производство. В своих мемуарах - по-моему, это искренняя, честная книга - он рассказал, почему у него не сложился роман с Голливудом. От себя добавлю, что главная его ошибка - он попытался бороться с системой. На мой взгляд, с системой не борются - бессмысленно, никто и никогда не смог ее победить. Либо ты принимаешь правила игры и становишься ее членом, либо не принимаешь и остаешься вне системы. В смысле Голливуда это просто, куда сложнее было жить в Советском Союзе и оставаться вне системы. Мне повезло - я смог эмигрировать, но другие - очень и очень многие - не могли. И они попадали в лагеря, психушки, лишались права на профессию или же вынуждены были лгать всю жизнь. Собственно, об этом мой документальный фильм "Ночь на размышление" - последний фильм, снятый в СССР накануне эмиграции, и он был запрещен. Об этом и мой первый фильм, снятый после эмиграции, - "Москва не отвечает".

    

- И только почти десятилетие спустя вы сняли свой первый художественный фильм в эмиграции - "Жидкое небо"...

- Зато это был фильм, которым я могу гордиться. Конечно, мне хотелось, чтобы и второй мой игровой фильм, снятый в Америке, так прозвучал. Но, к сожалению, подходящий сценарий, по которому я мог снять кино за смешные деньги, ко мне так и не пришел. Бесконечно тянулись с продюсерами и со студиями игры, в которые чрезвычайно трудно играть, особенно неопытному и доверчивому человеку, каким был я в те годы.

    

- Но все-таки некоторые режиссеры пробиваются, Милош Форман, например...

- Это особый случай, исключение, подтверждающее правило. Первый фильм Формана в Америке вызвал примерно такой же резонанс, как мое "Жидкое небо", но потом он лет пять сидел без работы по тем же причинам, что и я: он не хотел становиться человеком системы. Но однажды произошло уникальное стечение обстоятельств: Форману предложили проект, за который никто из известных режиссеров не хотел браться, потому что не верил в него. Этим проектом вдруг загорелся Николсон, который к тому времени уже был звездой, и его вмешательство все решило. И мы получили замечательный фильм "Пролетая над гнездом кукушки". В моей судьбе, как и в судьбах многих других режиссеров, не было Николсона, в моих руках не было такого сценария, ни один мой замысел не получил мощной поддержки продюсеров и менеджеров крупных студий.

    

- Следовательно, нечего и соваться?

- Почему нечего? У некоторых европейских режиссеров получается, если они принимают правила игры. И если бы я согласился участвовать в тех голливудских проектах, куда меня звали, я бы сделал карьеру. Однажды, кстати, чуть было не увяз в одном из них, вроде бы привлекательном во всех отношениях: большой бюджет, знаменитый актер в главной роли. Но очень скоро по поведению продюсеров я понял, что мне скрутят руки и ничего путного не получится. И потому предпочел уйти, хотя для этого пришлось выложить кругленькую сумму адвокатам. Потом была "Бедная Лиза", которую снимал в России и которую могу записать в свой актив: на фестивале "Литература и кино" в Гатчине жюри отметило эту картину Гран-при "Гранатовый браслет", и я очень горжусь этим призом. Я знал, на что шел, взявшись за этот проект, - у него не было прокатных перспектив ни в России, ни в других странах. Я об этом честно сказал продюсерам. Сказал также, что он мне дорог и что я сделаю все от меня зависящее, чтобы фильм получился максимально зрительским. На что они ответили, что верят в коммерческий успех. Но далеко не все сделали, чтобы этот успех был достигнут.

    

- На фестивале показали рабочий материал вашей "Перестройки". По содержанию он чем-то напомнил ваши ранние документальные фильмы, показанные на фестивале, но по стилистике все они очень разные...

- Я всю жизнь стремился делать разное кино, и одной из причин моих неудач в Голливуде было как раз то, что от меня требовали повторяться, а я не хотел. Что же касается "Перестройки"... Этот фильм связан с очень многими важными для меня вещами, поэтому он и похож на то, что я делал в России. Я всегда очень интересовался наукой, мне была интересна ее моральная сторона. Среди моих друзей были физики - о них мой израильский фильм "Москва не отвечает". Мне хотелось рассказать об ученом, который, пытаясь избежать моральных проблем в своей жизни, уехал из России в Америку. Но проблемы были и там. И вот он приезжает в Россию...

    

- Как мне кажется, "Перестройка" - не самое удачное название...

- Да, у российского зрителя оно вызывает негативную реакцию. А вот в Америке и Западной Европе, как показали опросы, его приняли. Оно вообще-то соответствует содержанию, поскольку действие происходит во время перестройки в СССР. Но главное не это: речь идет о перестройке в душе главного героя, который хочет, чтобы весь мир был перестроен. В картину вошел целый ряд моментов из моей биографии. Я, как и мой герой, эмигрировал из Советского Союза в 70-е годы, а потом приехал обратно. Многие детали взяты из жизни, разговор на таможне, например. Да и внутренне мой герой в чем-то мне созвучен.

    

- Вы в курсе того, что происходит в российском кинематографе?

- Кое-что смотрел, кое с кем общался... Мне очень приятно, что мои предсказания сбылись. Когда снимал в России "Бедную Лизу", я говорил, что зритель вернется в кинотеатры, и он вернулся. Есть движение вперед как в творческом плане, так и в коммерческом, постепенно выстраивается нормальный рыночный кинематограф. На меня, например, произвел впечатление "Питер FM". Мне эта картина представляется удачной попыткой перенести законы американского кинематографа на русскую почву.

    

- Вы много натерпелись от советской цензуры. Ее сменила новая - "коммерческая", и она давит, как утверждают ваши российские коллеги, посильнее, чем прежняя...

- В революционных ситуациях - именно в такой ситуации оказались российская культура и российский кинематограф в особенности - всегда были перегибы, и их надо принимать как издержки переходного процесса. Я не знаю изнутри, как строятся в России взаимоотношения продюсеров и режиссеров, но если судить по типовому договору, они далеки от нормальных. Режиссер, по сути, лишен всяких прав, у него одни обязанности. Правда, говорили мне, существование договора вовсе не означает, что он выполняется. В Голливуде, однако, такого договора не может быть по определению. Но как бы там ни было, в России снимается все больше фильмов, и все больше хороших. Следовательно, процесс идет. И надеюсь, этот процесс необратим.

Мы говорили о моих отношениях с Голливудом. Кажется, я не совсем был прав, когда сказал, что не стоит с ним бороться. Я не вступал с ним в борьбу потому, что не было у меня того, за что стоило по-настоящему бороться. А сейчас я странным образом переживаю период, когда замыслов невероятное количество, и я верю, что за них стоит бороться.

Мой фильм "Перестройка" начинается с фразы: "Пространство и время неоднородны". Во времени и пространстве есть особые места, особые точки, когда происходят необычные вещи - наиболее яркие, важные, кризисные. И вот мой герой говорит о таком месте и о таком периоде в его жизни. Я это всегда очень четко ощущал. Не существует ни одного другого города в мире, достаточно большого, кроме Иерусалима, который стоял бы на месте, где нет источников воды. Этот город множество раз разрушали - чаще, чем любой другой в мире, однако он вновь и вновь возрождался. В этом месте есть какое-то особое духовное поле. Я не видел человека - любой национальности и любого вероисповедания, - который, приехав в Иерусалим, не ощущал бы этого поля. Это я к тому, что места неоднородны и время неоднородно. Мне кажется, что мы сейчас живем в особый момент, очень существенный - во всяком случае, для меня, момент мощной духовной вспышки. Может быть, я ошибаюсь, но такого душевного и духовного подъема я никогда не испытывал.

КИНО

• СЛАВА ЦУКЕРМАН: "Я предпочел не шагать в ногу"
• Вновь победили простые вещи
  Итоги Кинофестиваля в Сан-Себастьяне
• Наследники Бергмана
  Шведское кино в Москве