ЛЕВ ЭРЕНБУРГ: "Режиссер, если он не Моцарт, формируется к сорока годам"

Беседу вела Светлана ПОЛЯКОВА

Л.Эренбург

Санкт-Петербургский Небольшой драматический театр за девять лет своего существования выпустил всего четыре спектакля, актеров в нем и двух десятков не наберется, а о размерах помещения и говорить не приходится за неимением такового. Театр - бомж, с самого начала пытающийся достучаться до публики бьющим наотмашь натурализмом и физиологическими откровениями, едва ли не чаще можно увидеть на фестивалях, нежели в родном Санкт-Петербурге. Худрук Небольшого - Лев Борисович ЭРЕНБУРГ, из своего курса в СПбГАТИ создал труппу, а из собственных многочисленных практик и компетенций (одно из его образований и одна из профессий - врач) вывел формулу своего театра: "Искомое для театра - жизнь человеческого духа, выражающаяся через жизнь человеческого тела. Поэтому внимание к жизни человеческого тела в широком смысле этого слова, то есть психофизическое бытие человека, и есть объект моего внимания".

    

- Лев Борисович, какова сегодня физическая сторона существования Небольшого драматического? Малую сцену Ленсовета вам предоставил для репетиций еще Владислав Пази.

- Пази эту историю начал, Лев Абрамович Додин ее продолжил - пришел на спектакль "На дне" и восторженно о нем отозвался. И у себя в труппе, и у нас. Целовал актрисам руки и говорил много комплиментарного. Потом он, с его авторитетом, очень за нас заступался. Потом за нас стал заступаться председатель Комитета по культуре городской администрации Петербурга Николай Буров.

    

- Где физически существовал ваш театр, пока за вас не стали заступаться?

- По-разному. Когда-то мы договорились с казачьим обществом и репетировали под казачьи песни. Дипломный спектакль моего курса "В Мадрид! В Мадрид!" девять лет назад мы довольно долго играли в развалинах. Ломался старый дом в районе кинотеатра "Аврора". Там обитали художники, которые пустили нас к себе на какое-то время. В большой комнате помещалось всего человек сто зрителей. А набивалось сто пятьдесят. При одном общем туалете - для зрителей и актеров. И там мы играли довольно продолжительное время. Спектакль наделал тогда много шума и навел меня на мысль, что неплохо бы попытаться остаться командой. Потом был "Оркестр", получил лауреатство, потом "На дне" номинировался на "Золотую Маску". На этом этапе мы уже играли на Малой сцене Театра Ленсовета. Там нас и увидел Додин.

    

- Многие ли из учеников бросили вас за эти девять лет?

- Бросившие ушли в никуда. Это были люди, которые по разным причинам в театре не могут работать вообще. Прямой связи с материальным неблагополучием здесь нет.

    

- Вы можете себе позволить ставить один спектакль в два года и показывать его пару-тройку раз в месяц?

- Нам можно позавидовать, а с другой стороны, к нам можно очень сочувственно отнестись. Потому что мы выживаем только благодаря самим себе. Практически никто не помогает. Актеры получают копейки. С аншлагов. Количество спектаклей дела не меняет. На зарплате актеров почти не отражается. Другое дело, что они имеют возможность сниматься - с подачи театра. Это важно, потому что это - заработок. Хотя, конечно, это очень мешает мне. Но я не препятствую. Потому что у меня нет такого права.

    

- Вы ходили-хлопотали?

- Ходили когда-то, когда было время. Мне кажется, что хождение и хлопотание соотносятся с возможностью ставить спектакли в обратно пропорциональной зависимости. Человек, которому на роду написано ходить и хлопотать, обычно плохо ставит. А тот, кто не умеет хлопотать... иногда ставит хорошо.

    

- Нет офиса, помещения, государственных дотаций. На что покупаете реквизит?

- Нас к себе без аренды пускают Лев Абрамович Додин и Валентина Тихоновна Панфилова, директор Театра имени Моссовета. Недавно люди из управления культуры Питера посмотрели "Грозу" и сказали: "Этому парню надо дать денег". И дали. А реквизит - не много нам надо. Иногда находились спонсоры. Знаете, помню, как в Ленинградском театральном институте одна артистка, руководитель курса, сетовала на то, что не могут ей обеспечить шесть пар сапог для учебного театра. И говорила, что без этих сапог спектакль дипломный не выйдет. А я считаю, что если вопрос ставится таким образом, то надо разгонять курс - и студентов, и педагогов.

    

- Звучит все радужно: проект совершенно самодостаточный, денег нет - и не надо, господам чиновникам и господам спонсорам беспокоиться не о чем.

- Проект именно такой, а если бы у меня было свое репетиционное помещение, мне бы ничего больше не надо было, но реальность еще и в том, что актеры нищенствует, у них, бывает, что и нечего пожрать.

    

- Как вы оцениваете свой путь? Такие регулярные и кардинальные перемены судьбы и профессии - результат жестокой жизни?

- Я оцениваю свой путь в русле русского психологического театра, который всегда - через страдания. Как говорили мои учителя - и Товстоногов, и Кацман: "Все надо выстрадать".

Я думаю, что даже в методологии русского театра есть психология мученичества. И в работе с актером, и в жизни художника, и в способе достижения результата.

    

- До прошлого года, параллельно руководя Небольшим театром, вы работали врачом квартирной помощи. Это что за должность?

- Это помощь на дому, в основном хирургическая, людям, которые по разным причинам не могут прийти в поликлинику или лечь в стационар. Такая служба есть при некоторых специализированных стоматологических поликлиниках. Она называется "Квартирная помощь", хотя, по сути, это - "скорая помощь". Удаление зубов, абсцессы... Знаете, когда в сорок лет получаешь медицинское образование и работаешь потом врачом, неуловимо иначе начинаешь относиться к краеугольным камням бытия - жизнь, смерть, любовь, деторождение.

    

- Примерно на середине карьеры вам пришлось поработать таксистом.

- Я тогда вернулся из Израиля, куда уезжал с Театром "Гешер". И там, и здесь ситуация тогда вызывала у меня ощущение противной театральной возни. В Израиле была давка - слишком много русскоязычных художников на душу населения. Смотреть на эту давку мне было противно. И это был один из немногих случаев, когда я понял, что из театра надо бежать. У меня был еще и диплом филолога, но преподавать русский язык мне не хотелось. Я подумал: открою-ка я все категории в водительских правах! И стал работать таксистом. Но к тому времени я уже был настолько отравлен театром, что...

    

- А до этого вы были режиссером Финского театра в Петрозаводске. Сегодня есть еще в России люди, которым нужен такой театр?

- В Карелии практически некому на это смотреть. Но это доставляло определенное удовольствие финнам: ах, смотрите, в России есть театр на нашем языке. Я понимал, что в этой ситуации могу быть полезен ребятам только в качестве педагога по актерскому мастерству. У меня не было мыслей о возрождении финского театра на Карельской земле.

    

- Ваш путь в режиссуру совершенно нетипичен и в то же время абсолютно логичен, потому что кому знать жизнь, как не режиссеру? А откуда он будет ее знать, если он в двадцать пять лет уже режиссер?

- В двадцать пять лет смешно говорить о режиссуре. Это надо быть Моцартом. Я думаю, что если это не эксклюзивный случай, то режиссер начинается где-то в сорок.

    

- Но тот же Чехов написал "Иванова" в 27 лет!

- Когда мы говорим о Чехове, то здесь как раз есть моцартианский момент. Это явление эксклюзивное.

    

- Ваша последняя премьера - "Иванов" Чехова, недавно показанный в Москве, на сцене Театра Наций, так же как и предыдущие ваши работы, отражает довольно мрачный взгляд на мир.

- Эта позиция - что бытие человеческое вообще трагично - не мною впервые высказана. Увидеть этот мир оптимистическим взглядом - все равно что заставить себя полюбить нелюбимую женщину.

    

- "Сиротливый запад" Макдонаха, который вы ставите сегодня в МДТ, пьеса как раз для вас?

- Если это спектакль для меня, то, думаю, надо постараться его поставить максимально светлым.

    

- Как вам работалось в Магнитогорском театре, где вы поставили "Грозу", вышедшую в номинанты "Золотой Маски"?

- Я предложил актерам к моему приезду сделать любые этюды из мировой драматургии. Из многочисленных этюдов я зацепился за "Грозу". Когда ставишь какой-то спектакль "на крови" (по затратам), всегда ориентируешься на конкретную компанию. Мне показалось, что в труппе этого театра хорошо сложится "Гроза". Так оно и вышло. Вообще Магнитогорский театр отличает огромное желание работать. Там во всем шли мне навстречу. Честь им и хвала.

    

- Кто из режиссеров, кроме Товстоногова, был для вас кумиром юности?

- Ближе всего мне всегда был Анатолий Васильевич Эфрос. Я считал его стоящим особняком от всех его великих современников. Я никогда не "грезил" "Современником" или Таганкой: Любимов, по моим ощущениям, - солдат, боец, который удивительно точно попал во время. Я вот сейчас смотрю фильмы Эфроса и получаю колоссальное удовольствие. Так, как делал Эфрос, я не умею.

    

- А сегодня вы смотрите других режиссеров?

- Редко. Когда мне этот вопрос задал Додин, я сформулировал, почему: когда я вижу плохой спектакль - такое бывает чаще всего, по определению, - то я это понимаю с первых секунд. По тому, как вышли артисты, как заговорили. Когда я был помоложе, приходил от этого в ярость. А сейчас испытываю острое чувство тоски. А когда (что бывает гораздо реже) я вижу хороший спектакль (это тоже понимаешь с первых секунд), то начинаю работать. Потому что профессиональная деформация такова, что, когда видишь хорошую работу, начинаешь размышлять: "Ах, черт, а я бы - не так. Вот тут бы чуть-чуть иначе. И было бы круче". Зачем же в свой выходной, который бывает раз в полгода, я либо буду испытывать чувство тоски, либо работать? В свой выходной я предпочитаю либо водки попить, либо поездить на мотоцикле.

ТЕАТР

• ЛЕВ ЭРЕНБУРГ: "Режиссер, если он не Моцарт, формируется к сорока годам"
• В ожидании конечного продукта
  "Итоги сезона 2006 - 2007" в Новом Манеже
• Призрак из другой оперы
  "Белый кролик". МХТ имени А.П.Чехова
• Ричард, ставший первым
• Пепел ГУЛАГа еще стучит
  "Дороги, которые мы не выбирали". Спектакль на двух актрис

ЗАМЕТКИ НЕТЕАТРАЛА

• Облом