Главная | Форум | Партнеры![]() ![]() |
|
АнтиКвар![]() |
КиноКартина![]() |
ГазетаКультура![]() |
МелоМания![]() |
МирВеры![]() |
МизанСцена![]() |
СуперОбложка![]() |
Акции![]() |
АртеФакт![]() |
Газета "Культура" |
|
№ 35 (7648) 11 сентября - 17 сентября 2008г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики |
![]() |
Курсив мойОчень неудобный человекАктуален ли сегодня великий романист ПОСЛЕ ТОЛСТОГОЕлена ГАРЕВСКАЯ 9 сентября исполнилось 180 лет со дня рождения Льва Николаевича Толстого. В современных энциклопедиях и словарях он по-прежнему фигурирует как "великий русский писатель". Те, кому сегодня 50 и более, могут припомнить, что еще он был "зеркалом русской революции", а также "глыбой" и "матерым человечищем". Если задаться вопросом, а что такое Толстой сегодня, обнаружится следующее.Во-первых, Толстой продолжает представлять Россию в мире. Причем входит в число мировых стратегических ресурсов. Его смело можно ставить в ряд: нефть, газ, металл, Толстой, Достоевский. Во-вторых, он остается знаковой фигурой для сегодняшней литературной России с точки зрения выстраивания писательской стратегии. Кто только ему не подражал! Однако еще не для одного поколения писателей будет бить этот живительный источник. В-третьих, помимо изумительной, временами непонятно как сделанной прозы, Толстой оставил нам подарок, который особенно актуален сегодня. Название подарку еще в конце 20-х годов прошлого века придумал Виктор Шкловский. Речь о приеме остранения. Он обнаружил у Толстого прием, когда тот описывает вещи как только что увиденные, он не называет их, а перечисляет их признаки. К примеру, он не пишет "береза", а: "большое кудрявое дерево с ярко белым стволом и ветками". В этом нет никакой художественной вычурности, это попытка взглянуть на мир промытым взглядом.Остранение в сегодняшнем задымленном многочисленными пиар-акциями, политическими технологиями и имиджевыми кампаниями мире актуально так же, как и в начале века прошлого. Если бы сегодня мы попытались не просто произносить "Россия", а описать это понятие как впервые увиденное, многое бы встало на свои места, и мы двигались бы в сторону рационализации жизнии торжества любви. Толстой мечтал об этом. Эту мечту он оставил и нам.С вопросом "Что такое Лев Толстой для вас?" мы обратились к известным литераторам, а также к студентам старших курсов гуманитарных факультетов ведущих московских вузов. Лев АННИНСКИЙ, литературный критик :
- Не буду оригинален: Лев Толстой сегодня - хрестоматийный автор, навсегда вписавший "Войну и мир" в русскую душу, а русскую душу - в мировую историю. Это - первое, главное, непреходящее, чем он жив и сегодня. Я знаю девочку, которая, едва освоив грамоту, пыталась читать "Войну и мир", выбирая все про мир и пропуская войну. Эту книгу можно, стало быть, осваивать и в 7 лет. Можно в 17 - по школьной программе. Можно в 27, в 37, в 77... Единственное, что для этого нужно: чувствовать себя русским. Еще Толстой - богоборец и богоискатель. Автор "Исповеди", проповедник неосуществимых правил жизни, переписывавший Евангелие и споривший с Церковью. В нынешних условиях, когда эпоха вновь переложила рули - с атеизма на религию и православие претендует собрать народ, разбегающийся из-под рухнувших знамен коммунизма, Толстой может быть перечитан как учитель веры. Перечитан и теми, и этими. И, наконец, третье. Как учитель жизни, Толстой таит в себе опыт конкретных действий в ситуациях, ударивших нас сегодня, и мы ищем у него спасительных советов. Мы перечитываем "Севастопольские рассказы". "...Это было чувство, как будто похожее на раскаяние, стыд и злобу. Почти каждый солдат, взглянув на оставленный Севастополь, с невыразимой горечью в сердце вздыхал и грозился врагам". Перечитываем "Кавказского пленника" (я его периодически перечитываю - то в связи с маканинским ремейком "Кавказский пленный", то в связи с киноверсиями Бодрова-старшего и Алексея Учителя). "Дина присела на корточки, свесилась, монисты висят, болтаются над ямой. Глазенки так и блестят, как звездочки; вынула из рукава две сырные лепешки... - Иван! тебя убить хотят... А мне тебя жалко..." Перечитываем "Хаджи-Мурата": "...Все милиционеры, как охотник над убитым зверем, собрались над телами Хаджи-Мурата и его людей... и в пороховом дыму стоявшие в кустах, весело разговаривая, торжествовали свою победу". Мне невесело перечитывать это. Ничего торжественного, никакой победоносности. Раскаяние, стыд, злоба? Нет... И тех жалко, и этих жалко. Чем может нам помочь классик? Не в его силах предотвратить ход событий, может быть, роковой. Но - помочь нам выдержать неотвратимое... Дмитрий БАВИЛЬСКИЙ, литературный критик, писатель : - Лев Толстой обобщил опыт предшественников и современников, создав и закрепив своим образом парадигму "писателя-классика". И если до него великие прозаики рознились, каждый на особицу, то жизнь и творчество Льва Толстого задали направление для всех последующих писателей. Понятно ведь, что без Толстого не было бы, например, Солженицына. Впрочем, как и Шолохова. Впрочем, как и всей прочей советской классики, укрывавшейся в Переделкине на манер жизни Льва Николаевича в Ясной Поляне. Не было бы писателей-деревенщиков, много чем обязанных и Тургеневу, но вот боль за народ и ответственность перед народом, вместо душеподъемных описаний полян да лужаек - это у них от Толстого. В Толстом есть все, характеризующее "фигуру из учебника" - от активной правозащитности и демонстративного инакомыслия до понимания значения пиар-стратегий и попыток построить универсальные, обобщающие структуры. Толстой и был таким деятелем, что, возможно, впервые в русской истории, создал обобщенный образ России и "русского", прозой своей поставив купол над всеми этими понятиями и явлениями. "Война и мир" - универсальный эпос, главный русский роман, выполнивший функцию гегелевской философской системы. Лев Толстой и есть наш отечественный Гегель, задавший направление дальнейшему развитию русской цивилизации. Мне-то, конечно, по душе и по уму больше нравится Достоевский. Вот это уж точно - "нечеловеческая музыка", когда непонятно, как это сделано и как написано, когда тексты оказываются средостеньем, розой ветров, сочетающих такое количество проблем и "корневых метафор", что голова идет кругом. А вот с Толстым все как бы более понятно. В том смысле, что человек и ничто человеческое ему не чуждо. Услада для литературоведов, Лев Николаевич очень легко раскладывается на составляющие, темы и лейтмотивы, технические особенности построения. Другое дело, что это сейчас, задним временем и умом, все это расчленить и вычленить достаточно легко и приятно. А вот придумать... Тот же самый монтаж сцен в "Войне и мире", предвосхитивший всю дальнейшую кинематографическую поэтику - плод гениального и прозорливого ума. Павел БАСИНСКИЙ, литературный критик, писатель : - Я очень пристально слежу за всем, что касается Льва Толстого, и то, что сегодня происходит, - это, на мой взгляд, наша национальная вина и, может быть, даже позор. Льву Николаевичу 9 сентября исполняется 180 лет. И что же? Практически никаких мероприятий! По сути, юбилей проходит незамеченным. Ну в Ясной Поляне благодаря усилиям праправнука Владимира Толстого будут писательские чтения и какие-то торжества, где-то еще что-то, но так, чтобы дата отмечалась по всей стране - этого не чувствуется. И это стыдно. Потому что во всем мире наблюдается бум интереса к Толстому. Издаются абсолютно новые переводы романов, публицистики и даже писем. Толстого переводят заново в Японии, Франции, Испании. На английском языке только сейчас вышло два новых перевода "Войны и мира", выпущенных в Англии и США. Когда Владимир Толстой читал лекции в Токио, то собирал 5 тысяч студентов. Вы можете себе представить сегодня такое в России? Хотя совершенно очевидно, что Лев Толстой - это первый мировой писатель. В прозе ему нет равных никого. Второй, кого можно поставить с ним рядом, - Достоевский. И это так и есть. Это два первых апостола. Как Петр и Павел в христианской церкви. То есть оба первые. В мире это понимают. У нас же поразительная ситуация. Вот идет опрос под названием "Лицо России". Толстой там где-то на 25-м месте! Ясно, что личность Толстого неугодна власти. Во-первых, из-за его разногласий с Церковью, с которой государство теперь старается очень дружить. Во-вторых, не нравится, что Толстой категорически не принимал никаких силовых решений в политике. А сейчас это не модно. И потому Толстой оказался сегодня как-то неудобен. Я понимаю государственные задачи, но то, что Толстой в сегодняшней России неуместен, ужасно для всех нас. Ибо его 180-летие должно бы отмечаться невероятно широко. Представьте, умолчание вокруг юбилея Шекспира в Великобритании или то, что итальянцы забыли о юбилее Леонардо да Винчи. А Толстой - это наш Леонардо да Винчи. Как художник он занимает в прозе такое же место, как Леонардо да Винчи в живописи. И все его ошибки и так называемые заблуждения тут никакой роли не играют. Надо просто читать его и пытаться понять, что хотел он сказать и донести нам. Это разделение, что он хороший художник и неважный мыслитель, - полная чушь, идущая от Ленина. Но у нас до сих пор на эту тему вовсю спекулируют. А вспомним хотя бы то, что его философия определила такого гиганта, как Махатма Ганди, перевернувшего Индию, и вся страна стала жить по-другому. Ничего себе "слабый мыслитель"! Толстой - великий мыслитель. И то, что сегодня у нас так относятся к нему, - это наша беда. А его значение? Ну какое значение у писателя номер 1 в мире? Такое оно есть и будет всегда. К сожалению, у нас нет достойной популярной биографии Толстого. Лучшая книга о нем написана французом Анри Труайя. Потому что то, что написал Виктор Шкловский, больше имеет отношение к нему самому, к его формальному методу и его отношению к литературе, но читать как биографию Толстого это нельзя. Я Толстого боготворю, это мой бог. А "Анну Каренину" считаю самым великим романом из всех когда-либо написанных. Лучшее чтение - его дневники и письма. Впрочем, у Толстого надо читать все. Хотя нынешним молодым людям читать его, наверное, сложно. В Толстого надо погружаться, а у них иной формат восприятия. Может быть, надо начинать с коротких произведений, "Хаджи-Мурата", например, - его великой закатной вещи. Или с "Севастопольских рассказов" и трилогии "Детство. Отрочество. Юность". И обязательно прочитать потом "Войну и мир". А о нем лучше всего читать записи людей, которые были ему близки, - секретаря Булгакова, домашнего доктора Маковицкого. Я сейчас перечитываю воспоминания музыканта Гольденвейзера, очень дружившего с Толстым, и получаю огромную радость. У Толстого нет случайных слов, у него все умно, все очень мудро. К тому же в 82 года он обладал завидным чувством юмора. Дмитрий ЕРУСАЛИМСКИЙ, студент МГУ имени Ломоносова : - Никогда не любил персонажей Толстого. Одни не вызывали у меня уважения, другие просто казались неправдоподобными. Про Анну Каренину один из преподавателей литературы на журфаке МГУ сказал, что, если бы каждая женщина с подобными проблемами бросалась под поезд, поезда бы уже не ходили. Конечно, говорил он и о достоинствах творчества Толстого, но из лекции мне ближе всего оказались именно эти слова. Никогда не понимал, зачем героизировать ту, кто ставит любовника выше мужа (который, к слову, не казался мне плохим человеком) и, главное, собственного ребенка. Не вызывала у меня доверия и Наташа Ростова, не дождавшаяся Болконского. Идеалы, к которым приходят мужские персонажи Толстого, особого доверия у меня не вызывали. Работа в поле с крестьянами, на мой взгляд, способна облагородить далеко не каждого, а жалость, которую в "Смерти Ивана Ильича" Толстой представляет способом победить смерть, мне вообще не кажется благородным чувством. В отношении Толстого к религии мне нравится то, что он отделял веру от религии официальной, но в целом желания немедленно принять православие у меня его книги не вызвали. Естественно, я не собираюсь отрицать значимость Толстого как классика. Но сказать, что его творчество нашло понимание лично у меня, не могу. Cергей ЛУКЬЯНЕНКО, писатель-фантаст : - К Льву Толстому у меня довольно спокойное отношение. Он для меня больше философ и мыслитель, чем писатель. Видимо, это произошло из-за школы, где любовь к книгам Толстого блистательно отбили, и для меня она стала платонической и без взаимности. Толстой представляется мне писателем гораздо более взрослым. Думаю, читать его в подростковом возрасте все-таки преждевременно и далеко не всегда полезно. Он слишком серьезен для школьной программы. И если туда что-то и включать из него, то, конечно, не глобальные вещи. Хотя книги, которые Лев Николаевич писал для крестьянских детей, на мой взгляд, достаточно литературно слабы. Может быть, из-за того, что это была литература, обращенная к народным масса и сознательно упрощенная. Это, разумеется, у современного ребенка не вызовет интереса. Трилогия "Детство. Отрочество. Юность" тоже не производит на меня впечатления той гениальности, которую хотелось бы увидеть. Каждому автору - свое время, и человек приходит к нему в тот момент, когда ему хочется и когда в этом есть потребность. Да и заставлять читать насильно нельзя. Чтение настолько интимный и личностный процесс, что присутствие "обязаловки" его разрушает и вызывает отвращение. У меня масса серьезных писателей, которых я запоем читал в детстве. Это Диккенс, Гюго, Чехов, Куприн - их я начал узнавать не ради уроков, а ради интереса, и они любимыми остаются до сих пор. Но с Толстым так почему-то не случилось. Он и, может быть, в меньшей мере Достоевский всегда ассоциировались у меня с непременными сочинениями и разговорами о раскрытии того или иного образа. Я считаю, что Толстой в школе - это верный способ надолго, если не навсегда, отучить человека его читать. Вот я многие годы пытаюсь себя перебороть и заставить перечитать ту же "Войну и мир" или "Анну Каренину", но вкус к Толстому благодаря школьной программе потерян хорошо и надолго. Лучше всего было бы запретить Толстого для чтения детям, тогда бы дети его обязательно читали. Лев РУБИНШТЕЙН, поэт, эссеист : - Мое отношение к общепринятым классикам, как и у каждого активно читающего человека, с возрастом меняется. Сначала мы любим одного писателя, потом перестаем любить, а нам начинает нравиться тот, кто еще недавно вызывал аллергию. Я считаю, что классика - это не то, что мы читаем, а то, что перечитываем. Индексом перечитываемости может измеряться степень классичности того или иного писателя. У меня сравнительно недавно начисто пропал интерес к Достоевскому. А Толстого я перечитываю бесконечно. Прошлым летом, например, я перечитал "Анну Каренину", получил просто физическое удовольствие. Там есть страницы, от которых у меня волосы вставали дыбом, и я понимал, что они написаны не человеком. Мне кажется, что Толстой чрезвычайно актуален сегодня. Совсем недавно я перечитал "Хаджи-Мурата", это вещь, написанная как бы вчера, я не говорю о том, как она написана. То, что те, кто принимает решения о вводах и выводах войск, не читают русскую классику, составляет очень серьезную проблему. Лев Толстой из писателей прошлого для меня, безусловно, писатель номер один. Толстой - очень неудобный человек. Сегодня он в гораздо меньшей степени является брэндом, чем, скажем, Пушкин. Удобен он был только однажды - во время Великой Отечественной войны. Тогда власти стали пропагандировать "Войну и мир", причем не целиком, а самые героические ее страницы. Целиком и не получилось бы, потому что главный пафос эпопеи совершенно пацифистский. Сейчас "Война и мир" не работает, главным произведением Толстого на сегодняшний день оказывается "Хаджи-Мурат". Толстой был больше других дистанцирован от власти, от империи, от церкви, которую он справедливо воспринимал как институт государства. Его роль для тех, кто свои жизненные установки и устремления координирует с литературой, сегодня чрезвычайно велика. Диана СОЛОБУТО, студентка Института иностранных языков имени Мориса Тореза : - Когда впервые берешь его книги в школе, они оставляют тяжелое впечатление некой нагроможденности. В них столько всего - и тонкая психология героев, и причудливые повороты сюжета, и поразительная историческая достоверность, так редко встречающаяся среди писателей. Поэтому в школьном возрасте эти произведения воспринимаются тяжело и многим кажутся скучными. Но проходит время, происходит переосмысление ценностей, и многие произведения хочется перечитать заново. Тогда они раскрываются для тебя совершенно в другом свете - удивительный, глубокий и взрослый мир, наш мир, с такими же радостями и печалями, с духовными исканиями. И самого автора - Льва Николаевича - рассматриваешь совсем по-другому: не как занудного старца, читающего нравоучения, а как человека, который всю жизнь искал свой путь, все время хотел что-то изменить в существующей действительности, что-то показать на примере своей жизни и, по моему мнению, так и не нашел этого пути. Сначала он раскрывался и приближался к людям, затем безмерно отдалялся от них. Так, и последние часы свои он провел вдали от семьи и близких. Он нес свой крест, предназначенный ему свыше, но так и не почувствовал удовлетворения от своих духовных исканий. Владимир СОРОКИН, писатель : - Лев Николаевич Толстой для меня является неким базисом и фундаментом, на который можно опереться, встать , как на камень, если ты пишешь по-русски, и то, что ты пишешь, называется "проза". Как для музыканта существует хорошо темперированный клавир Баха - основа системы музыкальных координат, отправная точка и одновременно основание здания музыкального, так и для меня Дом русской прозы стоит во многом на Толстом. Я люблю Толстого не только как великолепного мастера по созданию достовернейших миров на бумаге, но еще и очень люблю и ценю его образ жизни. Я люблю его частную жизнь не меньше его литературы, я просто живу ею иногда, как бы снова проживаю его жизнь. Читать его Дневники, дневники его жены, воспоминания детей, его помощников и сподвижников - не меньшее удовольствие, чем читать "Хаджи-Мурата" и "Войну и мир". Лев Николаевич ввалился в мою жизнь лет в 16 и, думаю, вывалится из нее теперь уже только со смертью. Его мощь завораживает и вдохновляет. Чехов сказал, что ему легко писать, сознавая, что где-то рядом живет и пишет Толстой. Вот и сегодня легко писать русскому прозаику, зная, что есть такой русский писатель, белобородый, рассудительный и непредсказуемый, основательный и ранимый, самоуверенный и сомневающийся, проницательный и заблуждающийся, - Лев Николаевич Толстой. Он умел любить не только книги, но и людей. Мария ТОКМАШЕВА, студентка РГСУ : - Любовь к великому русскому писателю Льву Николаевичу Толстому у многих моих сверстников заканчивается там, где, по логике, она должна начаться, - в школе. За неделю проходят четырехтомную эпопею, классический русский роман-бренд, формирующий отношение иностранцев к русской литературе в частности и русской душе в целом. "Война и мир" действительно - образец такого романа: в меру философских заключений, классический русский язык, огромная временная протяженность и большое количество героев. Но в школе нам прививают не чуткое отношение к изумительному по красоте языку, а к стереотипному мышлению. Именно так мы изучаем толстовских героев, которые проходят для нас в виде тем для школьных сочинений: Тихон Щербатый и Платон Каратаев, Элен Курагина и Наташа Ростова, Андрей Болконский и Пьер Безухов. Мужчины у Толстого, как правило, мужественны, красивы и самоотверженны одновременно. Женщинам дано только одно: либо красота, либо мудрость, либо веселый нрав. Роман Толстого - это по большому счету взгляд на историю и на роль людей в этой истории, типично русский, патриархальный. Поэтому временами он кажется архаичным, а сами герои очень предсказуемыми. Вряд ли кто-то из молодого поколения может сказать, что Толстой - его любимый писатель. Толстой слишком идеален для меня и моих сверстников. Язык слишком хорош, герои в большинстве своем положительные, а те, кому автор не симпатизирует, просто неинтересны читателю по отдельности. К тому же судьба героя - это всегда история жизненного опыта. А в этом случае молодое поколение, как правило, доверяет только собственным чувствам - оно не может просто копировать поведение толстовских персонажей. Происходит ли это от того, что изменилось время, изменилось социальное устройство общества, я даже не знаю. Скорее, просто читать Толстого нужно в другом возрасте, когда период подражания кому-либо уже сменился периодом сравнения своей социальной роли, своего жизненного опыта с какими-то известными стилями поведения. Возможно, перешагнув, например, тридцатилетний рубеж, и я уже не буду считать толстовских героев шаблонными фигурами, а проникнусь душевными идеалами своего Отечества. Также в рубрике: |