Туман над полем Куликовым

Кому на самом деле принадлежит победа в Куликовской битве, и почему мы до сих пор называем Дмитрия Донским?

Иван КРЫЛОВ

Пожалуй, самая известная в истории России дата - 8 сентября 1380 года - день Куликовской битвы. Об этом событии написаны десятки монографий и исторических романов. Но неслучайно Александр Блок, автор гениального поэтического цикла "На поле Куликовом", заявил, что "разгадка" знаменитой битвы впереди. Сказал он это в 1912 году, но и сто лет спустя это поле изобилует "белыми пятнами". Например, до сих пор не ясно, почему в народе бытует выражение "словно Мамай прошел", тогда как на самом деле Мамай на Русь даже не заглядывал? Почему до сих пор историки спорят, сколько полков принимало участие в битве и кто ими командовал? Наконец, почему великий литовский князь Ягайло, который был союзником Мамая, не соединился с ним, простояв в двадцати верстах от поля боя? Не напал на обескровленную русскую рать на следующий день?

Миниатюра из лицевого летописного свода. XVI в.

Тройственный союз Средневековья

Со школьной скамьи нам вдалбливают в голову, что на поле Куликовом сошлись в смертельной схватке два вековечных врага - Москва и Орда. На самом деле игроков на геополитической доске того времени было больше. И, быть может, самым серьезным противником Руси был именно тот, кто не появился на поле битвы, - Великая Литва.

Если к власти ордынских ханов московские князья, в общем-то, привыкли, то западная соседка представляла для них куда бoльшую опасность. В 1358 году послы великого князя Ольгерда заявили германскому императору Карлу IV: "Вся Русь должна принадлежать Литве". В конце XIV века литовское войско дважды осаждало Москву. Тогда князя Дмитрия (будущего Донского) спасли крепкие белокаменные стены. Положение ухудшилось, когда наследник Ольгерда Ягайло принял католичество и объявил Римскому Папе Урбану VI о своем намерении вести беспощадную борьбу со "схизматиками".

Обычно считается, что создателем антирусской коалиции был рязанский князь Олег Иванович. Он якобы послал боярина Епифана Кореева к Ягайло с предложением заключить "тройственный" союз: "Царь (Мамай) даст тебе град Москву, да и иные грады, прилегающие к твоему княжению, а мне Коломну, да Владимир, да Муром".

На самом деле никакой дипломатической переписки тех лет не сохранилось. Перед нами - фальшивка, изготовленная в московских приказах спустя сто лет. В действительности дело обстояло с точностью до наоборот - именно Литва организовала поход Мамая на Русь. Такие попытки предпринимались и раньше: еще в 1349 году Ольгерд предлагал Орде совместно напасть на Москву. В 1363 году в битве при Синих Водах литовский князь разгромил войска трех враждебных Мамаю ордынских ханов-сепаратистов - Кутлубуга, Хаджибега и Дмитра-солтана.

В 1380 году бывший крымский темник располагал немалыми суммами на организацию похода на Москву, вербовку наемников. Считается, что темника финансировали генуэзцы, "фрязи". Однако никаких документов, подтверждающих это, до сих пор не обнаружено. А может быть, казначеем похода была Литва? Известно, что великий литовский князь не был вассалом Золотой Орды, однако время от времени платил татарам дань. Возможно, это и были военные субсидии?

На Куликовом поле

Сохранилась запись Епифания Премудрого, ученика преподобного Сергия Радонежского, датированная сентябрем 1380 года: "...весть приде, яко литва грядет с агаряны". Выдающийся древнерусский писатель ставит Литву на первое место неслучайно. Орда Мамая двигалась на Русь медленно, а затем и вовсе остановилась в устье реки Воронеж, тем самым упустив время для внезапного нападения. Историки считают, что татары ожидали подхода войска Ягайло. Но не значит ли это, что именно Ягайло определял время и направление главного удара? А если так, то именно он и стоял во главе всего предприятия!

В повестях и сказаниях XIV - XVI веков говорилось вполне определенно, что Мамай действовал не по своей воле! В "Слове о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича" можно прочитать: "Мамай же, подстрекаемый лукавыми советниками, которые христианской веры держались, а сами творили дела нечестивых (не о Литве ли эти слова? - И.К.), сказал вельможам своим: "Захвачу землю Русскую, и церкви христианские разорю..."

Что же дальше?

"Князь же Ольгерд (Ягайло. - И.К.) Литовский, в согласии с прежним замыслом, собрал литовцев много и варягов, и жмуди и пошел на помощь Мамаю. И пришел к городу Одоеву..." На начало сентября 1380 года Ягайло от Куликова поля отделяло меньше сорока километров. Но противники так и не встретились. В "Сказании о Мамаевом побоище" сообщается, что литовский князь, "прослышав, что князь Димитрий Иванович победил Мамая, возвратился восвояси со стыдом великим".

Скажем прямо, в последнее верится с трудом. Ягайло был опытным воином и понимал, что выигранная битва еще не означает победы в войне. Московские дружины понесли тяжелые потери. Удар свежей, отдохнувшей литовской "кованой рати" был бы для русского воинства смертельным. Что же помешало литовцам пройти последние километры?

О. Кипренский. "Дмитрий Донской на куликовом поле". 1805г.

Существует несколько гипотез, почему Ягайло отдал "стоп-приказ". Например, в книге Л.Н.Гумилева "От Руси к России" говорится: "Немаловажным для победы оказалось отсутствие в битве восьмидесятитысячного литовского войска. И это было неслучайно. Оказывается, Олег Рязанский, которого обвиняли в измене и предательстве, с пятитысячным отрядом сумел, искусно маневрируя, задержать литовцев. Когда же литовцы отогнали Олега, битва уже закончилась..."

Это очень смелое предположение - между Ягайло и Олегом отношения всегда были самыми дружественными: союзническими (рязанский князь целовал крест великому литовскому князю) и родственными (был женат на его сестре). Известно, что, услышав о Куликовской победе, Олег "отбежал от Рязани и побежал к Ягайло". Нет, литовскому князю помешал кто-то другой.

Попробуем его "вычислить".

Монастырская наша сила

Эту легенду до сих пор рассказывают посетителям музея-заповедника "Куликово поле". Якобы, когда Ягайло шел на помощь Мамаю, он остановился в селе Епифань. В то время здесь располагался монастырь, настоятелем которого был некий Епифаний. Тот отправил монастырскую братию навстречу войску князя Дмитрия Ивановича, а сам встретил Ягайло хлебом-солью. Достал из глубоких подвалов меды, вино... Литовцы набражничались так, что не могли дальше шагу ступить. Когда же пришла весть о победе Дмитрия, разъяренный Ягайло приказал сжечь монастырь и повесить игумена.

Вся эта история - вымысел чистой воды. Монастырь возник здесь только в XVII веке. Сама Епифань была основана как форпост на южной границе Московского государства лишь при Иване Грозном... И все-таки зерно истины здесь найти можно. Народное предание сохранило память о людях, вставших летом 1380 года на пути литовского воинства.

Дмитрий Донской

Существование на Руси монахов-воинов является одной из самых больших тайн в ее истории.

Есть предположение, что еще в X - XI веках при монастырях и даже отдельных храмах формировались дружины калик - русских крестоносцев, совершавших паломничество в Святую Землю. (В "Толковом словаре" Владимира Даля "калика" определяется как "паломник, странник, богатырь во смирении, в богоугодных делах... Калика перехожий - странствующий, нищенствующий богатырь".)

Любопытен такой факт. В 1203 году Киев осадил смоленский князь Рюрик Ростиславич. Город был взят штурмом и разрушен, причем наиболее сильно пострадал Киево-Печерский монастырь. А все потому, что обитель, считавшаяся символом русского православия, являлась одновременно одним из важнейших "узлов обороны" города. Сражение на ее стенах продолжалось несколько дней. Летописи сообщают, что одни иноки были убиты, а другие "отведены в плен к иноплеменникам". Но ведь монахов и священников на Руси почитали. Значит, можно предположить, что люди, о которых пишут средневековые авторы, не были иноками. По преданию, при штурме обители в 1203 году с оружием в руках погиб Илья Муромец, по прозванию Чоботок, - не мифический герой русских былин, а вполне реальный человек. Что он делал в монастыре? Считается, что богатырь стал на склоне лет (в сорок с небольшим лет? - И.К.) монахом. Но есть и иное объяснение: обитель охраняла сильная дружина, состоящая из профессиональных ратников. Илья Муромец - лишь один пример. Среди печерских святых мы можем встретить, например, преподобного Тита, бывшего воина, про которого известно, что, "отличаясь мужеством в сражении с неприятелем, был ранен в голову".

Ягайло

Особенно усердно монастыри на Руси стали строиться после монгольского нашествия. Как отмечал митрополит Макарий (Булгаков) в своей "Истории Русской Церкви", "...в монгольский период нашей церковной жизни, продолжавшийся два с лишком столетия, у нас возникло более 180 монастырей. Впрочем, справедливость требует заметить, что некоторые монастыри, неизвестно кем и когда основанные, делаются только известными в настоящий период, а могли существовать и прежде..."

Монастыри на Руси строились как оборонительные укрепления, с учетом "приходу воинских людей". "Монахи средних веков были те же воины, и укрепленные монастыри имели в них энергичных защитников", - говорится в учебнике "Эволюция долговременной фортификации", вышедшем в 1931 году в издательстве Наркомата обороны. Известен подвиг монахов Псково-Печерского монастыря - в 1581 году он был осажден войсками Стефана Батория: "...иноки и бельцы выидоша поутру из града и бишася с ними (поляками) и выгноша их ис туров (осадных укреплений. - И.К.), оныих побиша, а иных живых во град приведоша, оружие поимаша и наряду взяша три пушки... и повлекоша во град". В годы Смуты монахи почти 16 месяцев обороняли Троице-Сергиеву лавру.

В эпоху Дмитрия Донского Троица была небольшим монастырем и не имела мощных укреплений, но монахи-воины имелись даже здесь. В "Житии Сергия Радонежского" упоминается некая "крестоносная хоругвь" (хоругвью в Средние века называли отдельный отряд. - И.К.) и сообщается: "Князья, и воеводы, и вои бесчисленные - все получали нужную им достаточную искреннюю помощь, как из источников неисчерпаемых".

Мы знаем имена лишь двух "монастырских воев" - Александра Пересвета и Родиона (Андрея) Осляби. Но именно с ними связаны многие ключевые моменты Куликовской битвы.

Пересвет и Ослябя

Наиболее подробный рассказ о воинах-схимниках содержится в "Сказании о Мамаевом побоище". Якобы перед битвой великий московский князь Дмитрий Иванович совершил путешествие в Троицу за благословлением Сергия Радонежского. Во время этого свидания он попросил преподобного игумена отпустить с ним в поход "двух калугеров (это слово можно перевести как "начальников" или "наставников". - И.К.) от полку твоего".

Но все дело в том, что Пересвет и Ослябя не были троицкими схимниками! Вот что пишет историк Р.Г.Скрынников: "Удалось установить, что Пересвет ушел на битву не из Троицы, а из Симонова монастыря в Москве". Пересвет, будучи "владычим боярином", то есть приближенным московского митрополита, возглавлял вооруженную дружину Симонова монастыря, а Ослябя - Даниловского.

"Сей

Пересвет, когда в миру был, славный богатырь был, великую силу и крепость имел, величеством же и шириною всех превзошел", - отмечали летописцы. Но великого московского князя интересовало, конечно, не "величество" отважных витязей. Пересвет и Ослябя, по выражению летописца, "полки умеюща рядить", другими словами, считались опытными воеводами.

Про военные таланты Пересвета и Осляби, оказывается, был хорошо осведомлен не только великий московский князь, но и рязанский князь Олег Иванович. Процитируем "Сказание о Мамаевом побоище": "И откуда князю помощь такая пришла, что смог против нас трех подняться?" - спрашивает Олег своих бояр. Те ему отвечают: "Нам, княже, сообщили из Москвы за пятнадцать дней до сего, но мы побоялись тебе передать о том, что в вотчине его, близ Москвы, живет монах, Сергием зовут... Тот сверх меры вооружил его, и дал ему помощников". "Услышав же то, князь Олег Рязанский испугался и на бояр своих осердился: "Почему мне не поведали до сих пор?.. Горе мне, потерял я разум свой!"

Известие о том, что на стороне Дмитрия Ивановича выступила некая сила, имеющая отношение к Церкви, заставило рязанского князя фактически выйти из антимосковской коалиции. Но то, что было известно Олегу, оказалось неприятным сюрпризом для Ягайло, не подозревавшего о существовании русской монастырской рати.

Игры патриотов

Летописец сообщает, что одновременно с благословением на битву Дмитрий Иванович получил от Сергия Радонежского указание "хранить все в тайне". Почему? Дело в том, что после монгольского нашествия на Русь в 1267 году хан Менгу-Темир вручил московскому митрополиту ярлык, освобождающий Церковь от всякого ханского суда. Монгольским баскакам, сборщикам дани и карателям дорога в храмы и монастыри была заказана. Именно поэтому святые обители стали местом, где ковалось оружие для борьбы с Ордой. Ковалось в прямом смысле слова - здесь изготавливались арбалеты с цельнометаллическими стрелами, превосходившими по дальнобойности татарские луки, в древних книгах разыскивались рецепты "греческого огня", пороха. Изучался строй европейских армий, проводились учения, - и все это втайне от татар.

После Куликовской битвы упоминания о вооруженных силах Церкви открыто появляются на страницах официальных документов. Например, в договоре, заключенном между сыном Донского московским князем Василием Дмитриевичем и митрополитом Киприаном, сказано: "А случится мне, великому князю, на конь всесть, то и боярам твоим на конь всести, под воеводой твоим, а под стягом моим, великаго князя".

Именно представители православного монашества стояли во главе сопротивления Орде. Приведем один характерный эпизод. Накануне битвы Александр Пересвет обращается к князю Дмитрию Ивановичу: "Лучше погибнуть, чем попасть в плен к Мамаю". Странно, а почему? В битвах Средневековья даже князья, случалось, попадали в плен (тот же Олег Рязанский). Но, видимо, Пересвет по каким-то причинам не мог рассчитывать на милость ордынцев. Что же он сотворил? Возможно, разгадка кроется в событиях, случившихся за шесть лет до битвы. Процитируем Л.Н.Гумилева: "Горячим сторонником войны с татарами был приверженец Сергия суздальский епископ Дионисий. Так как Суздаль был маленьким городом, по существу, крепостью, епископ Дионисий жил в богатом Нижнем Новгороде, принадлежавшем суздальским князьям. И когда Мамай прислал туда посольство, чтобы договориться о мире и союзе, епископ Дионисий возбудил народ против татар... Нижегородская чернь накинулась на посольство. Сам посол (Сары-ака, которого русские называли Сарайкой. - И.К.), мужественно защищаясь, выстрелил в епископа, но Дионисия спасло широкое облачение - стрела просто пробила платье. Все татары были умерщвлены самым жестоким образом: их, раздев донага, выпускали на лед Волги и травили собаками..."

С точки зрения татар, убийство послов - преступление, которое нельзя простить. Уж не принимал ли участие в этой "акции" Пересвет?

Возможно, эта идея принадлежала не одному Дионисию (кстати, бывшему архимандриту Печерского монастыря), но и другим иерархам - Сергию Радонежскому (преподобный советовал князю Дмитрию Ивановичу избрать Дионисия на московскую митрополию) и племяннику Сергия Феодору, игумену Симонова монастыря (в котором и обретался будущий герой Куликовской битвы Пересвет), желавшим, по выражению историка Г.В.Вернадского, объявить Орде "священную войну". Они повязали русских князей кровавой круговой порукой. После убийства ордынских послов на съезде князей в Переяславле-Залесском впервые прозвучали слова: "А поидут на нас татарове, или на тебе, битися нам и тобе с одиного всемъ противу их".

Одобрял ли Дмитрий Иванович, будущий Донской, такую политику? Возможно, что и нет. Во всяком случае, вскоре после описанных событий он изгнал из Москвы главного идеолога антитатарского сопротивления митрополита Киприана, бросил в темницу архиепископа Дионисия, объявил опалу Сергию Радонежскому.

"Сказание о Мамаевом побоище" сохранило слова Киприана московскому князю: "Ныне же окружили тебя псы многие; суетны и тщетны их попытки". Про кого эти слова?

Одним из сторонников союза с Мамаем был Федор Кошка, предок бояр Романовых. В 1409 году в письме к великому московскому князю монгольский правитель Едигей высоко оценивал Кошку за его "добрую думу к Орде". А главой "монгольской партии" при дворе Дмитрия Ивановича был духовник и печатник великого князя (министр иностранных дел, выражаясь современным языком) Митяй, которого Дмитрий продвигал в митрополиты. По пути в Константинополь Митяй встречался с Мамаем в его ставке, был принят с честью и получил ярлык, в котором, в частности, содержались такие рекомендации: "Как сядет на свой стол во Владимире, пускай Богу молится за нас и за родственников наших". Отметим: это происходит за несколько месяцев до Куликовской битвы!

Существует предание, что Сергий Радонежский сказал троицкой братии: "Митяй негодует на нас и замышляет недоброе, но не увидит он Константинополя, не увидит посему и сана митрополита". Действительно, Митяй умер (вероятно, был отравлен) по дороге в Константинополь.

Забытый полководец

Решающее значение в нашем рассказе имеет день 6 сентября 1380 года, когда московская рать подошла к Дону в месте впадения в него реки Непрядвы. Процитируем Пространную летописную повесть: "И стали тут, и долго совещались, ибо одни говорили: "Иди, князь, за Дон", а другие советовали: "Не ходи, потому что умножились враги наши - не только татары, но и литовцы".

Кто знает, как бы сложилась русская история, если бы воеводы Дмитрия Ивановича выбрали оборонительную тактику, но именно в этот день армию догнал посланец Сергия Радонежского. "Житие" сообщает: "...внезапно в это время появился гонец с посланием от святого, гласящим: "Без всякого сомнения, господин, смело вступай в бой со свирепостью их, нисколько не устрашаясь, - обязательно поможет тебе Бог".

Посланцем Сергия был Александр Пересвет. Поэтому очень вероятно, что кроме письменного благословения и "богородичного хлеба" (освященной просфоры) "игумен всея Руси" предоставил в распоряжение Дмитрия Ивановича "весомый" аргумент - монастырское ополчение. Только после того, как "иноческая рать" присоединилась к русскому войску, последовал приказ "мосты мостить через Дон и бродов искать той же ночью".

Куликовскую битву по праву называют шедевром военного искусства. Неприятным сюрпризом для Мамая стал Сторожевой полк, значительную часть которого составили татары, перешедшие на московскую службу. Ему была поставлена задача: не позволить вражеским лучникам с безопасного расстояния расстреливать главные русские силы. Московские воеводы подставили под удар Орды ополченцев Передового полка, сохранив основную часть наиболее закаленных профессионалов. Полк Правой руки, по численности практически не уступавший Большому, нанес поражение противостоящим ему силам. Полк Левой руки не только сдержал натиск тяжелой конницы неприятеля, но и совершил великолепный маневр отступления (даже русские поверили, что левый фланг дрогнул!) и тем самым завлек татар под удар Засадного полка, укомплектованного "оружниками" - всадниками, у которых "от глаз до ног все железно".

Поскольку ничего похожего в анналах русского военного искусства больше не встречалось, можно предположить, что гениальный русский полководец, разработавший план Куликовской битвы, погиб в этом сражении. И здесь история выводит на передний план фигуру, которая до сих пор находилась в тени великих князей.

Собственно, его родословная не так сильно уступала князьям-рюриковичам, хотя Михаил Андреевич Бренок и не принадлежал к потомкам легендарного варяга. По одной из легенд, его предком был рыцарь-крестоносец Вильгельм Люнебургский, "муж честен", который выехал в 1237 году из Германии в Литву, а затем в Великий Новгород, где крестился, получив имя Леонтий. Был у князя Александра Ярославича боярином, участвовал в Невской битве. Его отец был крестником Ивана Калиты, мать - Мария Углицкая - приходилась Ивану Даниловичу внучкой.

А вот про самого Михаила Бренка известно гораздо меньше. Историки называют его то телохранителем великого московского князя, то "наперсником" Дмитрия и его "другом детских лет", то ближним боярином. Отмечают, что Бренок был "внешне необычайно похож на Дмитрия" (что неудивительно, если он был племянником великого князя). И даже именуют "Михаилом Александровичем Брянским" (этой версии придерживался, например, историк В.Н.Татищев, располагавший какими-то не дошедшими до нас летописями). "Сказание о Мамаевом побоище" называет Михаила Бренка воеводой и ставит во главе Большого полка еще во время первого смотра под Коломной. Из этого следует, что он слыл опытным военачальником. Мы можем предположить, что именно Михаил Бренок составил план боя, утвержденный затем на военном совете. И сам на поле Куликовом принял командование русским войском! "Сказание о Мамаевом побоище" описывает, как незадолго до начала схватки Дмитрий переоделся в доспехи простого дружинника. Алую мантию и золоченые военные

доспехи Дмитрия Ивановича надел Михаил Бренок, и он же стал под багровым великокняжеским знаменем с изображением лика Спасителя.

Дело тут, конечно, не в доспехах. В Средние века приказы в ходе битвы подавались именно стягами. А все историки согласны с тем, что русская армия на Куликовом поле действовала слаженно, как единый организм, другими словами, прекрасно управлялась. Но руководить боем не могли ни прославленный воевода Дмитрий Боброк-Волынский, ни князь Владимир Андреевич Серпуховской - они находились в засаде, в дубраве, откуда был виден только левый фланг русского войска, ни братья Ягайло - князья Андрей и Дмитрий Ольгердовичи, перешедшие на сторону Дмитрия Ивановича, - их поставили в Передовой полк.

Михаил Андреевич Бренок исполнил евангельскую заповедь: "положил жизнь свою за други своя". Но эта смерть лишила его лавров великого полководца.

В поисках Дмитрия Донского

"Неохваченным" нами остался только один персонаж - сам Дмитрий Донской. Но все дело в том, что великого московского князя... просто могло не быть на поле Куликовом. По нашему мнению, Дмитрий Иванович командовал тем самым монастырским полком, который преградил путь главным силам Ягайло на другом берегу Дона.

Попробуем обосновать нашу гипотезу.

Последнее правдоподобное известие о действиях Дмитрия Ивановича относится к ночи с 7 на 8 сентября 1380 года. Он объезжает полки и призывает исполнить свой долг: "Ныне же, братья, устремимся на битву, от мала до велика, победными венцами увенчаемся!"

А дальше начинаются сказки.

Имя великого князя отсутствует в самых первых летописных известиях о битве. Это странно, поскольку те же летописи подробно описывают участие Дмитрия Ивановича в гораздо более скромном по масштабам сражении на реке Вожже несколькими годами ранее.

Автор "Задонщины" монах Софоний вкладывает в уста Дмитрия такие слова: "И воскликнул князь великий Дмитрий Иванович: "Господи боже мой, на тебя уповаю, да не будет на мне позора никогда, да не посмеются надо мной враги мои!" О каком "позоре" говорит великий князь московский?

Вполне загадочной выглядит история с переодеванием Дмитрия Ивановича. Во всяком случае, ничего похожего в истории России не случалось. Возможно, она была придумана позднее.

Вообще, когда читаешь о подвигах московского великого князя, не покидает ощущение, что имеешь дело с каким-то средневековым рыцарским романом. Например, как следует из Пространной летописной повести, Дмитрий Иванович лично повел войска в бой и даже сошелся в единоборстве с неизвестно откуда взявшимся золотоордынским ханом Телякой (от имени которого правил Мамай): "Сам же великий князь наехал наперед в сторожевых полцех на поганого царя Теляка" (оправился ли царь Теляка от княжеского "наезда" и куда девался потом, летописи не сообщают).

"Задонщина" живописует, как Дмитрий Донской, словно эпический герой, дерется в общей свалке: "И справа и слева от него дружину его перебили, самого же вокруг обступили, как вода в половодье со всех сторон, и много ударов нанесли и по голове его, и по плечам, и по телу, но от всего этого бог защитил его в день битвы щитом истины... и так среди многих ратников остался он невредим".

Совсем по-другому описаны подвиги великого князя в "Сказании о Мамаевом побоище". Здесь Дмитрия Ивановича ранят уже в первой схватке с татарами. Слуги отводят князя в рощу и... укладывают под срубленную березу, для маскировки прикрыв ветвями, где он и пролежал до конца битвы. Основанный на устном народном предании сказ "Про Мамая безбожного" более беспощаден к Донскому: он описывает, как в начале сражения великий князь незаметно (!) покинул поле боя, да и "заспал задонский князь Дмитрий Иванович на кудрявой березе". Не правда ли, хорошее слово "заспал" - применительно к герою Куликовской битвы?

Но это как раз хорошо согласуется с тем, что мы знаем о Дмитрии Донском. Московский князь не был любителем воинских ристалищ. В летописях сохранилось описание его внешности: телом Дмитрий Иванович был велик и широк, чреват (толст), очень тяжел. А кроме того, драться в первых рядах, подвергать себя опасности было не в характере великого князя, правителя расчетливого и хладнокровного. Его поведение лучше всего характеризует другой эпизод, относящийся к 1382 году, когда "слышав, что сам царь (Тохтамыш. - И.К.) идет на него со всею силою своею, (князь) не стал на бой, ни противу его поднял руки... но поехал в свой град Кострому". Никто тогда Дмитрия Ивановича не осудил - он спасал себя и вместе с собою спасал Русь. А если забыл в спешке в Москве любимую жену Евдокию, так это обычная доля русской женщины...

Но вернемся к нашей истории и выслушаем "очевидцев".

После битвы князь Владимир Андреевич Серпуховской начал выяснять, кто видел великого князя во время битвы. "И сказал ему первый самовидец, Юрка-сапожник: "Я видел его, государя, на третьем часу, сражался он железной палицей". Второй самовидец, Васюк Сухоборец, сказал: "Я видел его в четвертом часу, бился он крепко". Третий сказал Сенька Быков: "Я его видел в пятом часу, бился он крепко". Четвертый же сказал Гридя Хрулец: "Я его видел в шестом часу, бился он крепко". Некто же именем Степан Новосельцев, тот сказал: "Я видел его в седьмом часу, крепко сражавшимся перед самым твоим выездом из дубравы, шел он пеший с побоища, тяжко раненый".

"Сказание о Мамаевом побоище" появилось на свет спустя сто лет после описываемого события, что заставляет усомниться в реальности "свидетелей". Историки сделали вывод: авторам "Сказания" было необходимо убедить читателей в личной храбрости великого князя, поскольку "противники Дмитрия Донского из числа московских и немосковских бояр распространяли слухи о том, что он уклонился от руководства русскими полками в день сражения".

Мы не будем присоединять свой голос к тем, кто желал опорочить имя великого князя еще при его жизни. Просто, по нашему мнению, 8 сентября 1380 года Дмитрий Иванович решал другую задачу - возможно, более сложную, чем схватка с Мамаем. Литву нельзя было победить в одном сражении, поэтому Дмитрий планировал долгую борьбу, учитывал даже неблагоприятный исход битвы. Неслучайно значительная часть войск была им оставлена в укрепленных Коломне, Серпухове, Москве...

Гремят мечи булатные ...

Реконструкция знаменитого сражения во многом зависит от того, как историк оценивает противоборствующие силы.

Если верить "Задонщине", в русском войске было "триста тысяч латников". По данным В.Н.Татищева, Дмитрий Иванович привлек под свои знамена 60 тысяч человек. Сейчас принято считать, что численность русской рати не превышала 40 тысяч. Приблизительно столько же сил было и у Орды (неслучайно русский летописец сообщает: Мамай "оскудел людьми"). Снова обратимся к "Сказанию о Мамаевом побоище". За день до битвы сторожевой отряд воеводы Семена Мелика опрокинул татарский заслон. Когда ордынцы отогнали московскую "сторожу" к главному войску и вернулись, Мамай поинтересовался - какова же сила русских князей. Ответ обескуражил: "Воинство князей русских на четверть больше нашего".

Такого численного преимущества русских, на наш взгляд, хватило для того, чтобы, во-первых, отделить мощную "стражу" против подступающего Ягайло, а во-вторых, выделить сильный резерв. Именно роль Резервного полка в сражении оказалась недооцененной, если не сказать - незамеченной.

Вновь обратимся к документам. В "Задонщине" описывается, как князь Владимир Серпуховской в разгар боя "восхвалил брата своего, великого князя Дмитрия Ивановича: "Брат Дмитрий Иванович! В злое горькое время ты нам крепкий щит. Не останавливайся, князь великий со своими великими полками! Уже ведь поганые татары поля наши топчут и храброй дружины нашей много побили - столько трупов человеческих, что борзые кони не могут скакать... Не задерживайся, князь великий, со своими боярами". (Вот еще одно доказательство того, что князя Дмитрия не было на поле боя: Владимиру Андреевичу приходится докладывать ему о ходе сражения! И еще обращает на себя слово "боярами": значит, в распоряжении Дмитрия несколько свежих отрядов.)

"То ведь не соколы полетели - поскакал князь великий Дмитрий Иванович со своими полками за Дон, со всей силою. И сказал: "Брат князь Владимир Андреевич... нападем, брат, своими полками сильными на рать татар поганых". И начал тогда князь великий наступать. Гремят мечи булатные о шлемы гуннские..." Ход битвы вырисовывается следующий: отряды, которыми лично командует князь Дмитрий Иванович, стоят за Доном и приходят на выручку своим собратьям только во второй половине боя - одновременно с ударом Засадного полка князя Владимира Андреевича!)

Это предположение объясняет, почему главный удар ордынцев был направлен именно на левый фланг русского войска. Все просто: Мамай стремился отрезать русских от переправ через Дон, откуда могла прийти помощь.

Есть и еще одно косвенное указание на действия русского резерва. В Пространной летописной повести "О побоище, которое было на Дону" упоминается некий "ангельский полк": "Видели праведные, как в девятом часу во время боя помогали христианам ангелы и святых мучеников полк, воина Георгия и славного Дмитрия (Георгия Победоносца и Дмитрия Солунского. - И.К.), и великих князей тезоименитных Бориса и Глеба, был среди них и воевода высшего полка небесных воинов архистратиг Михаил... Двое воевод (не Пересвет ли с Ослябей? - И.К.) видели эти полки, трехсолнечный полк и пламенные их стрелы, которые летели на врагов. Безбожные же татары от страха божия и от оружия христианского падали".

Обратите внимание: помощь "ангельского" воинства была оказана не только вовремя, но и там, где это было крайне необходимо! Кстати, упоминание того, как ангелы огненными стрелами поражают татар, вполне может соответствовать применению русской стороной артиллерии! В подобном допущении нет ничего невозможного: известно, что противник пушки использовал, - ставку Мамая на Красном холме охраняли три орудия, позднее захваченные русскими.

И снова возвратимся к нашим героям.

Именно ударом части "монастырской рати"

по татарам объясняется присутствие Пересвета и Осляби на Куликовом поле. Но они появились здесь только в конце сражения! В "Житии Сергия Радонежского" об этом так говорится: "Побеждены были поганые, и полному разгрому подверглись... и все обратились в бегство. Крестоносная хоругвь долго гнала врагов".

Не было никакого единоборства Пересвета с Челубеем. Краткая и Пространная летописные повести ничего не сообщают о поединке. В "Задонщине" же Пересвет принимает активное участие в битве: "Храбрый Пересвет поскакивает на своем вещем сивце, свистом поля перегородил". Наконец, такой факт: в приведенном в "Сказании" перечне погибших в битве бояр имя Пересвета стоит в самом конце списка. Это может означать, что богатырь нашел свою смерть, когда битва уже шла к концу...

У Мамая была теоретическая возможность переломить ход сражения, бросив в бой последний резерв - свою конную гвардию. Но он приказал ей отступить. Русские преследовали татар несколько верст и захватили лагерь Мамая со всеми припасами: "и коней, и волов, и верблюдов, и вина, и сахар, и дорогие убранства". Но летописцы ничего не сообщают о пленных ордынцах! Это очень странно, ведь немалую часть ордынского войска составляла пехота, которая в случае отступления просто не имела шансов убежать от русской конницы! За пленных можно было получить хороший выкуп или, обратив в рабов, продать на невольничих рынках. В составе ордынского войска было много наемников, для которых война окончилась в тот момент, когда Мамай приказал трубить отступление. В порядке вещей для них было бы проситься на русскую службу. Однако ни одного подобного случая зафиксировано не было.

Единственно правдоподобным объяснением может быть такое.

Московские воеводы просто не могли обременять себя огромным количеством пленных перед ожидавшимся на следующий день сражением с Ягайло. По летописным данным, русская армия потеряла убитыми до 50 процентов личного состава, что позволило историку С.М.Соловьеву сделать вывод: "Куликовская битва была из числа тех побед, которые близко граничат с тяжким поражением". Другими словами, у русских не было сил даже охранять пленных. Поэтому их перебили. Развязав таким образом руки для новой битвы.

Но Ягайло не стал испытывать судьбу.

Воспоминание о будущем

Нам осталось ответить на последний вопрос: почему московские правители подменили реальное описание знаменитого сражения выдуманной историей, пусть и талантливой, но все-таки литературной версией? Дело в том, что для героев Куликова поля значение битвы было не так очевидны, как для нас, их далеких потомков. Победа на Дону не привела к освобождению от ордынской зависимости, напротив, лишь укрепила власть хана Тохтамыша. Того самого Тохтамыша, который, несмотря на все изъявления покорности со стороны Дмитрия Донского, через два года - в 1382-м - разграбил и сжег Москву. По всей видимости, здесь не обошлось без помощи бояр из "монгольской партии" - летописи прямо говорят об измене правящей верхушки.

О Куликовской битве вспомнили только спустя десятилетия, когда ее участникам понадобились дополнительные "аргументы" в новых политических "раскладах". Они поспешили переписать историю. Например, окружение митрополита Киприана приукрасило заслуги главы Русской православной церкви в разгроме Мамая и одновременно постаралось замолчать участие в этом Дмитрия Ивановича. Книжники из окружения князя Владимира Андреевича сверх меры возвеличили роль Засадного полка, которым командовал серпуховской князь. Кстати, всем известно, что "после битвы Дмитрий Иванович получил прозвище Донской", но мало кто знает, что первым так стали называть именно Владимира Андреевича Храброго (еще Иван Грозный в своей духовной именовал его так), и даже его детей - Андрея, Ивана и Афанасия, - которые в битве участия не принимали, получили это прозвище "в наследство". Вот она, сила пропаганды!

Для потомков Дмитрия Донского Куликовская битва был, скорее, "воспоминанием о будущем". История о сражении на поле Куликовом приобрела особую актуальность для них лишь спустя сто лет, когда в 1480 году великий московский князь Иван III вышел на реку Угру против хана Большой Орды Ахмата... Вернее сказать, насильно вывели сражаться за национальную независимость России. Но это уже совсем другая история.

ИСТОРИЯ

• Туман над полем Куликовым
  Кому на самом деле принадлежит победа в Куликовской битве, и почему мы до сих пор называем Дмитрия Донским?