Неосязаемое тело города

Ребрендинг территории: пермский опыт

КУЛЬТУРНАЯ ПРАКТИКА

Владимир АБАШЕВ
Фото Сергея ШАПОВАЛА
Пермь

Символ Перми: Б.Пастернак

Любой исторический город – это аккумулятор памяти: личной, исторической, литературной, мифологической. Город-память, город-смысл. Именно об этом аспекте города и о культурных практиках, направленных на работу с памятью города, со смысловыми структурами памяти и пойдет речь.

Рассказать Пермь

Я начну с размышлений о городской экскурсии. Думаю, у большинства слово “экскурсия” автоматически вызывает представление о чем-то школьном, поучительном и скучном. К теме меня подтолкнул лично пережитый опыт экскурсовода. Так случилось, что в 2008 году мне несколько раз пришлось показывать Пермь самым разнообразным по составу группам гостей из других городов России, а также из Великобритании, Швейцарии, Голландии и даже Бразилии. И тут я первый раз столкнулся на практике с проблемой, знакомой мне до того только теоретически: что показывать?

Оказалось, что показывать особенно нечего. В Перми, например, нет ни одного архитектурного сооружения или ансамбля, которые говорили бы сами за себя, визуальность которых была бы самодостаточной и самоочевидно выразительной – смотри и изумляйся. Все архитектурные стили вроде бы представлены, но в стертых, вторичных и почти обезличенных репликах. Есть классицизм, есть эклектика, есть модерн, есть конструктивизм, но все это в очень, как бы сказать, экономных и тривиальных вариантах. Самым визуально впечатляющим в городе оказывается скорее не городское, а природное. Вид на Каму с Соборной площади. Или речные долины, дикие овраги Егошихи и Данилихи.

Но если в Перми нечего показывать, то о ней можно много, вкусно и, при умении, захватывающе интересно рассказывать, она оказывается городом более вербальным, нежели визуальным. Пермь надо рассказывать, и это ее существенная особенность. Чем-чем, а качеством и количеством самоописаний Пермь выделяется из ряда других провинциальных городов. Уже в начале XIX века в рамках проекта Императорского вольного экономического общества директор пермской гимназии Н.С.Попов представил описание Пермской губернии, о котором говорили, что качеством и полнотой оно превосходит другие губернские описания.

Ровно через 200 лет в Перми предпринимается издание 12-томной серии книг с характерным названием “Пермь как текст”. И это издание в своем роде, по замыслу, обещает быть уникальным. Пермская библиотека задумана как “обширнейшее” исследование смысла Перми, пермскости.

Воображаемое о Перми оказывается несравненно богаче той бедной и стертой фактуры, которая открывается перед глазами. Конечно, мотив знакомый и общенациональный: “не поймет и не заметит чуждый взор иноплеменный, что сквозит и тайно светит в красоте твоей смиренной”. Но дело в степени выраженности и в концентрированности противопоставления видимого и скрытого, поверхности и глубины. В случае Перми оно становится градообразующим. И уникальный механизм работы этого противоречия понятен. Он коренится в акте имянаречения города. При рождении город-новостройка получил древнее имя с богатой историей и мифологией, имя обширной земли, и город усвоил себе мифологию и историю имени. Отсюда и развивается то напряженное соотношение видимого и скрытого в городском пространстве, которое так характерно для Перми.

“Прописка” трех сестер

Здесь мы переходим на новый уровень культурной практики в пространстве городских смысловых структур. Это практика активного их конструирования и укоренения. Речь, конечно, не идет о произвольном и безответственном фантазировании на темы городской мифологии. Речь о другом. Мы говорим о том, как проявлять и развивать латентные, забытые или еще не осознанные, но реальные, укорененные в истории и ландшафте структуры памяти, а далее – закреплять их в городском пространстве, расставляя в нем материальные носители этой памяти.

Сужая тему проявления и формирования новых смысловых структур в памяти города, я остановлюсь лишь на роли литературных мифологий. Значение (в том числе экономическое) этих мифологий и мест литературной памяти для города общеизвестно. Нередко литературные места становятся центрами туристического паломничества и, соответственно, существенным источником для жизни территорий.

У Перми здесь есть свои, хоть и скромные, возможности. По крайней мере, в жизни двух писателей с мировыми именами Пермь оставила след, а они – своим творчеством – след в истории Перми. Это Антон Павлович Чехов и Борис Пастернак с их литературными мифами, которые можно условно обозначить как “Пермь – город трех сестер” и “Пермь – город доктора Живаго”. Не углубляясь в детали (для этого есть специальная литература), отметим, что и тот, и другой мифы не эфемерны, а имеют под собой реальную биографическую и творческую основу.

В качестве примера остановимся на эксперименте по формированию пастернаковского слоя в памяти города, поскольку восстановление этого следа, его проявление и закрепление – это развертывающийся и, кажется, небезуспешно, проект Фонда “Юрятин”. Вообще об идее восстановления пастернаковской памяти в Перми местные журналисты впервые заговорили еще в конце 1980-х годов, а с публикацией в России романа “Доктор Живаго” гипотетическое сближение Перми и Юрятина стало более или менее расхожим в гуманитарной среде города. Общественный фонд культуры “Юрятин”, созданный университетскими филологами в 1994 году, своим названием эту идею закреплял.

В 2006 году была проведена масштабная международная конференция, посвященная творчеству Пастернака, на которую в Пермь приехали ведущие специалисты по творчеству Пастернака из США, Италии, Нидерландов, Швеции, Польши, Франции, крупнейшие российские ученые, включая сына поэта Е.Б.Пастернака. Без преувеличений, гуманитарных конференций такого масштаба в Перми до этого не бывало. Возможность впервые побывать в местах жизни Пастернака на Урале стала бесспорным аргументом для приезда крупнейших ученых на конференцию. Этот форум сыграл важную роль. В сознании экспертного сообщества было легитимизировано понимание “пермского периода” как одного из важнейших этапов в творческой биографии Пастернака, во-первых. Произошло отождествление уральских топосов лирики и прозы Пастернака с реальными местами Пермского края, во-вторых.

Последовавшая публикация материалов конференции и отдельных исследовательских статей в отечественных и зарубежных, как научных, так и популярных изданиях окончательно утвердила концепцию “пермского периода” и его значения в творчестве Пастернака в экспертном сообществе. На сегодняшний момент ее можно считать общепризнанной.

Пастернак как реальность

города на Каме

По мере развития проекта, после публикаций множества материалов в местных газетах и журналах, после проведения массовых общественно-литературных акций в пастернаковский проект стали включаться силы, участия которых мы не предполагали, по крайней мере, на ранней стадии проекта. Одной из таких неожиданностей стал интерес, проявленный к теме бизнесом. Уже в 2005 году группа пермских предпринимателей открыла ресторан “Живаго”, в дворике которого был установлен бюст поэта, а в библиотеке (один из залов ресторана) представлены многочисленные издания романа. В самом конце 2006 года на сцене Пермского театра драмы состоялась премьера мюзикла “Доктор Живаго”, ставшего одной из самых успешных постановок театра, пользующихся популярностью у зрителей.

Символ Перми: “Пермяк-соленые уши”

Словом, пастернаковский слой в памяти Перми в ходе трехлетней реализации проекта “Пермский период Бориса Пастернака” сформирован. И хотя отдельные группы местного творческого сообщества продолжают выступать с критикой исторической основательности проекта, эта критика уже не влияет на ситуацию. Пастернак стал ощутимой и самоочевидной частью смысловой реальности Перми. Сейчас мы вступаем в этап материальной фиксации мифа “Пермь – город доктора Живаго”. Смысловая реальность нуждается в материальных знаках присутствия, и постепенно пастернаковская память материализуется в городской среде. Прежде всего утвердилось отождествление известных мест города с топосами романа. “Дом с фигурами”, юрятинская читальня, дом Лары – все эти романные места появились на карте города. В репертуаре городских экскурсий появилась экскурсия по пастернаковским местам Перми, разговор о Пастернаке стал одной из обязательных тем обзорных экскурсий по городу. Наконец градостроительный совет города принял решение об установке памятника Пастернаку. В июне 2009 года в театральном сквере близ легендарной “юрятинской читальни” установлен памятник Борису Пастернаку. Его автор – известный московский скульптор Елена Мунц.

На очереди вопрос о формировании линии международного культурного туризма, объектом которого станет пастернаковский Урал. Некоторые пермские туроператоры уже анонсируют тур “По следам доктора Живаго”, проявляют заинтересованность и западные туроператоры, например, российско-французская компания “Царь-вояж”. Мы не думаем, что эта линия культурного туризма может стать массовой, но аудитория у нее есть. Это аудитория, сформированная фильмом “Доктор Живаго”.

В подтверждение устойчивости стереотипов, сформированных фильмом, приведу свежий пример. В апреле 2009 года в Москве начался эксперимент в рамках проекта “Марс-500”. Цель эксперимента – имитация условий полета на Марс. Участникам проекта было разрешено взять с собой в испытательный комплекс только по две любимые вещи. Немецкий участник эксперимента 28-летний офицер бундесвера Оливер Кникель остановил свой выбор на романе Пастернака “Доктор Живаго” и на живом подсолнухе в горшке. Для тех, кто смотрел фильм Дэвида Лина, понятно, что подсолнух – это приложение к роману. В фильме горшок с цветущим подсолнухом стоит на подоконнике в комнате Лары. Молодой немецкий летчик тем самым демонстрирует свою любовь к России и загадочной русской душе. Из всего арсенала возможных символов он взял именно эти, потому что в западной массовой культуре “Доктор Живаго” воспринимается как наиболее поэтичный символ России. Так что если нам удастся довести миф “Пермь – город доктора Живаго” до уровня стереотипа, туристические перспективы у нашей программы есть.

Философия смысла

Последний вопрос, на котором необходимо остановиться, принципиально важен: о статусе смысловой реальности города. Что это? Чтобы избежать упреков в “лирике”, обратимся к традиционно авторитетным экспертам – физикам, имеющим дело с точными и измеримыми вещами. Нильс Бор показывал Вернеру Гейзенбергу главную достопримечательность Дании – замок Кронборг, известный всему миру как Эльсинор, место действия шекспировской трагедии. Гейзенберг записал размышления датского физика. Они как раз по нашей теме – о реальности смысла.

“Не удивительно ли, – задает себе вопрос Нильс Бор, – что замок становится иным, как только представишь, что здесь жил Гамлет? Согласно нашей науке, следовало бы считать замок состоящим из камней… Камни, зеленая крыша с ее патиной, деревянная резьба в церкви действительно составляют замок. Во всем этом ровно ничего не меняется, когда мы узнаем, что здесь жил Гамлет, и тем не менее он вдруг становится другим замком. Стены и крепостные валы сразу начинают говорить другим языком. Двор замка становится целым миром, темный закоулок напоминает о мраке человеческой души, мы слышим вопрос: “Быть или не быть?” По сути дела, мы почти ничего не знаем о Гамлете. Только одна краткая запись в хронике XIII века содержит как будто упоминание имени “Гамлет”. Никто не может доказать, что он действительно существовал, не говоря уж о том, жил ли он в этом замке. Но каждый из нас знает, какие вопросы связал Шекспир с этим образом, какие бездны он при этом осветил, так что созданный им образ должен был получить место на земле, и он нашел себе место здесь, в Кронборге. Но как только мы об этом узнаем, Кронборг становится вдруг другим замком”.

Это замечательное размышление содержит в себе набросок целой философии смысла. Мы подчеркнем лишь три принципиальных момента. Первый – утверждение реальности сферы смысла, несомненной и глубоко переживаемой. Второй – ясное понимание, что она активна. Смысл перестраивает, преображает физическую реальность: все становится иным, как только мы входим в сферу смысла. Наконец, смыслу нужен материальный знак, носитель: созданный Шекспиром образ “должен был получить место на земле, и он нашел себе место”.

Расширяя нематериальное

Переходя теперь к вопросу о статусе смысловой реальности как аспекта городской среды, мы становимся перед проблемой ее правовой легитимизации. Такие возможности открывает принятая ЮНЕСКО в 2003 году “Международная конвенция об охране нематериального культурного наследия”. Она ратифицирована уже десятками стран, и законы об охране нематериального культурного наследия начинают приниматься в российских регионах. Впервые в России закон “О регулировании отношений в области развития нематериального культурного наследия” принял парламент Республики Алтай в конце 2008 года. Закон вступил в силу с 1 января 2009 года. Надо сказать, что пока понимание “нематериального наследия” носит ограниченный характер. Этим понятием, как правило, охватывают сферу традиционного и локального искусства – исполнительские искусства, обычаи, обряды, народные праздники, знания и навыки, связанные с традиционными ремеслами.

Ясно, что при такой трактовке из сферы действия конвенции выпадают принципиально важные аспекты культуры больших городов – структуры их памяти, их мифы. Но сам дух конвенции ЮНЕСКО с необходимостью движет нас к расширению понятия “нематериальное культурное наследие”. Кстати, русский перевод этого понятия не учитывает нюансы английского варианта: “Intangible Cultural Heritage”. Принято переводить “intangible” как нематериальное, но в этом случае утрачиваются принципиально важные оттенки понятия, которые ясно читаются в дополнительных словарных значениях: неосязаемый, неуловимый, непостижимый; или: нечто неуловимое, непостижимое. Ведь в русском языке нематериальный – это как бы и вовсе не существующий или, по крайней мере, сомнительный в своей существенности. Тогда как неосязаемое – это нечто существующее, несомненно, реальное, но лишь недоступное для банальных инструментов восприятия. Неосязаемое нельзя пощупать, но можно почувствовать, пережить.

Сфера смысла, память города – это его неосязаемое наследие. Она в такой же мере нуждается в охране, как материальные памятники истории и культуры. Лишь техника их защиты иная.

Логика технократического подхода к организации города ведет к унификации городского пространства, стирает его микротопику. Фигурально говоря, предлагается тотальный евроремонт с его культом гладких поверхностей и симуляционных эффектов. Выглаживается фактура: сайдинг, массивы тонированного зеркального стекла, полированный металл, бликующие керамогранитом плоскости, серийный хай-тек и такое же серийное ретро интерьеров офисов, ресторанов кафе, клубов. Тщательно заполняются и выравниваются заподлицо все впадины, щели и трещины, выводятся углы, сглаживаются шероховатости и щербинки, спрямляется кривизна городского пространства – все те места, за которые цепляется и в которых скапливается история. Город-память стирается евроремонтом. Конечно, город становится более удобным и комфортным для функционирования: работы, передвижения, отдыха. Но, теряя шероховатую историческую текстуру, становится ли он более удобным для жизни в полном объеме ее потребностей и желаний?

КУЛЬТУРНАЯ ПРАКТИКА

• Неосязаемое тело города
  Ребрендинг территории: пермский опыт

ТЕАТР

• “Стерва” на берегах Волги
  В театре Кинешмы поставили пьесу о Марлен Дитрих
• Под одним одеялом
  Спектакль “Экстремалы” в Театре Сергея Афанасьева

ХРОНИКА

• Счастливое число 13
• Культура в развитии
• Коляда получил от своих земляков
• Баба-яга и другие
• Грант для КОМИИ
• Возвращение духового оркестра