Главная | Форум | Партнеры  |
|
АнтиКвар |
КиноКартина |
ГазетаКультура |
МелоМания |
МирВеры |
МизанСцена |
СуперОбложка |
Акции |
АртеФакт |
Газета "Культура" |
|
№ 29 (7140) 6 - 12 августа 1998г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики 
|
|
Под занавесЭнергия правды и простотыМалоизвестные сочинения жены Л.Н.Толстого Вступление и публикация Виктора ШИРОКОВА В сентябре 1862 года 18-летняя дочь кремлевского врача Соня Берс стала женой 34-летнего Льва Николаевича Толстого, графиней. Лев Николаевич был уже известным русским писателем, но и юная его супруга была под стать ему незаурядной личностью, несмотря на возраст. Наверное, поэтому она стала не только матерью его детей, но и верной неутомимой помощницей во всех свершениях и начинаниях. У Софьи Андреевны наличествовало несомненное литературное арование. Написанная еще до замужества повесть "Наташа" восхитила Л.Н.Толстого, который обнаружил в ней "энергию правды и простоты". Право, жаль, что перед свадьбой Сонечка Берс сожгла ее. Нам остались неоднократно переизданные ее "Дневники", мемуарные очерки. Но С.А.Толстая писала еще и стихи, из которых в марте 1904 года в "Журнале для всех" был опубликован цикл "Стоны". В "Дневниках" есть ее запись от 18 января 1904 года: "Жизнь моя летит со страшной быстротой... (Далее подробно об устройстве на хранение в Исторический музей рукописей и вещей Толстого). Я узнала, что в "Журнале для всех" в марте напечатают мою поэзию в прозе "Стоны", с псевдонимом Усталая". Стихи в прозе Софьи Андреевны Толстой и сегодня волнуют своей чистотой, искренним религиозным чувством, благоговейным восприятием природы и сопереживанием людских печалей и тревог. Примечательно, что автору при чтении ни за что не дашь реального немалого возраста, стихи пронизаны нестареющей жизненной энергией, несмотря на грустный псевдоним. Автору будет отмерено еще 15 лет земной жизни, еще впереди уход и кончина великого супруга.Вчитаемся же в признания "обновленной вечной жизнью души человека" и помянем добрым словом имя незаурядной женщины, почтим ее память. РекаПлыву по реке и стараюсь не возмутить вокруг себя теплой поверхности воды, которая ласкает мое тело. Ласка воды освежает и укрепляет меня, ласка любимого человека сжигает и ослабляет. Солнце светило из голубого эфира, вневременного, вечного... И я плыла, плыла и ушла мысленно туда же, вглядываясь в отраженное в реке голубое небо. Тихо-тихо было кругом. "Прощай, земля, - я ушла от тебя, я не хочу возврата". Но дух зла, дух земли смутил меня; забилось сердце, я вздрогнула и стала тонуть. Мгновенно очутилась я на земле: испуг, ужас смерти овладел моим телом, и из ласковых объятий воды я бросилась на грязный берег земли, падая и задыхаясь. Высокий камыш путался в моих тонких, длинных ногах, бурые лягушки с шумом попрыгали в воду, вспорхнула на лугу птица, распустила в воде большой круг встревоженная рыба. Я вышла на траву и с трудом перевела дыхание. Земля притянула меня; я села на колкий, скошенный луг и стала считать удары пульса. Неровно путаясь, удары то убыстрялись, то исчезали совсем... Мокрые руки мои блестели на солнце, грудь тяжело поднималась, все обнаженное тело мое склонялось к земле и изнемогало... О, земля! Не скоро отделюсь я от тебя и от этого тела, коварно созданного тобой. И я люблю это красивое тело, созданное для земной любви и побежденное и в этот миг землей... Но я сброшу его!.. Вдали промычало стадо; оно шло к водопою, к той реке, которая выбросила меня. Я вскочила и укрылась в шалаше, где была моя одежда. В пещерахУ меня было большое горе. Я впала в отчаяние, молилась, ходила по церквам и монастырям и, наконец, попала в Киев. Красивый город на Днепре, весь в холмах и садах, с древним религиозным духом - пришелся мне по сердцу. Нас было человек пять; мы пошли в Лавру и подошли ко входу в пещеры. Нас не впустили, так как партия богомольцев с монахом уже заняла все проходы. Мы ждали нашей очереди в длинной галерее, и взор мой был привлечен изображениями на стене. Человеческая душа в виде маленькой девочки, в белом одеянии и со сложенными ручками, проходит через все мытарства и пороки. Сзади девочки два ангела больше ея, с крыльями, а под ними дьяволы в разных позах, с рогами, хвостами и страшными лицами, изображающими пороки. Вверху картины изображен храм Иерусалима и рай, к которому подходит душа. Все это наивно, но образно, выразительно и производит впечатление. Но вот вышел старенький монах; за ним вереницей, один за другим, богомольцы со свечами и кто с умиленными, а кто с испуганными лицами. Теперь наша очередь; мы зажгли восковые свечи и пошли в пещеры. Я шла первая за монахом. Нагнувшись, шли мы по тесным земным проходам, и вдруг на меня напал ужас. - Назад, назад! - умоляла я тех 15 человек, которые один за другим шли за мной. - Задыхаюсь, - ради Бога! - кричала я. Монах укоризненно оглянулся на меня и тихо сказал: - Стыдись, матушка: люди годами жили здесь, молились, не боялись; а ты пройти робеешь... Сейчас церковь будет просторная, - ты помолись... И мы вошли в более просторное место, служившее некогда церковью умершему угоднику. Я выпрямилась, взглянула на маленькие, древние образа и ясно представила себе одиноко молящегося здесь старца, умевшего при жизни уйти из мира телесного страха в область духа, где душа его была свободна от всякого внешнего страдания и зла. Я перекрестилась, и мне стало легко, просторно в этих пещерах, которые и для моей души, освободившейся от страха и притягательной силы земли, не стали уже тюрьмой и преградой моему духовному бытию. ИнейЗима... Мороз трескучий. Нельзя ни дышать, ни работать, ни даже думать... Кутаешься, греешься, дрожишь... Приказываю запрягать пару серых рысаков и еду в концерт. Прячу лицо в пушистый песец, убитый для моей шубы. Что-то кислое вокруг губ от меха, что-то мрачное в темном небе от морозной мглы... Ярко освещенная зала ослепляет меня, нарядная толпа привлекает. Стучит палочка дирижера, и чудные звуки 5-ой симфонии Бетховена восхищают меня и уносят в волшебный мир любимого искусства, в котором я живу более часа. Вдруг зашумели, задвигались, куда-то стремятся... Что это за суета?.. Да, это антракт. Все эти лица вдруг поднялись, и глупые, грубые и бессмысленные выражения большинства этих земных созданий - меня злят. Я закрываю глаза... Но что-то вдруг ранило меня в самую глубь моего существа. Вздрагиваю, оглядываюсь... Тот человек, который своей властью приковал меня к грешной земле, которую я люблю больше жизни, - глупо смеется и любезничает с толстой, пресмыкающейся певицей в желтом наряде. Вот он взял ее под руки, и они исчезли в толпе. Где же музыка? Где Бетховен? Я бегу, как безумная, из залы. Погруженное в мягкие шкурки шубы, быстрое, земное существо мое летит вниз по лестнице, рыданья душат мое горло, и я бросаюсь стремительно в сани... Заскрипели полозья, двинулись с храпом серые рысаки, вокруг них поднялся густой пар; и мы летим по пустынным улицам со страшной быстротой: Я плачу... спрятанное в мех лицо мое горит. Поднимаю голову, чтобы освежить ее: Что это за мир? Иней, иней без конца: Все серебрится, все колеблется и блестит: все нечистое, шероховатое, грешное, некрасивое - все покрылось белым, чистым покровом. Иней на домах, на деревьях, на крышах, на тумбах; иней на лошадях, на шапках, на бородах; иней летает и там, в далеком, морозном, звездном небе... Как хорошо, как торжественно и красиво! Широкие лучи проволок телеграфа, покрытые белым, пушистым инеем, стремятся во все стороны, разнося по всему миру вести о жизни человечества: о рождениях, смертях, несчастных случаях, войнах. И я забываю о своем земном чувстве, и сердце мое стремится вместе с этими запушенными белыми проволоками в беспредельное пространство и в чистый мир девственной природы: А в ушах моих запело снова Andante 5-ой симфонии Бетховена, и музыка, это великое искусство, слилась в душе моей с природой и стала так величественна, чиста и высока, как это далекое небо с летающим инеем в звездном прозрачном эфире: Исчезла земля, исчезли земные человеческие чувства, омылась душа и воспрянула к Богу. ПоэтВ просторной домовой церкви отпевали поэта. Строгое лицо усопшего было величественно и красиво: оно привлекало, а притворно-грустные лица окружающих отталкивали взор своей приличной ложью. Кому ты пел свои песни? Куда ушла красивая, изящная и чуткая душа твоя?.. Но ты жив тем чувством ко всему, что ты любил, о чем грустил, о чем пел и что бессмертно завещал людям, понявшим тебя. Но кто же здесь понявший тебя? Кто отзовется на песни твои и даст ответ?.. Вдруг громко разнеслось по церкви одно живое, искреннее рыдание. Красивая, бледная, тонкая и высокая фигура женщины, в облаке черной, прозрачной ткани, быстро подошла к покойнику и, властно остановив рукой поднятую крышку гроба, положила на грудь поэта живую, пышную розу, - последний дар любящей души поэту. Один миг... один порыв любви озарил тоскливую ложь приличия, с искусственными, холодными, гремящими цветами, с такими же гремящими, холодными речами лицемеров, и вспыхнула жизнь над мертвой толпой. Также в рубрике:
|