Человек получает жизнь, сжатую в молнию

В свой юбилейный год "Золотая Маска" пригласила в Москву Театр ДЕРЕВО с ретроспективой спектаклей

Ирена ЛЕЙНА
Фото Райнхольда АЙЕТ-ШАГАЛА
и Михаила ГУТЕРМАНА

А.Адасинский

ДЕРЕВО - это самый необычный и самый вольный русский театр, родившийся в Петербурге. Его мотор и одновременно зажигательная смесь - Антон Адасинский. Тот самый, который с медной трубой, но нагишом танцевал по центру Невского проспекта и ловил чучело в потоке автомобилей, сопровождаемый группой друзей-саксофонистов. Тогда убить его могли не только машины, но и простые граждане голыми руками, потому что все границы "приличного" он уже перешел. И не однажды. Акции в конце 80-х повторялись и были для российского партийно-пуританского быта не столько новостью, сколько наглостью. Ученик и друг знаменитого мима Славы Полунина, он называл свои акции искусством "русского буто", жизненной философией. Но рассчитывать не мог даже на своих предшественников японцев, лишь на одну верную сторонницу - интуицию.

Сцена из спектакля "Острова в океане"

Это сегодня артист Адасинский представлен сразу двум президентам - господам Путину и Бушу. Имея вместо "фиги в кармане" призы самых именитых европейских фестивалей, показав свой театр на всех континентах, приглашенный танцевать в вашингтонском Кеннеди-центре, он стал "вхож в кабинеты". Благодаря дружбе с Михаилом Шемякиным, сотрудничеству с Валерием Гергиевым, балету "Щелкунчик" в Мариинском театре. Теперь с ним в Питере разговаривают. Толку от этого, правда, мало. Поэтому, сделав три остановки в пути - в Праге, Флоренции и Амстердаме, каждый раз на два года, ДЕРЕВО восемь лет назад пустило корни в Дрездене. Город дает театру полторы тысячи квадратных метров заброшенной фабрики. Бесплатно. Театр дает городу искусство, школу-лабораторию и славу.

ДЕРЕВО как модель и образ жизни началось в 1988 году, с тех пор их четверо на сцене, практически тот же состав. А вот из множества былых атрибутов осталось только самое необходимое, с чем люди обычно улетают, если, конечно, умеют летать. Осталась душа - некая общая амфора без дна, не очень устойчивая, но налитая сочными видениями с пенкой поэзии поверху и дымкой парящей музыки над ней. Они не пишут сценариев спектаклей, они эти спектакли "проживают".

Говорят, они сумасшедшие, эти четыре наголо обритых, предельно субтильных и уже неотличимых друг от друга существа: Лена Яровая, Антон Адасинский, Олег Жуковский, Таня Хабарова. Но вот гастроли. Один из трехсот обычных дней в году. Я живу с ними в гостинице и присматриваюсь. После неторопливого многослойного завтрака они сидят за компьютерами, читают письма, утрясают неурядицы. В середине дня они уже в театре. Одна штопает прохудившийся валяный сапог, другая вырезает новые белые фигурки, третий маску клеит. Вечером - "Острова в океане". По всей сцене разложен парус, который закручивается и неспешно заправляется в спину костюма, вместе со стропами, тщательно, как парашют. На сцене ведь тоже не бывает второго прыжка. Так заряжается реквизит. В эти минуты они похожи на всех артистов на свете.

Обсуждают новую идею к спектаклю. И теперь они начинают сильно отличаться от привычного понимания театра. Меняются местами, смотрят на происходящее отовсюду: с первого ряда, из середины зала, от светового пульта. Все вместе, и каждый раз заново, они плетут ткань невиданного гобелена. Ткут из чувств и снов, перебрасывают друг другу вертящийся клубок мыслей.

Потом наступает пункт "ноль". С этого момента в ближайшие три часа - никаких разговоров вообще, ни о чем. Они ложатся на нагретый прожекторами линолеум сцены и начинают тянуть свои звериные суставы. Так заряжаются артисты. Через три часа откроется дверь и ввалится неумолимая публика, может быть, тысяча жадных вампиров, которых эти четверо кормят своей энергией почти каждый вечер. Это происходит 16 лет подряд. Конечно, известно, что театры - это некие заправочные станции, разбросанные по всему свету. Отличие ДЕРЕВА в том, что им не на что опереться, кроме собственных фантазий, переживаний и хрупких тел. Они ведь не играют чужих умных пьес. Таких ненормальных еще порядочно в мире. Например, весь фестиваль FRINGE в Эдинбурге - лучший в мире театральный "дурдом". Группы прилетают и живут на свои гроши, везут через море декорации и арендуют площадки, безумно рискуют сборами при невиданной конкуренции. В полумиллионном городе идут параллельно 200 спектаклей: в шатрах, на чердаках, в подвалах, на досках, даже в церквях. А публика-то одна. И так весь август, примерно пятьдесят лет подряд. И вот пришел момент в 2002 году, когда ДЕРЕВУ, имевшему уже все престижные награды, в том числе здешние, захотелось предъявить Эдинбургу свою божественную комедию - "La Divina Commedia", необычную и тяжелую во всех отношениях. Одного груза - полпарохода.

И еще один сумасшедший нашелся, английский продюсер по имени Джулиус Грин. Он увидел спектакль в Амстердаме и влюбился. Он вложил деньги, привез "La Divina" в Эдинбург вне программы, отдельным событием. Сыграл "в русскую рулетку" и выиграл. И русские артисты победили вместе с ним - в первую же неделю получили "Fringe First - for New Writing". Страх финансовый, особенно у него, сразу прошел. Толпы зрителей атаковали кассу. В конце фестиваля поднесли еще и самую престижную награду "Total Theatre Award - for Outstanding excellence and Innovation".

Откуда все это взялось? Идея спектакля родилась давно, еще в Италии. Группа жила тогда над Флоренцией, на горке, в каменном доме с камином. Из этих мест за семь столетий до них был изгнан Dante Alighieri. Знакомый ход событий? Вечерами читали "Божественную комедию" и слушали классический рок. И вот в разговорах стали появляться первые молекулы новой сценической истории - о любви Человеческой души и Смерти. Как бы сны о Данте. Тогда спектакль еще назывался SUICIDE. Антон рассказывает: именно в то лето он был потрясен, поняв, как рано ушли из земной жизни музыканты, ставшие легендой рока: Nick Drake - в 23 года, Дженет Джоплин - в 27, Хендрикс - в 27. Они словно рвались к смерти, кончали с жизнью любым способом, погибали от алкоголя, наркотиков. Не было ли у них глобального сговора с высшей силой? Может быть, именно в обмен на ранний уход человек получает жизнь, сжатую в молнию и, зная об этом, успевает столько сочинить, оставить миллионы записей, километры тончайшей кинопленки?

Эта мысль уже не покидает их. Снимается фильм "Sud.Grenze", состоящий, по сути, из нелепо склеенных фантастических обрывков. Фильм тут же принимается разными кинофестивалями к показу. Публика изумлена, но создателей такая реакция не удивляет, они к ней привыкли. Диалог продолжается. Их страницы в Интернете наполняются фотографиями, рисунками и стихами артистов.

Антон Адасинский немногословен, сосредоточен, лишен быта и напряжен, как прут антенны. Подтверждение догадки он находит теперь во всем: Миша Шемякин спит по четыре часа, остальное время - бумага, краски, металл - работа; огненный темп, в который вгоняет музыку Валерий Гергиев, едва успевая с самолета за пульт, - все признаки глобального сговора. Даже совершенно чужой ему классический балет, которому он никогда в жизни не учился, начав танцевать в 29 лет, этот зашифрованный язык тела, подчиняет его своей целеустремленностью, становится символом сжатого времени. Он им просто заболевает. Антон возвращается в Дрезден из Мариинки, из Америки, отыграв нечистую силу - Дроссельмейера в "Щелкунчике" Шемякина, и прививает ДЕРЕВУ новый вирус.

Дни российской культуры в Германии, событие года 2004-го, неслучайно начинались в Мюнхене с "Божественной комедии". ДЕРЕВО поставило ту самую высокую планку, которая означает: отточенная техника, которую можно взять за скобки, современная позиция - выше узких жанровых коридоров, от начала до конца - авторский театр.

ПОД ЗАНАВЕС

• Человек получает жизнь, сжатую в молнию
  В свой юбилейный год "Золотая Маска" пригласила в Москву Театр ДЕРЕВО с ретроспективой спектаклей
• Загляните в Книгу судеб
  Гороскоп с 25 по 31 марта
• Человек родился