ЕВГЕНИЙ СТЕБЛОВ: "Творчество - лишь инструмент для самопознания"

Беседу вела Ирина АЛПАТОВА
Фото Ирины КАЛЕДИНОЙ

Е.Стеблов

8 декабря артист Евгений СТЕБЛОВ отмечает свой 60-летний юбилей. Вряд ли сегодня стоит кому-либо подробно представлять этого актера. Его звезда зажглась в 1963 году, когда он, 17-летний студент Щукинского училища, снялся в легендарном фильме Георгия Данелия "Я шагаю по Москве". И странным образом нежданно обрушившаяся на начинающего артиста популярность не привела к звездной болезни. Не поразила она его и потом, хотя Стеблов никогда не выпадал из театрального и кинопроцесса, а также из сферы зрительской любви. После окончания училища совсем немного он проработал в московском Театре имени Ленинского комсомола под началом Анатолия Эфроса, отбыл воинскую повинность на сцене Центрального театра Советской Армии, с 1969 года и по сей день остается одним из ведущих артистов Театра имени Моссовета. Помимо этого, поставил несколько спектаклей, преподавал, пишет книги, активно работает в Союзе театральных деятелей России. Казалось бы, в юбилейные дни любой художник склонен порассуждать о собственном творчестве, быть может, подвести некие итоги. Но неожиданно наш разговор с Евгением Юрьевичем перетек совсем в другое русло, как оказалось, куда более важных проблем для артиста и человека.

    

- Евгений Юрьевич, 40 с лишним лет назад вы шагали по Москве весьма легко и радостно. И, проснувшись знаменитым, наверное, были счастливы ощущать себя настоящим артистом. Как вам шагается по Москве и по жизни сегодня?

- Если сравнивать с тем временем, конечно, я изменился. Было бы даже странно, если б этого не произошло. Тогда мне было 17, сегодня - 60. Совершенно другое сознание. В 1963-м я был молод, окрылен и желал славы. Хотел стать артистом, мечтал сниматься в кино, и вдруг это все сбылось, как в сказке о Золушке.

А сейчас для меня занятие художественным творчеством, будь то актерство, режиссура или писательство, вторично. А первично собственное внутреннее развитие. Это мне интереснее. Мне важнее познавать себя, а творчество в этом случае - всего лишь инструмент. Сейчас и желания славы у меня нет. К известности отношусь как к неизбежному ритуалу - иногда спокойно, иногда она тяготит. Но понимаю: назвался груздем - полезай в кузов. Как у любого публичного человека, у меня есть ответственность перед обществом, зрителем. В этом смысле Любовь Орлова, которой я восторгался, еще когда пешком под стол ходил, а потом был счастлив работать с ней в Театре имени Моссовета, подавала идеальный пример, как надо нести бремя славы. Она была удивительно скромным, деликатным человеком и вела себя достойно, полагая, что у любого известного артиста всегда должна быть некая тайна. Я еще тогда понял, что нельзя соглашаться на любое предложение, бесконечно мелькать на экране. Особенно сейчас, когда телевидение обнародует буквально каждый шаг какой-нибудь звезды. Если ты на это идешь, то фактически превращаешься в человека из ящика. А это, на мой взгляд, совершенно неприемлемо для драматического артиста. Представители шоу-бизнеса - совсем другое дело. Они ведь, попросту сказать, - массовики-затейники. А если ты занимаешься серьезным искусством, независимо от жанра, то должен так себя вести, чтобы зритель хотел тебя видеть, а не ты навязывал себя зрителю, выпрашивая аплодисменты.

    

- Человек, увлеченный самопознанием, полностью дистанцируется от внешнего мира?

- Нет, внутреннее развитие отнюдь не значит, что ты замыкаешься в самом себе. Это не аутизм, не вид шизофрении.

    

- Ну в этом-то я вас не подозреваю.

- Это совсем другое. Просто самосовершенствование для меня важнее. Мой духовный внутренний процесс, попытка религиозного познания мира сегодня ценнее, чем социальные аспекты жизни. Хотя мы все одновременно пребываем в разных ипостасях. С одной стороны, я живу в быту. С другой - у меня есть личная жизнь, семья, с третьей - общественная, социальная, с четвертой - сценическая, экранная, с пятой - литературная. И все эти жизни - единый процесс. Только через этот синтез можно понять самого себя. У меня много раз так бывало, что я какие-то коллизии сначала играл на сцене или экране, а потом они случались со мной в жизни. Вот любовь я, например, сначала пережил в кино, а потом встретил в реальности.

    

- То есть это явления отчасти мистические?

- Наверное, можно сказать и так. Возьмите тот же шоу-бизнес. Там есть понятие "раскрутка", в которую надо вложить много денег и т.п. Но это все полная ерунда. Если человеку свыше не предопределено стать в центре общественного внимания, то никто его не раскрутит. Если суждено - то да, все остальное - лишь способы: путем вложения денег или без них, неважно. Пути Господни неисповедимы.

А мой путь - все-таки найти дорогу к душе человека, к его сердцу. Я как-то даже на стене в своей квартире повесил высказывание Леопольда Сулержицкого, соратника Станиславского. Он говорил, что не нужно никаких истерик, не бейте по нервам, идите к сердцу. Вот это мне очень близко. Это тогда целительно и для тебя, и для твоего зрителя. В том художественном пространстве, которое ты создаешь, этому зрителю, возможно, будет легче жить.

    

- А если ваше направление расходится с режиссерским? Ведь актер - отчасти зависимая профессия.

- Я категорически отрицаю эту точку зрения, никогда ее не исповедовал. Не отношусь к актерской профессии как к зависимой. Ведь режиссер также по-своему зависит от артиста. Здесь скорее можно говорить о сопричастности, сочувствии, может быть, даже влюбленности какой-то. Режиссер и актер - как муж и жена, голова и шея.

    

- Но режиссер ведь может при известных обстоятельствах и поменять артиста.

- Не всякого. А можно, наоборот, и режиссера поменять. Авторитетный артист может это сделать. Я пример приведу. Когда в свое время Кама Гинкас появился в Москве, он утвердился благодаря Нине Дробышевой, Сергею Коковкину, в какой-то степени и мне в спектакле "Пять углов". До этого были неудачные попытки поставить эту пьесу с другими режиссерами. Потом кто-то посоветовал пригласить Гинкаса, он приехал, и с первой же читки мы поняли: он - именно тот человек, который нам нужен.

Неправильно понимать взаимоотношения режиссера и актера как процесс подчинения. Я это и на своем небольшом режиссерском опыте знаю, хотя поставил всего четыре спектакля. Да, если артист тебя не понимает, ты вынужден обращаться с ним как с ребенком, как-то его подманивать. Если же он в принципе не способен ничего понять, то с таким и работать бессмысленно.

Хотя, например, Юрий Любимов исповедует противоположную точку зрения, считая, что режиссер - это все. Но у него такой театр. Мне он может быть интересен как зрителю, но совершенно не близок как артисту. Потому что я исповедую психологический театр, а не театр постановочных аттракционов, какими бы они ни были осмысленными, глубокими и художественно-образными.

    

- Вы считаете, что в жизни художника и человека все предопределено? Что кому Бог отсыпал, то и случится?

- Нет. Что значит "отсыпал"? Бог ничего не сыплет, ну разве что когда-то манну небесную евреям в пустыне. Есть такое понятие - Промысел Божий. Так вот это не судьба, не фатум. Это трудно понять обыденным сознанием, потому что это понятие многомерное, а не линейное. Христианин, тем более если он творческий человек, абсолютно свободен. Можно в тюрьме сидеть и оставаться внутренне свободным. Я осуществляю свой выбор, а Господь уже знает, что я выберу. И надо слышать Бога, чувствовать его. Познать-то его мы не можем, только стремимся к этому. Ведь недаром есть такое расхожее уже напутствие: "С Богом!" Вот и надо просто жить "с Богом". Чувствовать, что бы ты ни делал, эту высокую точку отсчета, а не видеть только узкую задачу.

Тот, кто стремится к Богу, довольствуется тем, что Господь дает. Вообще каждому человеку Господь дает то, что ему нужно. Мы просто этого не понимаем, не видим. Нам все кажется, что нужно что-то другое, и мы ломимся в закрытую дверь. А рядом - открытая, которой мы не замечаем.

    

- Вам не кажется, что для многих постоянные разговоры на религиозные темы являются приметой какой-то извращенной моды?

- А вы знаете, это хорошая мода. Я не сторонник скептического отношения к тому, что верить в Бога стало модным. Это же не юбки, не штаны какие-то. Да, человек может сделать первый шаг к Богу, потому что это модно, но потом он втянется. Или, наоборот, произойдет отторжение. Те, кому это не дано свыше, и к Богу не придут. Это ведь такой же дар. И неверующий человек всегда будет находить аргументы в пользу своего неверия. Мне атеистов жалко всегда. Хотя и я не сразу к Богу пришел. Мне кажется, я всегда был верующим, просто раньше об этом не знал. Жил без контакта с Богом, как все мы, советские люди.

    

- Недавно прошел театральный фестиваль "Золотой Витязь", на котором обсуждался вопрос: "богоугодное ли дело - театр?". Для вас такая постановка вопроса актуальна?

- Что значит "богоугодное" или нет? Это зависит от того, с чем ты выходишь на сцену. Вот я не за всякую тему возьмусь. Мне в свое время в спектакле "Братья Карамазовы" предложили на выбор роли Смердякова и Алеши Карамазова. Смердяков - гораздо более эффектная роль со сценической точки зрения, а Алеша - менее, такой абсолютный позитив. Очень сложно такие образы играть. Но я выбрал именно Алешу, потому что это для моего внутреннего развития было важнее, чем эффектно сыграть Смердякова, что, в общем, мне ничего не стоило, честно говоря.

И у меня все время присутствует момент такого выбора. Я не возьмусь играть какую-то греховную тему. Но ощущения принципиальной греховности моего занятия у меня нет. Наоборот, я считаю, что через искусство мы можем помочь людям к Богу прийти. Смотря, какой вектор, какая направленность у твоего действия.

Как-то меня пригласили на юбилей православной киностудии. Это было в Большом зале Дома кино. Там на сцене священники выступали, детский хор пел духовные песнопения. А параллельно в Белом зале шел вечер памяти Михаила Ромма, который публично не позиционировал себя как человека верующего, в советское время живя. И я вам скажу, что любви было больше именно в этом зале. А там, где праздновали юбилей киностудии, атмосфера напоминала партийное собрание на религиозную тему. Сейчас мало кто ходит в Дом кино, а чтобы почтить память Ромма, каждый выполз из своей норы. Потому что он в своей творческой жизни руководствовался, сознательно или бессознательно, любовью. И такой свет был в этом зале, такой духовный подъем, хотя о Боге впрямую не говорили.

    

- Но есть ведь еще расхожее утверждение, что актерство по-своему уродует душу человека, заставляя постоянно уходить от себя, говорить чужие слова, носить чужую одежду.

- Понять, кто ты есть, - это одна из сложнейших задач, независимо от профессии. Любой человек, ищущий смысл жизни, задумывающийся о том, зачем он на свет родился, как мир устроен, себя познать до конца не может. Вероятно, это и невозможно. Но стремиться к этому надо.

Актерство же многообразно. И если выходить на сцену, чтобы гордыню свою потешить, желать славы без конца, то это, конечно, греховное занятие. Кстати, общественное признание, слава, назовите это как угодно, и дарование лицедейское - разные Божьи дары. Они иногда сочетаются в одном человеке, иногда - нет. Ведь бывают бездарные артисты, но очень прославленные. Или талантливейшие, но совершенно неизвестные. Стало быть, прямой взаимосвязи нет.

Я вот стал знаменитым в 17 лет. Но, понимаете, никакой моей заслуги в этом нет. Так Господь распорядился, а я просто честно выполнял свою работу перед камерой. Может быть, слава - это даже и крест, испытание. Другой всего себя источит, сожрет этим желанием славы. Но не дано ему это. Конечно, в основном-то корежит человека тщеславие. Я знаю очень многих актеров, личность которых именно искорежена этим тщеславием. Они несамостоятельны, такими людьми очень легко управлять. Льсти им, дергай за ниточки, и из них можно веревки вить. Я же отношусь спокойно и к комплиментам, и к критике. Считаю, что это часть ритуала данной профессии, не более того.

    

- В какой момент и почему только актерство перестало вас удовлетворять и вы решили разнообразить свою творческую деятельность режиссурой, сочинительством, педагогикой?

- Так как я рано прославился, то вроде получил все, о чем мечтал. И как-то подумал: ну и что? Что, вот в этом и есть смысл жизни? Я очень быстро ощутил некую относительность этого всего. И все время мучил меня вопрос: кто я такой на самом деле? Хотя бы в профессиональном смысле.

А писал я всегда. Еще в школе это выражалось в каких-то сочинениях, которые иногда даже учителя друг другу показывали. Это были, как правило, иронические литературные попытки. Потом мы вместе что-то писали с Никитой Михалковым, он меня даже заставлял, стимулировал. И счастье подлинное я, пожалуй, больше всего испытываю именно от литературы. Потому что там ты ни с кем не связан - ты и белый лист бумаги.

Но я долго думал: кто же я - артист, режиссер, писатель? А разобрался в этом, только когда уже стал верующим человеком. Я согласен с Серафимом Саровским, что смысл жизни - в стяжании Духа Святого. А когда еще я этого не знал, то у себя в дневнике записал: смысл жизни человека - в трансформации. Актер ведь тоже трансформируется. Вопрос - во что? Можно скатиться вниз, а можно подняться ввысь, образно говоря. Поэтому, когда я понял, что смысл жизни в ней самой, мне стало спокойнее.

Был период, когда мой близкий родственник тяжело болел, а я за ним ухаживал. И вдруг в момент этого, в общем, тяжелого испытания и для меня, и для моих близких я поймал себя на мысли, что счастлив, вот этим занимаясь, что мне ничего не нужно более. У меня есть конкретная задача - я должен поехать в больницу, что-то привезти. Было какое-то гармоничное состояние. Не нужно спектакль выпускать, на съемочную площадку выходить. Счастье-то - в ощущении гармонии, понимаете? Да, оно может прийти и через художественное творчество. И даже думаю, что я счастлив еще и тем, что мне художественное творчество дано было во спасение. Еще тогда, когда у меня не было религиозного сознания. Это для меня был путь к этому сознанию.

    

- То есть вы не ставите перед собой конкретных целей: в этом году я поставлю спектакль, в следующем займусь педагогикой?

- Нет, у меня все совершенно по-другому складывается. Хотя склонность к режиссуре у меня была. Мой режиссерский дебют - спектакль "Карнавал" по пьесе Леонида Зорина. Именно Зорин меня сподобил на это. Я был на съемках в Ялте, шел по набережной, встретил Леонида Генриховича, он пригласил меня в гости. Я пришел, а он мне сказал: у меня есть пьеса, и я вижу, что никто, кроме вас, в ней главного героя сыграть не сможет. Я спрашиваю: "А кто это будет ставить?" Он отвечает: "А вы сами и поставьте, Женечка, ведь все равно от этого не уйдете, насколько я вас знаю и чувствую". И он сам обо всем договорился у нас в театре, я даже никаких усилий не предпринимал для организации этого дебюта.

То же и с педагогикой. Я случайно встретил тогдашнего ректора Щукинского училища Владимира Этуша, он мне предложил этим заняться. Так что я очень внимательно отношусь к подобного рода случайностям. Якобы случайностям. К каким-то вызовам, которые мне предлагает судьба.

    

- Неожиданным?

- Да, но в этой неожиданности есть закономерность. Очень часто я даже не хочу субъективно в тот момент этим заниматься. Но всегда осознаю: значит, для чего-то это нужно. Не мне лично, но для чего-то нужно.

Я вот всего полгода работал в Театре имени Ленинского комсомола с Анатолием Эфросом. Но, пожалуй, идеальное ощущение театра у меня осталось именно от того времени. А в Театре имени Моссовета, куда я потом пришел, мне было далеко не столь комфортно. И как-то я пожаловался одному человеку, занимающемуся духовной практикой: почему я должен в этом театре работать, зачем мне это нужно? А он мне резонно ответил: а почему вы думаете, что это вам нужно? Может быть, просто так нужно? Понимаете?

    

- Понимаю, что это очень хорошо, когда найдется кто-то, способный помочь в твоих сомнениях и метаниях.

- А ведь это и есть тот момент, когда Бог с нами говорит через кого-то или что-то. Можно фразу какую-то услышать по радио. Ты можешь в троллейбусе ехать, где кто-то кому-то что-то сказал, и вдруг эта фраза тебе в совершенно другом контексте попадает в душу. Вот так Господь с нами и говорит. Я совершенно уверен, что никаких случайных встреч не бывает. Когда люди, живущие в одно время, встречаются, то их души, как камни драгоценные, шлифуются друг о друга. Идет какая-то общая гигантская духовная работа, которая от нас требует только смирения и терпения. И определенной духовной ответственности, а не выгоды в ее буквальном, земном понимании.

    

- Очень многие, подходя к юбилейной дате, начинают испытывать беспокойство, а то и недовольство собой и обстоятельствами: что-то не успели, что-то не сложилось. У вас есть подобные ощущения?

- Нет, чего Бога-то гневить? Можно быть недовольным собой, но не обстоятельствами. Известная ведь истина: не можешь изменить обстоятельства, измени свое отношение к ним.

    

- Даже если они крайне тяжелы?

- Да, конечно. А как же иначе? А как люди в лагерях ни за что сидели? Кстати, неверующие, как правило, там гибли, потому что их сознание постоянно находилось в конфликте с обстоятельствами. Они себя этим конфликтом убивали, помимо внешних чудовищных условий. А люди религиозные спасались своей верой, понимая, что это испытание им дается ради чего-то. И даже своих гонителей они порой обращали в веру, тому много свидетельств, и получали вдруг поддержку совершенно неожиданную от палачей своих.

Поэтому надо жить в мире с самим собой и другими. И стараться, если возникают какие-то настроения черные или конфликты, а они неизбежны, трансформировать их в мирный процесс. Художник часто в себя вбирает боль чужую через произведение, пропускает ее сквозь себя и выдает нам свет. Это целительный процесс. Вообще любой большой художник - целитель.

    

- Вот говоришь с вами и понимаешь, насколько вы несовременный человек.

- Это в каком смысле?

    

- В смысле отношения к художнику, произведению, целительству этому. Сейчас очень многие спектакли или фильмы не свет после себя оставляют, а желание утопиться, чтобы в этой мерзости не жить. Вы, наверное, этого просто не видите?

- Почему же? Я по должности смотрю. Вот я был на спектакле Нины Чусовой "Мамапапасынсобака" в Современнике. Мне он очень понравился, и я даже добивался, чтобы она за него премию СТД получила. А потом она ставит у нас "Ревизора" - это вообще за гранью добра и зла и вне культурного процесса. Я был потрясен, как один и тот же человек может столь разные вещи сотворить. Это же чудовищно, и сейчас много такого. Идет некий "авангард", что ли, для меня означающий потерю целостного восприятия мира.

    

- А по-моему, здесь еще большая доля дилетантизма.

- Нет, эти люди вполне профессиональны, к сожалению, этим они и страшны. Если бы они были просто дилетантами, ну и бог бы с ними. Они очень невежественны и думают, что до них ничего не существовало. И потом, они ведь ничем иным и выделиться-то не могут, кроме своих проверенных приемов. Они не способны удивить внутренним глубоким постижением произведения, без внешнего эпатажа. Им это не дано, они даже не понимают, что такое возможно. Это касается и режиссеров, и актеров, и драматургов. Поэтому надо все с ног на голову поставить или везде увидеть нетрадиционные сексуальные отношения. Вообще, как авангард - так все ниже пупка. Возникает ощущение грязи, какой-то банной жижи. И так они друг другу сами нравятся, такой восторг испытывают. Но что делать? И это пройдет.

    

- Думаете?

- А как же? Гармония, вера, свет все победят. Но я никого не виню. Все мы проходим через испытания, все можем ошибаться.

ПОД ЗАНАВЕС

• ЕВГЕНИЙ СТЕБЛОВ: "Творчество - лишь инструмент для самопознания"
• Загляните в Книгу судеб
  Гороскоп с 8 по 14 декабря
• Человек родился